Эффект энтропии - Вонда Макинтайр

Ни одно правительство, даже на грани поражения в войне не решалось на производство этого оружия, одинаково опасного и для тех, кого поражают им, и для тех, кто поражает. А по своей структуре оно было настолько простым, что любой полуграмотный идиот мог производить его в любой подпольной лаборатории. И оно производилось во времена вспышек терроризма, которых не избежала и Федерация. «Паутина» была преимущественно и исключительно оружием только террористов. Она поражала наверняка, вызывая медленную мучительную смерть.

«А какая смерть приятная? – подумал Маккой. – Смерть от фазера, требующая большей меткости от стреляющего? Смерть есть смерть, мгновенно ли ты прекратишь свое существование или медленно, с болезненными мучениями, растворишься ли в химическом растворе или превратишься в космическую пыль – в любом случае современная медицина беспомощна перед ней».

Но «паутина» оставляет после себя след. Ее нити, как бы смотанные в тугой клубок, мирно спят в заряде, лишенные пищи для своей отвратительной жизни. А попав в живое тело, мгновенно оживают, внедряются в нервные окончания и растут. Быстрее всего по оси спинного мозга. Достигнув головного мозга и поразив все его клетки, нити в поисках выхода устремляется по каналам глазных нервов непосредственно к глазам, поражают сетчатку и отмирают, выступая вокруг белка и радужной оболочки серебристо-серой сыпью. Сыпь затвердевает, не позволяя векам закрыться.

Кирк смотрел вверх чужими, серебристо-серыми, мертвыми глазами.

* * *

Маккой вернулся к себе в каюту, наполнил свой бокал, сдобрив виски солидной порцией слез, и опустился в кресло. Пить не хотелось, утирать бегущие по лицу слезы – тоже. Он сжимал бокал, как будто надеялся, что легкая прохлада хрупкого сосуда утешит его в безысходном, немом гор'е.

– Доктор Маккой…

Маккой вздрогнул от неожиданности, бурбон выплеснулся из бокала, обдав холодком его руки. Не раздумывая, он выпил остаток, со стуком поставил бокал на стол.

– Что вам угодно, мистер Спок?

Спок требовательно смотрел на него:

– Я думаю, вы понимаете, зачем я пришел?

– Нет, не понимаю. Объяснитесь.

Ничего не сказав, Спок вышел из каюты и, скрестив руки, встал перед блоком экранов. Немного помедлив, доктор нехотя поднялся и подошел к нему.

– Доктор Маккой, капитан Кирк мертв.

– Машины этого не говорят, – с сарказмом ответил Маккой и неожиданно вспомнил, как однажды Кирк со смехом спросил его: «Дружище, с каких-таких пор ты стал доверять машинам?»

– Только об этом и говорят все ваши машины.

Маккой тяжело опустил плечи, попытался что то объяснить:

– Спок, жизнь – это нечто большее электрического сигнала. Может быть, нам как-нибудь…

– Его мозг мертв, доктор Маккой.

Доктор поежился от этих жестких и жестоких слов, хоть и сознавал, что в них сосредоточена вся правда о Джиме. Его затуманенный алкоголем мозг протестовал против такой правды, утверждая, что пока доктор верит в возможность выздоровления Кирка, эта возможность существует.

– Я держал связь с его разумом до самой его смерти. Доктор, я слышал, как он умирал. Вы знаете, как распространяется «паутина»? Ее усики обвиваются вокруг нервных волокон. Затем они…

– Я изучал военную медицину, Спок. Даже больше, чем вы, дольше, чем вы.

– Головной мозг капитана разрушен. На выздоровление нет никакой надежды.

– Спок…

– Оставшееся тело – это всего лишь оболочка. В нем не больше жизни, чем в лишенном энергии клоне, ждущем своего хозяина, чтобы тот разрезал его на составные части.

Маккой бросился к нему с поднятыми кулаками:

– Да будьте вы прокляты, Спок! Будьте прокляты!..

Спок легко перехватил его правую руку, не очень резко завернул ее за спину и сам оказался за спиной доктора. Тот попытался дотянуться до него левой, но услышал:

– Доктор Маккой, вы же знаете, что я прав.

Маккой сокрушенно сгорбился.

– Вы не можете держать его дольше. Вы сделали все возможное и невозможное, чтобы спасти его. И не ваша вина, что он был обречен с момента ранения. Эта неудача не уронит вашей чести, если вы не будете разыгрывать эту уродливую пародию на жизнь. Дайте ему спокойно уйти!.. Я прошу вас… Дайте ему уйти!

