Рубеж - Анатолий Рыбин

— Досок много нужно. Где их возьмем?

— Нарежем из бревен, — сказал Шаповалов. — На железной дороге лесопилка есть. Я уже говорил с начальником. Разрешат. И мы все уже рассчитали, просмотрели каждое бревнышко.

«Знаю, — подумал Авдеев. — И про то, как полковник Жигарев засек вас на бревнах, тоже знаю».

— Жаль мне разочаровывать вас, Федор Борисович, но приходится. Уж очень размах у вас большой. Для сооружения такого домика целое строительное подразделение нужно. А чтобы самим... при такой усиленной боевой учебе... Нет, нет, это сейчас невозможно. Так что спрячьте пока ваши проекты... Вот с устройством чайной в городке дело реальное. Тут я обещаю вам полную поддержку. Заставим хозяйственников мебель изыскать, живопись подходящую.

— А есть мебель, — оживился приунывший было Шаповалов. — На хозскладе лежит. Ее для столовой привезли, а начальству не понравилось. Слишком модная. А для чайной в самый раз будет. И картины искать не надо. У меня во взводе художник есть — огонь-парень!

— Кто же, интересно!

— Ефрейтор Бахтин. Он такую картину нарисовал! Будете в Доме офицеров — посмотрите. Она в изостудии висит.

— Спасибо за информацию, — сказал Авдеев. — А теперь вот что, Федор Борисович. Есть новость: учения предстоят.

— Так об этом же все знают.

— Верно, знают. Но тут изменения произошли. Вместо обычных учений будут показательные. И сроки подготовки сокращены.

Шаповалов озабоченно сузил глаза:

— Это верно — новость, товарищ подполковник. Но вы не беспокойтесь, мой взвод не подкачает.

— Спасибо за валерьяновые капли, — сыронизировал Авдеев. — А все-таки скажите, как ваши люди — на трудности не жалуются?

— Готовимся, товарищ подполковник.

— Я знаю, что готовитесь. Но меня интересует ваша оценка этой готовности. Может, помехи какие есть?

— Прибавить бы времени на тактику не мешало.

Послышался сонный голос мальчика:

— Папа-а-а Федя-а-а! Папа-а-а Федя-а-а!

Авдеев испуганно прижал руку к губам:

— Разбудили парнишку?

— Да нет, спит он, — уверил Шаповалов. — Даже очень крепко. Это он во сне.

Авдеев тихо подошел к шторе, отгораживающей спальню, прислушался. Мальчонка еще что-то невнятно пробормотал, после чего до слуха Авдеева доносилось лишь чуть уловимое безмятежное посапывание.

— Ладно, — сказал он Шаповалову, — просьбу вашу о дополнительном времени на подготовку по тактике я учту. А вы, Федор Борисович, имейте в виду, вашему взводу придется действовать вместе с ракетчиками на очень ответственных участках. Танки будете на себя принимать. Укроетесь в противотанковых щелях, потом с тыла по танкам — гранатами. Во время войны так действовали наши солдаты.

— Понятно, товарищ подполковник. Только скажу прямо — маловато у нас опыта в этом деле.

— Что значит маловато? Разве тренировки с участием танков у вас не проводились?

— Проводились, но пока нервы кое у кого не выдерживают. Растерянность появляется. Да и начальство с опаской к таким тренировкам относится: как бы чего не вышло.

— Это плохо. — Авдеев нахмурился. — Осторожность, конечно, нужна. Но разве танкобоязнь без тренировок изживешь?

— В том-то и дело, что не изживешь, — согласился Шаповалов.

— Хорошо, учтем и это, — пообещал Авдеев. — А вам спасибо за откровенность.

Шаповалов вышел проводить Авдеева. Они спустились с крыльца на узкую, сжатую кустами акации тропинку. Луна стояла теперь высоко, и белесый ее свет, будто свежий снег, лежал на крышах домов, на деревьях и на дороге, уходящей в приречную пойму. Тишина, казалось, стала гуще, плотнее. Шаповалов вдруг замер, повернув голову в сторону леса. Настороженно приставил к уху ладонь.

— Слышите, товарищ подполковник? — спросил он с таинственным видом. — Лоси пришли!

— Какие лоси? Откуда? — непонимающе переспросил Авдеев.

— А храп, храп не слышите?

Вот теперь и до Авдеева донеслись прерывистые гортанные звуки. Казалось, в лесу собрались музыканты и настраивают свои инструменты.

— Интересно, откуда они пожаловали? — спросил Авдеев.

— Из предгорий. Там заповедник есть. Они часто здесь объявляются.

— Смотрите-ка — не боятся!

— Привыкли. А зимой они даже к солдатской столовой подходили. Сам видел, когда дежурным был по гарнизону.

