Ангелы на льду не выживают. Том 2 - Александра Маринина

– Жена Носуленко убита.

Сташис нервно дернул плечами и нажал на кнопку, поднимая стекло. Из-за шума он плохо слышал Ромку. Вернее, слышал хорошо, но не был уверен, что правильно. Что-то он такое странное сказал…

– Кто убит? – снова повторил он. – Прости, шумно было, я не расслышал.

– Галина Носуленко убита. Преступление раскрыто, виновный осужден.

– Когда?

– Семь месяцев назад, в октябре двенадцатого года. Раскрыли быстро, за несколько суток. В декабре уже суд состоялся.

– Резво, – хмыкнул Антон. – И кто ее?

– Приезжий из Таджикистана, рабочий-мигрант. С целью ограбления. Тоха, он ее застрелил.

– Как – застрелил? – удивился Антон. – Не может быть! Откуда у рабочего-мигранта из Таджикистана ствол? Это совершенно другой уровень! А если у него был ствол, то либо он не рабочий-мигрант на самом деле, либо у него был другой мотив. Где дело? В архиве какого суда? Где совершено преступление?

– В районе Рублевки. Галина Носуленко работала там в дорогом СПА-салоне массажисткой. Машины у нее не было, шла по краю лесного массива к электричке.

– Во как… А фигурное катание? Тренерская работа? Сияющий лед и благодарные ученики-чемпионы? Может, это другая какая-то Носуленко?

– Имя и год рождения совпадают. Но я сейчас еще раз перепроверю.

Опять Рублевка… Очередное совпадение? Впрочем, Ефимова была убита вовсе не там, где строила дом. Ее нашли в ее же машине, припаркованной неподалеку от салона красоты, куда Инна Викторовна регулярно наведывалась к косметологу, в солярий и еще на какие-то процедуры. СПА-салон… Салон красоты… Рублевка… Черт, неужели это точка зарождения новой версии? Но как, как могут быть связаны эти преступления? Тренер по фигурному катанию, бизнесмен, чиновница из Госдумы, массажистка из СПА-салона… Понятно, что всех их объединяет фигурное катание, к которому каждый из них так или иначе имеет касательство. Но Ефимова и Носуленко объединяются как-то уж очень… Явно, что ли. Похоже, они из этой цепочки должны быть исключены. В одной группе остаются Болтенков и Ганджумян, в другой – дамы. И способы совершения преступлений разные. Три огнестрела и одно ножевое ранение. По этому признаку надо исключать Ефимову. Блин, ничего не сходится!

Но ехать к операм, обслуживающим район Рублевки, не хотелось. С убийством Ефимовой их уже так достали вопросами! А потом еще Антон вылез с этим пожаром… Ничего они ему не скажут просто так. Надо искать обходные пути.

Дзюба все еще дозванивался кому-то, и улучив удобный момент на очередном перекрестке, Антон достал телефон. А вдруг Каменская поможет?

– На Рублевке? – переспросила она. – Да, есть знакомые. Если удастся отловить их по телефону, то постараюсь узнать.

– Там опера на меня зуб имеют, – стал оправдываться Антон, – так что мое имя лучше не называть вообще. Я им надоел хуже горькой редьки.

– А кто говорит про оперов? – усмехнулась Анастасия Павловна. – У меня с операми как-то дружбы не получилось в свое время. Я все больше по следователям специализировалась.

От магазина, где Антон собирался покупать джинсы дочке, как раз отъехала машина, и Сташису удалось припарковаться в удобном месте, прямо возле входа.

– Посиди, – бросил он Дзюбе. – Я недолго.

Но Ромка тоже стал вылезать из салона.

– Пойду пожрать куплю, – пояснил он.

– Тоже дело, – согласился Антон.

Таких джинсов, какие он себе намечтал в качестве подарка Василисе, к сожалению, не оказалось. Он хотел потертые голубые, но джинсы нужного размера и потертые имелись только синие, серые и черные. Голубые же нашлись, но на два размера больше, чем нужно. Антон расстроился было, но потом догадался позвонить дочери. Это ведь он хотел голубые. А вдруг Ваське нравится какой-нибудь другой цвет?

– Пап, голубые – это отстой, – авторитетно заявила десятилетняя девочка. – Лучше серые. И чтоб не просто потертые, но и рваные.

Сташис с облегчением вздохнул: именно серые джинсы и были рваными, все остальные модели имели всего лишь потертости. Расплатившись, он почти бегом помчался к машине. Дзюба стоял, привалившись к капоту и подставив лицо солнцу. Пакет со съестным стоял у его ног, прямо на асфальте.

– Куда теперь? – спросил Роман, лениво открывая зажмуренные от яркого солнечного света глаза.