Вулканец говорил с пронзительной убежденностью. Маккой взглянул на него через плечо, и Спок разжал свои руки, сделал шаг в сторону, чтобы скрыть свою собственную печаль и собственное отчаяние, которые могли скрутить и его, как они скрутили Маккоя.

– Да, мистер Спок, вы правы, – сказал доктор. – Вы правы.

Подойдя к панели управления системой жизнеобеспечения, он отключил систему герметизации и открыл дверь в карантинную камеру. Воздух с шумом ворвался в это помещение с пониженным давлением, за воздухом в камеру вошел Маккой, а за ним и Спок, Последний раз доктор проследил глазами за ЭКГ, но ничего нового для себя не увидел – все та же ровная горизонтальная линия бежала по экрану без малейшего отклонения вверх или вниз. На всех других экранах был тот же безрадостный вид.

Маккой подошел к тому, что было когда-то Джимом, откинул прядь волос с его лба, с трудом взглянул в его серые глаза и приступил к работе.

Началась она с того, что доктор заставил свой разум развеять туман алкоголя, и руки его приобрели четкие уверенные движения. Он вытащил одну за другой иглы из руки Джима, и мнимая гармония химических анализов распалась на ряд неприглядных картин: содержание кислорода в крови резко упало, зато выросло содержание углекислоты и совсем исчезли данные о каком-либо обмене веществ.

Оставив сердце Кирка без искусственных стимуляторов, Маккой, стиснув зубы, отключил и респиратор. Но сердце Джима продолжало биться, потому что сердце продолжает биться даже вырезанное из грудной клетки. Мышца сердца будет сокращаться до тех пор, пока отдельные его клетки, одна за другой, не выйдут из синхронного ряда, и тогда начнется свертывание крови и смерть всех клеток.

Но дыхательный рефлекс требует нервного импульса. А когда Маккой отключил респиратор, тело Джима и, не пыталось вдохнуть. После последнего, полупринудительного, выдоха не последовало никакой борьбы за жизнь, и это больше, чем свидетельства машины, убеждения Спока и его собственная неуверенность, убедило Маккоя в том, что каждая клеточка тела Кирка мертва…

Все жизненные показания застыли на нуле, наступила оглушающая тишина. Доктор накрыл лицо Кирка простыней – закрыл его мертвые глаза. И тут же прикрыл рукой свои, сдерживая слезы, но не сдержав громких рыданий:

– О боже, Спок, как это могло произойти? – и пошатнувшись, начал проваливаться в благодатную темноту, угасающим сознанием укоряя себя за то, что слишком много выпил.

Спок подхватил его на руки, легко поднял и почувствовал такую остроту переживаний доктора, что вынужден был призвать все свои внутренние ресурсы, чтобы отгородить себя от боли утраты, от чувства стыда за бессилие и от раскаяния за только что содеянное. Но отгородившись от внутренней сумятицы Маккоя, Спок не смог подавить свое собственное чувство стыда и заглушал его неотложными действиями.

Он занес Маккоя в одну из пустующих палат, уложил на койку, снял с него ботинки, расслабил воротник форменной рубахи, прикрыл одеялом и притушил свет. Кажется, все было сделано для того, чтобы доктор проспался, протрезвел, но неожиданно Спок вспомнил тот единственный случай в своей жизни, когда он напился до унизительного состояния беспомощности. Доктор сейчас находился в таком же состоянии, и оставлять его одного – значит, подвергать его жизнь опасности. И Спок сел на стул рядом с койкой, опустил голову на руки, задумался.

Ни погруженный в молчание Спок, ни громко храпевший Маккой не подозревали, что за ними давно уже наблюдали. Напротив карантинного отделения, в палате с полузашторенной прозрачной стеной, лежал Иан Брайтвайт. Он был абсолютно неподвижен из-за травмы черепа и тяжелого сотрясения после падения с мостика. Голова его раскалывалась от боли, в глазах у него все двоилось и даже троилось.

Поэтому поначалу он не поверил своим глазам, а когда поверил, то подумал, что у него началась галлюцинация или он видит страшный сон. А когда окончательно убедился, что все происходящее на его глазах – не правдоподобная реальность, то попытался помешать преступным действиям доктора корабля и первого офицера: они отнимали жизнь у капитана Кирка!

Но едва он попытался открыть рот, шевельнуть рукой, сенсоры снабдили его такой дозой успокоительного, что он лежал беспомощной куклой, лишь время от времени с трудом открывая глаза. Но он все видел: и как Маккой спорил о чем-то со Споком, и как они затевали драку, после которой мирно отключили от капитана систему жизнеобеспечивания и преступно ждали, когда он умрет.

Теряя сознание, Иан не верил, что снова очнется, но хорошо помнил, что он видел…