На взгорке перед поймой будто из-под земли выросли сперва огромные разветвленные рога. Секунду-другую покрасовались не двигаясь. Потом появились сами лоси. Их было четыре. Одинаково стройные, с гордо вскинутыми головами, они словно не шли, а плыли в голубоватом лунном свете, чуть покачиваясь и не отставая друг от друга. Первый неожиданно ускорил шаги, за ним послушно заторопились другие, подобно альпинистам, находящимся в одной связке. И вот уже все четыре на полном плавном галопе устремились вдаль, отважно пересекая взгорок. Все дальше и дальше уходили лоси. Постепенно растворились в лунном свете их сильные, красиво вытянутые в беге спины и заломленные назад рога. Шаповалов и Авдеев не могли оторвать от них зачарованного взгляда.

Глава шестая

1

Мельников в сопровождении Жигарева и Авдеева осматривал местность, где должны были проходить учения. Легкий и верткий газик проворно перебегал с одной высоты на другую, и всякий раз Ерош останавливал его не на самой верхотуре, а где-нибудь в ближней ложбинке, за камнем-валуном или в зарослях чилиги. Довольный сообразительностью водителя, комдив одобрительно кивал:

— Правильно, Никола, маскировка прежде всего.

Докладывал об особенностях местности начальник штаба дивизии Жигарев. Всегда живой и собранный, на этот раз он заметно нервничал, голос его забивала непривычная хрипотца.

— Ну что же, товарищи, — сказал Мельников, когда газик выскочил на главную высоту, которой в предстоящих учениях отводилась едва ли не самая важная роль, — участок в самом деле выбран нелегкий. Перед нами и песчаные дюны, и переправа с крутыми берегами, да и позиция наступающей стороны, пожалуй, менее выгодная по сравнению с позицией обороняющихся.

— Вот это и беспокоит меня больше всего, товарищ генерал, — сказал Жигарев. — Мы же умышленно идем на риск. А его не должно быть на таком ответственном учении.

— Не должно, говорите? По-вашему, мы должны на учениях всякий риск исключить? — спросил Мельников.

— Я хочу, чтобы учения стали действительно показательными во всех отношениях, — упрямо повторил Жигарев. — И чтобы командиры наши наглядно могли увидеть все положительное, а затем перенять его...

— Да, но почему факт риска вы относите к отрицательным явлениям?

— Вы не так меня поняли, товарищ генерал, — смутился Жигарев. — Я против того, чтобы на показных учениях планировать неудачи.

— Как это — планировать? — переспросил Мельников.

— При таком рельефе местности наступающая сторона сразу же окажется в невыгодном положении, и даже применение ракетного оружия едва ли поправит дело, потому что обороняющиеся смогут великолепно маневрировать.

Мельников повернулся к Авдееву:

— Вы слышите, подполковник? Что скажете на это?

— Я считаю, что наступающая сторона должна стремиться свое невыгодное положение превратить в выгодное. В этом смысл тактического замысла. И тут разговор о неудаче мне кажется преждевременным. Нужно не допустить неудачи, товарищ генерал.

Мельников, слушая Авдеева, подумал, что Степной гарнизон попал, по-видимому, в достойные руки...

После осмотра местности Авдеев привез комдива и начальника штаба на свой танкодром, где взвод прапорщика Шаповалова, укрывшись в узких противотанковых щелях, готовился к отражению танковой атаки. Солдаты нервничали. Одни, вытянувшись, напряженно следили за приближением тяжело громыхающих гусеницами машин. Другие то выглядывали из щелей, то снова прятались, стараясь плотнее прижаться к земле. Шаповалов чуть приметно подавал красным флажком сигналы, требуя от солдат выдержки и тщательной маскировки.

Наблюдая за танковой атакой с вышки, Мельников вспомнил, как сам во время войны встречал вражеские танки в таких же вот земляных щелях. Но тогда у него не было ни гранатомета, ни ракет. Только противотанковые бутылки с горючей жидкостью. Их нужно было бросать непременно на жалюзи, метя поближе к баку с соляркой. Сам он умел это делать. Умели это делать и его товарищи. И все же сейчас Мельников невольно сжался, когда танки всей своей тяжестью нависли над щелями и гусеницы вывернули и разбросали по ковылю ошметья коричневого суглинка. Танки прошли, и наступившую тишину внезапно прорезала команда Шаповалова:

— Вылезай!

Но солдаты, словно не слыша команды, даже не пошевелились.

— Вставай! — повторил прапорщик и первым поднялся во весь рост.

Отряхивая землю и песок с головы и плеч, то в одном, то в другом месте стали подниматься солдаты. Они с опасливой настороженностью поглядывали туда, где только что исчезли танки, оставившие глубокие следы от тяжелых гусениц.