А в самом деле, куда теперь? Адрес Галины Носуленко есть, но какой смысл ехать туда, где жила убитая женщина? Вернее, смысл был бы, если точно знать, что в квартире остался кто-то из ее близких, кто хорошо знал жизнь Галины и может рассказать что-то важное. А такой информации у них пока нет. Впрочем, возможно, Ромка что-то знает и молчит. Он в последнее время стал скрытным. Про свидетеля, который описал одежду арестованного Ламзина, сказал только сейчас. А следователю, похоже, вообще не говорил об этом. Ну, следователь – ладно, можно понять, ему такая информация не понравится. Но Антону-то почему не сказал? Похоже, Ромка просто перестал делиться с ним информацией, видя, что Сташису не до работы. Плохо. Это все очень плохо.

– С кем проживала Носуленко? – спросил Антон.

– Сначала с мужем, потом, после его смерти, одна. Может, был какой-то сожитель, но по регистрации он не проходил.

– Квартира приватизированная? Кому она отошла после смерти Галины?

– Понятия не имею.

– Но там кто-нибудь живет?

– Тоха, я не знаю. Я не гений сыска. Это надо участкового местного искать и у него спрашивать.

– Ну и поехали, – раздраженно ответил Антон.

И тут же услышал себя со стороны. Снова стало стыдно. Он попытался понять, нужно ли извиняться перед Ромкой, но позвонила Каменская.

– В адрес Носуленко мы не едем, – задумчиво сообщил он Дзюбе. – Мы едем на Рублевку, в салон, где она работала.

Оружие, из которого была застрелена Галина, так и не нашли. Но из экспертизы пули, извлеченной из трупа, и найденной на месте преступления гильзы можно было сделать вывод о том, что стреляли из переделанного травматика. Задержанный по подозрению в убийстве рабочий-мигрант, плохо владевший русским языком, признался, что совершил преступление в состоянии сильного алкогольного опьянения, испугался содеянного и пистолет выбросил. Куда – не помнит. В какой-то водоем, но ни названия местности, ни названия самого водоема… «Доехал до Москвы, вышел на Белорусском вокзале, пересел и часа полтора ехал на другой электричке в сторону области» – вот и все, что удалось из него выжать. Даже направление, в котором двигалась эта другая электричка, указать не смог. Впрочем, чего удивляться, когда человек сильно пьян… Тут даже на условные часа полтора нельзя ориентироваться: это может оказаться и сорок минут, и все три часа.

Разумеется, ни одной фамилии свидетелей из уголовного дела следователь, с которым говорила Каменская, не помнил. Но помнил, что в качестве близкой подруги потерпевшей фигурировала владелица того самого салона, где работала Галина Носуленко. Вот с ней Антон и хотел встретиться.

* * *

На этот раз адвокат Кирган шел к следователю Баглаеву с твердым намерением добиться удовлетворения своего ходатайства о допросе нового свидетеля. Отказ, полученный в прошлый раз, был ожидаемым и, честно говоря, вполне справедливым. Но сегодня ситуация иная, и Виталий Николаевич сдаваться не собирался.

– Возможно, нам с вами придется ждать, – говорил он семенящему рядом невысокому толстяку-пенсионеру – найденному Ромкой Дзюбой свидетелю, проживающему на третьем этаже в том же подъезде, что и Валерий Ламзин. – И возможно, долго. Самое печальное, что наше ожидание может оказаться безрезультатным и следователь откажется вас допрашивать. Так что время будет потрачено напрасно. Но я постараюсь сделать все возможное, чтобы этого не случилось. Я очень надеюсь, что вы меня не подведете и не станете говорить, что вам пора ехать или что вы устали. Вы же понимаете, что речь идет о судьбе человека, которого обвиняют в тяжком преступлении, причем обвиняют незаслуженно.

– Конечно-конечно, я все понимаю, – торопливо кивал свидетель, стараясь не отставать от быстро идущего длинноногого адвоката. – Время у меня есть, я готов ждать, сколько нужно, что же это такое делается – невинного в тюрьму сажают, а уж Валерий-то Петрович вообще святой человек, сколько пацанов-бездельников к делу приладил, чтоб не болтались без толку по улицам…

Сегодня дежурный на входе проявил недюжинную бдительность, долго изучал удостоверение адвоката и паспорт свидетеля, потом буркнул:

– Звоните следователю, пусть даст разрешение.

Кирган добросовестно позвонил, ожидая услышать остающиеся без ответа длинные гудки.

Но Баглаев ответил:

– У меня сейчас очная ставка. Я освобожусь не раньше чем через час.

– Я подожду, – тут же откликнулся Виталий Николаевич. – Вместе со свидетелем.

– Передайте трубку дежурному. – По голосу следователя можно было представить, до какой степени он недоволен.