Коммандер Граймс (сборник) - Бертрам Чандлер

Из люка появилась Джейн Пентекост.

— Адмирал Вильямс, сэр, — доложила она официальным тоном и шагнула в сторону, пропуская адмирала.

— Джерри, ах ты, чертов пират! — взревел адмирал Вильямс — крепкий, коренастый — протягивая капитану широченную ладонь. Слева на груди адмирала цвела радуга орденских лент.

— Рад видеть тебя на борту, Билл. Здесь Дом Свободы — можешь плевать на ковер и называть кота ублюдком.

— Боже, опять! — простонал Граймс.

— А кто этот юноша? — поинтересовался адмирал.

— Приношу тебе — то есть, ФИКС в твоем лице — глубочайшие извинения. Это мичман Граймс, находился на борту «Дельты Ориона» в качестве пассажира. Боюсь, что я… э-э-э… силой затащил его к себе на службу. Он был весьма… весьма… Сговорчив? Непреклонен? Как тебе больше нравится.

— Поскольку мы теперь в состоянии войны с Вальдегреном — скорее, первое. С некоторыми оговорками. Кстати, это он запустил АЛГЭ? Весьма разумный шаг. Равно как и предыдущие.

— Война с Вальдегреном? — не веря своим ушам, переспросила Джейн Пентекост. — Неужели ваши люди, наконец, перестали тянуть резину?

Адмирал удивленно поднял брови.

— Она из Приграничья, — пояснил Крейвен. — Впрочем, я и сам скоро стану приграничником.

— Мудрый шаг, Джерри. Я получил сигнал: Межзвездный Транспортный Комитет начал приглядываться к твоим пиратским выходкам… или каперским, называй как хочешь. Да и мое начальство весьма недовольно твоим поведением. Так что лучше тебе убраться подальше, пока юристы не навешали на тебя всех собак.

— Даже так?

— Даже так.

— А юный Граймс?

— Мы его у тебя забираем. Шесть месяцев строгой дисциплины на моем корабле выбьют из него твои пиратские идеи. А теперь, Джерри, я хочу получить с тебя полный рапорт обо всем, что здесь произошло.

— В моей каюте, Билл. Подобные разговоры вызывают жажду.

— Тогда веди. Как-никак, это твой корабль.

— Сейчас ваша вахта, мистер Граймс. На орбите с кораблем ничего не случится, а мы пока обсудим наши дела.

Граймс и Джейн Пентекост сидели в Главной рубке. При желании он мог посмотреть в иллюминатор, чтобы увидеть, как спасатели собирают уцелевших после взрыва «Адлера». Он мог полюбоваться оранжево-зеленой поверхностью Дартуры. Но он не хотел ни того, ни другого. Он даже не смотрел на свои приборы.

Он смотрел только на Джейн. Как много связано с ней… Как много из этого он хотел запомнить навсегда — и как мало было того, что хотелось забыть.

Зазвенел сигнал интеркома.

— Мистер Граймс, упакуйте ваш багаж, если он у вас есть, и приготовьтесь отбыть на флагманское судно вместе с адмиралом Вильямсом. Сдайте вахту мисс Пентекост.

— Но вам будет не хватать людей, сэр.

— Адмирал одолжит мне парочку офицеров, чтобы закончить рейс.

— Прекрасно, сэр.

Граймс не двинулся. Он смотрел на Джейн. Повзрослевшую, усталую и куда более человечную, чем та девушка, которая когда-то встречала его у трапа.

— Как бы я хотел сбежать с тобой в Приграничье… — сказал он.

— Это невозможно, Джон, — ответила она.

— Я знаю. Но…

— Тебе лучше собрать вещи.

Граймс отстегнул ремень, подошел к ней и поцеловал. Она ответила, но коротко и неохотно.

— Прощай, — сказал он.

— Нет, — возразила Джейн. — До свиданья. Мы еще увидимся в Приграничье.

С резкостью, о которой после не раз сожалел, Граймс ответил:

— Вряд ли.

ТРУДНОЕ ВОСХОЖДЕНИЕ

(Перевод А. Олефир)

Благими намерениями…

«Следопыт» не был счастливым кораблем.

Капитан «Следопыта» не был счастливым человеком и демонстрировал это при каждом удобном случае.

Молодой лейтенант Джон Граймс, который только что полупил назначение на «Следопыт» — крейсер Исследовательской и Контрольной службы, — тоже не чувствовал себя счастливым. За несколько лет службы в космосе ему доставались всякие командиры: строго блюдущие дисциплину или относящиеся к ней как к досадному препятствию на пути дружескою общения. Но капитан Толливер был явлением из ряда вон выдающимся.

— Будь снисходителен, Джон, — внушал ему лейтенант Бигль, офицер снабжения. Он только что заглянул к Граймсу, чтобы поболтать, а заодно пропустить по стаканчику.

