Игра в убийство - Найо Марш

— Сэр Хьюберт, — продолжал Аллейн, дождавшись, пока русский смолкнет, — пожалуйста, возвращайтесь с мистером Уайлдом в дом. Можете кратко объяснить остальным, что произошло.

— Что вы собираетесь делать?

— Мы будем некоторое время отсутствовать. Я попрошу мисс Анджелу отвезти нас в здешний полицейский участок. Доктор Токарев…

— Я невиновен! Спросите крестьянина Василия, дворецкого! Он знает — в тот вечер… я должен рассказать вам!

— Должен предупредить вас, — вмешался Аллейн, и Найджел увидел, как он метнул враждебный взгляд на Уайлда, — все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Впоследствии, если пожелаете, вы сможете сделать официальное заявление. А теперь, сэр Хьюберт, и вы тоже, мистер Уайлд, идите, пожалуйста, в дом. Я с вами свяжусь позднее.

— Законники! — прорычал Токарев им вслед. — Адвокаты! Судьи! Юристы! Как вы их называете? Я их просто побью!

— Ну конечно, побьете. И скажите спасибо этому юноше, — сказал Аллейн, когда остальные ушли. — Пошли, Басгейт, в гараж. И, доктор Токарев, чтоб я больше не слышал «Смерти Бориса»!

Он решительно вывел их к подъездной дороге, где они нашли Анджелу в тихо урчащем «бентли».

— Молодчина! — мягко сказал Аллейн. — Доктор Токарев едет с нами, как видите. Садитесь, доктор. Басгейт, вы спереди. В местную тюрьму, мисс, пожалуйста.

— Силен! — прошептала Анджела, когда «бентли» рванулся с места.

— Действительно силен! — согласился Найджел. — Токарев арестован.

— За убийство?

— За что же еще?

— Но… он все время пел «Смерть Бориса»!

— Видимо, не все.

— Ну, вот и приехали, — очень скоро объявила Анджела, затормозив у дверей тюрьмы.

— Подождите нас, — попросил Аллейн. — Пойдемте, доктор Токарев.

Сержант полиции пригласил их в ярко освещенную, чисто вымытую комнату. Высокий офицер в голубой униформе тепло приветствовал посетителей.

— Инспектор Фишер — мистер Басгейт, — походя представил Аллейн. — А это доктор Токарев. Я хочу предъявить ему обвинение в…

Токарев, до сих пор молчавший, встрепенулся:

— Я невиновен в убийстве!

— А кто говорит, что вы в нем виновны? — устало ответил Аллейн. — Обвинение будет в заговоре и подрывной деятельности, если это правильная формулировка. Я вечно в них путаюсь, правда, Фишер? Этот человек обвиняется в соучастии в деятельности русского общества, имеющего штаб-квартиру на улице Литтл Рэкуит, 101, в Сохо. Он обвиняется в публикации и распространении некоторых памфлетов, содержащих подстрекательства к измене и подрывной деятельности и… черт возьми, в любом случае это — обвинение!

— Точно, — сказал инспектор Фишер, подходя к столу и надевая очки. — Давайте займемся делом.

Между двумя полицейскими состоялась краткая беседа, прерываемая скрипом пера тюремщика. Вошел сержант и бодро произнес:

— А теперь, доктор, извольте пройти в следующую дверь.

— Я хочу писать, делать заявление! — неожиданно сказал доктор Токарев.

— У вас будет такая возможность, — успокоил его Аллейн. — Ну и кашу вы заварили, уму непостижимо!

— Это все кинжал, — проникновенно сказал доктор Токарев. — Предательство кинжала означало для меня мое собственное предательство. Все несчастья пошли от поляка Красинского, который отдал кинжал мистеру Рэнкину.

— Красинский мертв, — заметил Аллейн, — а ваши письма были у него в кармане. Кто его убил?

— Откуда мне знать? В братстве никто ничего не знает. Я хочу написать нашему послу.

— Это ваше право. Он наверняка будет в восторге. Мы вас покидаем, Фишер. Я позвоню около часа. Доброй ночи.

— Доброй ночи, — смущенно попрощался Найджел и последовал за инспектором к машине.

В этой ночной поездке Анджела не уронила своей репутации адского водителя. Аллейн, дав ей адрес места назначения, отказался разговаривать и крепко заснул на заднем сиденье. Найджел поглядывал на тонкий профиль девушки и думал о своем.

— Как вы думаете, Аллейн верит, что доктор Токарев — убийца? — спросила она.

