The Cold War: A New History - Джон Льюис Гэддис

к Кубе, можно сказать, эмоционально и так далее, потому что он был человеком политических убеждений". Но и Ленин, и Сталин, конечно, редко позволяли своим эмоциям определять революционные приоритеты. Хрущев обладал гораздо большей способностью к разрушению, чем они, но вел себя гораздо менее ответственно. Он был похож на капризного ребенка, играющего с заряженным пистолетом.

Однако, как это иногда бывает с детьми, он получил кое-что из того, что хотел. Несмотря на то, что американцы по-прежнему имели подавляющее преимущество в ядерных боеголовках и средствах доставки - в зависимости от того, как считать, Соединенные Штаты имели в восемь-семнадцать раз больше ядерного оружия, чем Советский Союз - перспектива поражения американских целей даже одной или двумя советскими ракетами была достаточной, чтобы убедить Кеннеди публично пообещать, что в обмен на согласие Хрущева вывезти оружие с Кубы он больше не будет предпринимать попыток вторжения на остров. Кеннеди также тайно пообещал демонтировать американские ракеты средней дальности в Турции, которые Хрущев надеялся сделать видимой частью сделки. И еще долго после того, как Кеннеди, Хрущев и даже сам Советский Союз ушли со сцены, Фидель Кастро, для защиты которого были направлены ракеты, был жив, здоров и находился у власти в Гаване.

Но в более широком смысле Кубинский ракетный кризис выполнил ту же функцию, что и ослепленные и опаленные птицы для американских и советских наблюдателей первых испытаний термоядерной бомбы десятилетием ранее. Он убедил всех, кто в нем участвовал, за исключением, пожалуй, Кастро, который даже спустя годы утверждал, что готов погибнуть в ядерном огне66 , что оружие, которым располагала каждая из сторон, что оружие, созданное каждой из сторон в ходе "холодной войны", представляло большую угрозу для обеих сторон, чем США и Советский Союз друг для друга. Эта невероятная череда событий, которая сегодня повсеместно рассматривается как наиболее близкая к третьей мировой войне во второй половине XX века, дала возможность заглянуть в будущее, которого никто не хотел: конфликт, выходящий за рамки сдержанности, разума и вероятности выживания.

 

XI.

Администрация Кеннеди ни в коем случае не ожидала такого исхода: более того, она вступила в должность в 1961 г. с решимостью рационализировать ведение ядерной войны. Потрясенный тем, что единственный план войны, оставленный Эйзенхауэром, требовал одновременного применения более 3 тыс. единиц ядерного оружия против всех коммунистических стран, Кеннеди поручил своим стратегам расширить возможности. Эта задача была возложена на министра обороны Роберта С. Макнамару, который настаивал на том, что можно не только разработать спектр возможностей ведения ядерной войны, но и добиться от русских согласия на то, какими должны быть правила ведения таких боевых действий. Основная идея, которую он предложил летом 1962 г., заключалась в том, чтобы вести ядерную войну "примерно так же, как в прошлом рассматривались обычные военные операции". Целью будет "уничтожение вооруженных сил противника, а не его гражданского населения".

Однако с этой стратегией были связаны определенные проблемы. Во-первых, в ходе ведения войн уже давно стерлись различия между комбатантами и некомбатантами. Во Второй мировой войне погибло не меньше гражданских лиц, чем военнослужащих, а в ядерной войне ситуация была бы гораздо хуже. По оценкам специалистов по планированию Макнамары, в таком конфликте погибнет 10 млн. американцев, даже если объектами нападения будут только военные силы и объекты, а не гражданское население. Во-вторых, не было никакой уверенности в том, что такое точное прицеливание будет возможным. Большинство бомб, сброшенных во время Второй мировой войны, не достигли цели, а системы наведения ракет, особенно советских, были еще примитивны. Кроме того, большинство военных объектов в США, а также в Советском Союзе и Европе располагались в городах и рядом с ними, а не в стороне от них. Наконец, доктрина Макнамары "без городов" сработает только в том случае, если русские будут следовать "правилам" и сами не будут наносить удары по городам. Но для этого необходимо, чтобы Хрущев думал так же, как Макнамара, а это крайне маловероятно.

Кубинский ракетный кризис подтвердил, насколько сложной будет эта задача: один из уроков, который он преподнес, заключался в том, что русские и американцы не мыслили одинаково при его подготовке. То, что казалось "рациональным" поведением в Москве, оказалось опасно "иррациональным" поведением в Вашингтоне, и наоборот. Если общая рациональность может быть столь труднодостижимой в мирное время, то каковы перспективы ее достижения в хаосе ядерной войны? Сам Макнамара вспоминает, что, наблюдая за заходом солнца в самый критический день кризиса, он задавался вопросом, выживет ли он, чтобы увидеть это снова.Он выжил, но его убежденность в том, что ядерная война может быть ограниченной, контролируемой и рациональной, не угасла.

От развязывания войны осенью 1962 г. обе стороны удерживала иррациональность, а именно - абсолютный террор. Именно это предвидел Черчилль, когда увидел надежду в "равенстве уничтожения". Именно это понимал Эйзенхауэр, когда исключил ведение ограниченных ядерных войн: его стратегия не оставляла иного выбора, кроме гарантии полного уничтожения, исходя из того, что именно это, а не попытки организовать уровни уничтожения в ходе войны, позволит предотвратить возникновение любой войны вообще.

Макнамара, что характерно, трансформировал эту опору на иррациональность в новый вид рациональности после Кубинского ракетного кризиса. Теперь он отказался от своей прежней идеи нанесения ударов только по военным объектам: вместо этого каждая сторона должна нанести удары по городам другой стороны с целью нанесения максимального количества жертв. Новая стратегия стала известна под названием "Взаимное гарантированное уничтожение" - ее аббревиатура, с нечестивой уместностью, стала MAD. Предполагалось, что если никто не может быть уверен в том, что выживет в ядерной войне, то ее и не будет. Однако это было всего лишь повторением того, к чему Эйзенхауэр пришел уже давно: появление термоядерного оружия означало, что война больше не может быть инструментом государственного управления, а для выживания государств необходимо, чтобы войны не было вообще.

После 1962 г. участились случаи ядерной тревоги и даже предупреждений, но больше не было ядерных кризисов, которые доминировали в отношениях сверхдержав с конца 1940-х гг. Вместо этого стал появляться ряд советско-американских соглашений, сначала негласных, а затем и явных, признающих опасность, которую представляет ядерное оружие как для капиталистического, так и для коммунистического мира. Они включали в себя неписаное соглашение о том, что обе стороны будут терпимо относиться к спутниковой разведке, что подтвердило еще одну мысль Эйзенхауэра: научившись жить в условиях прозрачности - "открытого неба" - США и Советский Союз смогут свести к минимуму возможность внезапного нападения.

Кроме того, пришло осознание того, что настало время если не