— Снисходителен? — взорвался Граймс. — Я не знаю, какая блоха его укусила, но она точно была бешеной. Потому что теперь он все время кусает меня.

— И все равно — будь снисходителен.

— Тебе легко говорить, Питер. Вы, бездельники, всегда найдете способ не попасться ему на глаза. А когда несешь вахту, никуда не денешься.

— Он же ворраллианец. Ты что, не знал?

— Нет, — признался Граймс.

Что ж, это кое-что объясняет. Ворралианцев осталось около сотни на всю Галактику. Еще недавно население Ворралла насчитывало почти три миллиона. Ворралл был процветающей планетой — и одним из немногих Федеративных миров, колонизованных людьми, где открыто исповедовались идеи чистоты расы и национальности. «В целях здоровой конкуренции», как заявляли представители Ворралла на заседаниях Большого Совета Федерации — на тех трех заседаниях, которые почтили своим присутствием ворраллианские делегации. Северный, Южный и Экваториальный Ворралл благополучно конкурировали между собой на своем шарике из воды, камня и грязи — пока глав этих стран не посетила одновременно одна и га же идея: захватить никому до тех пор не нужную цепочку островов, где гнездились птички-вонючки. Строго говоря, это были не птички, а летающие рептилии с некоторыми признаками млекопитающих. Спокон веку они считались тварями скорее неприятными, чем бесполезными. Если бы кто-нибудь положил глаз на эти пустынные скалистые острова, исхлестанные жестокими волнами и ветрами, раньше, птички-вонючки быстро последовали бы за прочими представителями животного мира, которые не успели вовремя убраться с пути человечества. Забегая вперед, скажем, что именно так дело и закончилось — впрочем, как и для всего живого на Ворралле. Их судьбу решило некое юное светило химической науки: оказалось, что в особых железах ничего не подозревающих птичек вырабатывается вещество, обладающее мощным омолаживающим действием. Именно этого и не хватало ворраллианской экономике. Она успешно функционировала в замкнутом цикле, но не производила ничего выдающегося — всегда не хватало какого-нибудь уникального экспортного товара, с которым можно было бы выйти на межзвездный рынок.

Это было начало конца. Сначала стороны обменивались дипломатическими нотами, затем забряцали оружием. И, наконец, у кого-то дрогнула рука на красной кнопке — возможно, на всех трех сразу. В итоге из ворраллианцев уцелели только те, кто в этот момент находился за пределами родной планеты.

Итак, капитан Толливер — ворраллианец…

Граймс вздохнул. Жаль беднягу. Можно себе представить, каково это когда во всей Галактике нет места, которое можешь назвать домом. Когда знаешь, что твои родители, любимые, друзья, дом, где рос, школа, где учился, бар, где любил выпить после работы, — все это испарилось в одно мгновение, исчезло во вспышке адского пламени… Граймс содрогнулся.

Но своя рубашка, как известно, ближе к телу.

Граймс спиной почувствовал, когда в рубку вошел капитан Толливер. Но поскольку начальство не заявило вслух о своем присутствии, можно было не прерывать занятия — определять координаты корабля, как и полагается во время вахты. Действовать приходилось осторожно, чтобы не повредить прибор Пеленгатор Карлотти, инструмент тонкий и не слишком привычный. Добившись, чтобы антенна — эллипс из ленты Мебиуса, вращающийся вокруг длинной оси, указывала на Виллисхейвенский бакен, он записал угол между этой линией и осью корабля. Затем, так же медленно и осторожно, настроился на Браунсворлд и, наконец, на Карлион. К этому времени Граймс взмок, рубашка облепила спину, а оттопыренные уши горели. Развернув кресла, он ввел результаты расчетов в пространственный модулятор. Три тонкие светящиеся ниточки пеленгов пересеклись — аккурат на жирной линии, обозначающей траекторию «Следопыта». Граймс облегченно вздохнул и решительно нажал кнопку — внизу на экране появилось время снятия показаний.

— Грхм.

Граймс сделал вид, что вздрогнул от удивления, и развернулся к капитану:

— Сэр?

Толливер был высоким и тощим — настолько тощим, что походил на ожившее пугало. Все попытки подогнать униформу не увенчались успехом, и она висела на нем, как власяница на кающемся грешнике. Блеклые серые глаза мрачно взирали на Граймса сверху вниз.

— Мистер Граймс, — голос у него был столь же блеклым и невыразительным, — я заметил, сколько времени вам понадобится, чтобы вывести позицию в модуляторе. Это заняло у вас ровно одиннадцать минут, сорок три и пять десятых секунды. Объективная скорость — тридцать пять целых семь десятых люмов. На какое расстояние переместился корабль, пока вы шевелили мозгами?