Остров Разочарования (Рисунки И. Малюкова) - Лазарь Лагин

— И всё?

— Так точно, господин капитан-лейтенант, все. Осмелюсь, доложить, — тут Курт Кумахер счел целесообразным перейти на доверительный шепот, — ефрейтор Шварц в настоящее время должен находиться где-то поблизости. Он вооружен. У него автомат. Сообщаю в интересах вашей безопасности. Чрезвычайно опасный тип. Фанатик! Он, наверное, где-то скрывается.

— Знаю.

— О, вы знаете про ефрейтора Шварца и знаете, что он скрывается?!

— Я знаю, где он скрывается.

— Осмелюсь осведомиться — тут поблизости? — Нет, значительно ниже.

— У туземцев, в долине?

— Еще ниже.

— Неужели на берегу?

— Еще ниже.

— Майн готт! — изменился в лице фельдфебель. — Он… он утонул?

— Возможно, что он еще раньше умер от разрыва сердца. Когда падаешь с такой высоты…

— В глубине души он мне всегда претил, — заявил Кумахер, дробно щелкая зубами, — как бывшему социал-демократу…

Этот угодливый и старательный фельдфебель войск СС был предельно омерзителен.

— Надеюсь, что вы будете вести себя благоразумно, — сказал Егорычев.

— Можете не сомневаться, господин капитан-лейтенант! Клянусь вам всем, что для меня свято!

«Немногим же ты клянешься!»-подумал Егорычев.

— В тактических целях я решился одиннадцать лет тому назад вступить в партию национал-социалистов, — лепетал между тем Кумахер, умильно заглядывая ему в глаза. — Но в глубине души, о, в глубине души я всегда оставался… О, если бы вы знали, глубокоуважаемый господин капитан-лейтенант, как мне бесконечно дороги лучезарные идеалы социализма!..

— Прекратите вашу болтовню! — резко оборвал его Егорычев. — Не смейте говорить о социализме!

— Слушаюсь, господин капитан-лейтенант! — струхнул Кумахер. — Не будет ли еще каких-нибудь ваших приказаний?

— Когда вас высадили на этот остров?

— Двадцать второго мая сего года, господин капитан-лейтенант.

— С какой задачей?

— Не смею отвечать, не испросив раньше вашего обещания.

— Какого обещания?

— Не выдавать меня. Никто не должен знать о том, что это сказал вам именно я. В противном случае меня убьют. Все равно, здесь или в Германии, сейчас или после войны. И всю мою семью убьют: и мою дорогую маму, и мою милую жену, и моих нежно любимых детей… О, если бы вы видели моих детей! Это сущие ангелы!.. — Курт Кумахер растроганно зашмыгал носом. — Я осмеливаюсь просить вашего обещания, господин капитан-лейтенант..

— Хорошо, обещаю. Вам достаточно?

— О господин капитан-лейтенант! Слово советского офицера, да еще моряка! Оно должно расцениваться на караты, как самые драгоценные алмазы.

— Ладно. Говорите.

— Но я, конечно, далеко не все знаю.

— Рассказывайте, что знаете.

— Только прошу учесть, господин капитан-лейтенант, нам, то есть мне, Шварцу и Сморке, просто сказали: «Для выполнения важнейшего боевого задания». Но у меня имеется один приятель в штабе. Он сказал мне, конечно под строжайшим секретом, что все это связано с каким-то новым усовершенствованным оружием. Так вот, нас в связи с этим оружием сюда и забросили.

— Что вы будете делать?

— Этого я не знаю. Мне сказано только, что в день и час, который известен господину майору, я должен буду принять приказ из штаба.

— Вы радист?

— Так точно, господин капитан-лейтенант.

— Ваша довоенная специальность?

— Ремонт патефонов, радиоприемников, велосипедов, мотоциклов, швейных, счетных и пишущих машин. Собственная мастерская в Кельне. Фирма «Эрих Кумахер и сын». Сын — это мой незабвенный отец. Я — внук. Фирма существует с 1892 года. Масса благодарственных отзывов.

— Значит, вы земляки с вашим майором?

— О, да вы уже и это знаете! У вас светлая голова, господин капитан-лейтенант!

— Не паясничайте!

— Слушаюсь, господин капитан-лейтенант.

— Подумайте получше, фельдфебель Кумахер, все ли вы рассказали. Пока что вы не сообщили ничего нового.

— Все, — ответил Кумахер и преданно улыбнулся.

— Попробую вам на минутку поверить. Давайте в таком случае вспомним, какой багаж перебросили с вами на остров.

— Перечислять всё?

— Всё.

— Слушаюсь. Значит, так: четыре автомата, один станковый пулемет, — стал быстро вспоминать фельдфебель, старательно закатив глаза, — три ящика патронов, два ящика гранат, ящик пехотных мин, оборудование портативной радиостанции с генератором, настройки, постельные принадлежности на четверых, посуда кухонная и столовая, походная аптечка, две бочки керосина, запас продовольствия с расчетом на пополнение его за счет местного населения… кое-какая дрянь для меновой торговли.

— И всё?

— Как будто всё.

— Припомните.

— Были еще два ящика со всякой чепухой для местных дикарей, но они утонули при выгрузке.

— Как же это вы так? Ай-ай-ай!

— Мы не были виноваты, господин капитан-лейтенант. Мы еще были тогда на борту подводной лодки. Эти ящики уронили в воду матросы, сошедшие с первой шлюпки. Господин майор барон фон Фремденгут был с ними. Так что и ругать ему было некого.

— Так и не вытащили?

— Никак нет. Там порядочная глубина. К тому же их, вероятно, сразу уволокло накатом. Ефрейтор Шварц пробовал нырять в том районе. Он говорил, что ящиков уже там не видать.

— Словом, погоняли вас, и все впустую.

— Никак нет, господин капитан-лейтенант. Господин майор сразу понял, что поиски бесполезны, и не настаивал.

— Та-ак. Ну что ж. Скажите, фельдфебель, если я вас сейчас развяжу, вы будете вести себя благоразумно?

— О, господин капитан-лейтенант! — расхныкался Кумахер от полноты чувств.

— Собственно говоря, это более чем в ваших интересах. Это и в интересах вашего обильного семейства… И не сметь без моего разрешения вступать в разговоры с вашим майором.

— Слушаюсь, господин капитан-лейтенант.

Егорычев развязал Кумахера. Тот встал, с облегчением потянулся, расправил мясистые плечи и вытянул руки по швам.

— Жду ваших приказаний, господин капитан-лейтенант.

— Пора завтракать.

Они нырнули в полумрак пещеры, где усталый Смит караулил прилегшего на койку майора Фремденгута, открыли дверь, ведшую в казарму для нижних чинов. Там в глубокой нише были аккуратными штабелями сложены цинковые и фанерные ящики с провиантом.

Немного погодя Кумахер, изнемогавший от трудолюбия и преданности, расстелил в тени под деревом свежую скатерть и расставил на ней тарелки, чашки и четыре прибора. Затем он вскрыл две банки сгущенного молока, четыре пакета печенья и стал на двух коробках сухого спирта готовить кофе и разогревать самую настоящую американскую свиную тушенку.