— Ничего не могу сказать, — ответил Найджел. — Насколько я могу судить, Токарев, возможно, также Василий, ваш дворецкий, и поляк Красинский, с которым Чарлз встретился в Швейцарии, были членами одной большой шайки. Красинский, Бог знает для чего, подарил Чарлзу Рэнкину кинжал. Судя по тому, что говорили сэр Хьюберт, Артур Уайлд и Токарев, этот кинжал был символическим оружием братства, и расставание с ним означало роковую потерю доверия. Поэтому в субботу вечером кто-то зарезал Красинского в Сохо…

— А в воскресенье вечером кто-то заколол Чарлза Рэнкина во Фрэнтоке, — шепотом закончила Анджела. — Вы верите, что Токарев мог стремглав вылететь из своей комнаты, метнуть нож с лестничной площадки, примчаться обратно и как ни в чем не бывало продолжать «Смерть Бориса»?

— Вряд ли. А кто выключил свет? — возразил Найджел.

— А что имеет в виду мистер Аллейн, говоря, что Чарлз сам ударил в гонг? — безнадежно закончила Анджела.

— Не представляю, но я рад, что он спит. Анджела, если я поцелую мех вашего воротника, вы не рассердитесь?

— У нас на спидометре шестьдесят, а сейчас прибавим до шестидесяти пяти.[10] Разве это время для флирта?

— Пусть я погибну, но рискну, — отважился Найджел.

— Но это вовсе не мех! — возмутилась Анджела.

— О дорогая!

— Который час? — раздался вдруг голос Аллейна с заднего сиденья.

— Мы прибудем через двадцать минут, — сказала Анджела и оказалась права.

В конце одного из забавных маленьких тупичков за Ковентри-стрит, в котором «бентли» казался размером с автобус, Аллейн вставил ключ в американский замок зеленой двери.

— Сейчас окажется, что вы знаете моего слугу, — бросил он через плечо.

И действительно, в маленьком холле они увидели знакомую фигуру пожилого человека, встревоженно наклонившегося вперед.

— Василий! — вскрикнула Анджела.

— Мисс Анджела, дитятко мое! — старик бросился целовать ей руки. — Душечка! — добавил он по-русски.

— О Василий! — мягко сказала Анджела. — Зачем вы это сделали? Почему вы убежали?

— Я очень боялся. Я ужасно боялся. Представьте себе, моя маленькая мисс, что они могли подумать? Я сказал себе: полиция все выяснит. Они будут допрашивать Фому Андреевича — доктора Токарева, — и он им, наверное, расскажет, что я давным-давно тоже состоял в братстве у себя на родине. Он повторит то, что я сказал: что мистер Рэнкин не должен владеть священным ножом братства. Английская полиция — она ведь все знает и, наверное, уже узнала, что я получал письма из лондонского братства. Напрасно я бы стал говорить, что больше не замешан в эти дела. Я уже был на подозрении. Вот почему я убежал до прихода полиции. В Лондоне меня арестовали, я сделал в Скотленд-Ярде заявление и все рассказал инспектору Аллейну, когда он пришел ко мне в воскресенье. Тогда меня отпустили, и я остался здесь. Это замечательно!

— Он вел себя, как старый осел, — сказал Аллейн. — Вы получили мою записку, Василий?

— Да, конечно. Обед уже ждет, и коктейль тоже.

— Тогда дайте мисс Анджеле возможность попудрить носик в комнате для гостей, а мы с мистером Басгейтом пока что стряхнем с себя дорожную пыль.

Найджел, выйдя из туалетной, застал Анджелу уже в комфортабельном кабинете инспектора.

— Интересно, — сказала она вполголоса, — инспекторы уголовного розыска всегда приглашают родственников и друзей жертвы отобедать у себя дома и при этом нанимают прислуживать исчезнувших дворецких, как только их освобождают из-под ареста?

— Может быть, это и есть признак Ярда, — ответил Найджел, — хотя, надо сказать, Аллейн совершенно не соответствует моему представлению о полицейской ищейке. Я думал, они живут уединенно в квартирах с линолеумом на полу, букетом ландышей на столе и фотографиями полицейских отрядов на стенах.

— И в шесть тридцать как следует закладывают за воротник. Тьфу, мы рассуждаем, как пара снобов, прямо противно.

— И все же, — добавил Найджел, — я думаю, что это особенная личность. Он, должно быть, состоятельный джентльмен, который занимается уголовным розыском для души.

— Сожалею, что заставил вас ждать, — сказал Аллейн, появляясь в дверях. — Попробуйте один из «ках-телей» Василия и пойдем обедать.

Василий, сияющий и важный, отворил раздвижные двери, и инспектор провел гостей в столовую. Обед оказался очень приятной церемонией. Когда Василий принес кофе, поставил перед инспектором графин и удалился, Аллейн посмотрел на часы.

— Мы можем минут пятнадцать побеседовать, — сказал он, — а потом я бы хотел, чтобы вы немножко поработали на меня. Наверное, надо сказать «я могу поговорить минут пятнадцать», если вам не надоест, чтобы обозреть историю этого случая. По опыту знаю, что очень полезно поговорить с кем-то не из уголовного розыска. Не надо надувать щеки, Басгейт. Я не жду, что вы разгадаете загадку, а просто хочу, чтобы вы оценили ход моих мыслей, согласны вы с ними или нет.