Враг на рейде - Вячеслав Игоревич Демченко

за фанерный борт летающей лодки хорошую двухпудовую бомбу, ан не было.

Хотя имелось кое-что другое, и…

«А почему нет?! – спохватился лейтенант Императорского воздушного флота. – Это ж война!»

Это ж не учебные бомбометания по белым кругам извести на земле близ устья Качи, когда начальство косо смотрит на расход нештатных боеприпасов. Вот ведь оно, то самое дело, ради которого и взрывалась известь мишеней, дырявились ветхие баркасы на чистой воде.

Кирилл потянул тягу на себя, закладывая разворот еще круче, а значит, быстрее. Наблюдатель его на заднем сиденье, прапорщик Лукин, только охнул, но так протяженно и выразительно, что лейтенант расслышал даже сквозь железный стрекот мотора.

И показал кожаный кулак перчатки с крагой: «Мужайся, мол… Твою душу!..»

«Воздушное наблюдение»

Об авиации вспомнили, когда, ощутив нарастающий отпор береговой артиллерии, немецкий линейный крейсер уже вышел вороватым зигзагом из зоны обстрела и скрылся в тумане, да так проворно, что со стоявшего вне Северной бухты вахтенного броненосца, «Георгия Победоносца», видели лишь размытый силуэт, по которому дали всего три выстрела. Буквально, что в «молоко».

Да и заняты на «Георгии» были больше срочным переводом штаба командующего на линкор «Евстафий», откуда уже адмирал Эбергард и отдал распоряжение начальнику воздушного района службы связи выслать в наблюдение два гидросамолета с авиационной станции в Килен-балке. Не хотелось терять из виду растворившийся в тумане смертоносный призрак.

С той же целью ринулись вдогонку две малые субмарины – «Судак» и «Лосось». Однако из всех посланных в разведку только «F.B.A» лейтенанта Иванова нашел немецкий крейсер, к тому времени успевший отбиться от дивизиона русских миноносцев и отправить на дно, хоть и руками собственной его команды, заградитель «Прут».

Взгляд сверху

Несмотря на повреждения одной из машин, а скорее благодаря туману германец умудрился уйти достаточно далеко от преследования. Так далеко, что лейтенант Иванов так же часто, как оглядывался через плечо на громаду крейсера, поглядывал и на крохотный датчик топлива на приборной доске. Уже не оставалось сомнения, что без помощи авиатранспорта домой им не вернуться. Просто не хватит топлива.

«Хоть бы еще нашли в тумане, скоро или нет, но в любом случае до того, как поднимется волна…»

Произведение Franco-British Aviation С, будучи и впрямь «летающей лодкой», садившейся на воду брюхом, все же не был лодкой в буквальным смысле. Хоть имел этот гидроплан лучшую мореходность в сравнении с традиционными гидропланами на поплавках, он вряд ли пережил бы сколь-нибудь серьезное волнение. Но думать об этом сейчас не то чтобы не хотелось, мешал азарт, зудевший, казалось, за шиворотом кожаной куртки, за отворотами краг.

Работа с наземными или, не важно, морскими целями – дело, сверху глядя, медлительное. И действительно…

За неполную минуту боевого разворота «Гебен», по-прежнему шедший зигзагом, чуть не выпал из поля зрения. И все-таки под плоским днищем редана наконец поплыли нагромождения башен, катеров на шлюпбалках, тени гигантских стволов на рыжих досках палубы и даже черные фигурки матросов. Довольно отчетливо – от крутизны разворота гидроплан порядком потерял в высоте. Даже видно стало, как торопливо расчехляют черные фигурки пулемет на станине, на самой корме.

«Что нехорошо весьма… – слегка расширились серые глаза Кирилла за стеклами очков. – И хорошо, что и у нас есть кое-что к случаю…»

Морщась от напряжения, он выдернул из бокового кармана фанерный ящик с крышкой на пружинных замках. Закусив зубами перчатки, сорвал их.

Крышка ящика отскочила, и на солнце свинцовым глянцем блеснули расставленные в ячейках «стрелы Слесарева», по сути дела, – удлиненные в четыре раза пули с жестяными стабилизаторами.

Рискованно высунувшись из открытой кабины, лейтенант вытряс ящик за борт.

– Битте! – подмигнул он наблюдателю унтер-офицеру Тютюннику и, прикрыв ладонью стекла очков в резиновой толстой оправе, прищурился, вглядываясь вниз.

Показалось или нет, но одна из мешковатых фигурок в черном бушлате – почти таком же, как и у наших моряков, – отвалилась безжизненно. Рассмотреть толком не удалось – пулеметная площадка уплыла вместе со скошенной кормой немецкого крейсера. Снова зарябила серебристая чешуя морской глади.

Кирилл извернулся назад и только поэтому смог оценить хваленую выучку Флота открытого моря. По верхнему крылу биплана желтым многоточием выбитой щепы прошлась пулеметная очередь.

«Успели-таки, а ведь и вспомнить не должны были об абордажном вооружении на такой-то неприступной плавучей крепости. Однако вспомнили вот и даже по-уставному четко воспользовались. Что нехорошо весьма…» – поморщился Кирилл так, что даже скрипнула кожа на туго затянутых клапанах летного шлема с коронованным двуглавым орлом во лбу.

Впрочем, подумал он об этом вскользь, хоть и трудно было назвать его теперешнее состояние «горячкой боя». Наблюдение – дело неторопкое, но близость врага глушила мысли биением пульса в висках…

На уровне моря. Атака дозорного дивизиона

…И поэтому до сих пор, в протяжении всех немногих, но бесконечных минут, пока на гроте реял сигнал атаки, Вадим не переставал то подбадривать, то подавать команды, скорее чтобы слышать себя самого сквозь частые удары сердца и их единственной исправной пушки.

…И сквозь редкие, но громогласные – хоть крестись – ответы «Гебена».

Первый залп, второй, третий…

В третий раз и впрямь перекреститься стоило. Миноносец встряхнуло, как от удара гигантским молотом.

Вадим невольно попятился с артиллерийской площадки к задней стенке ходового мостика.

– Что там такое?! – крикнул он через плечо сигнальщику, только что лихорадочно махавшему флажками за спиной, наверху.

Ответом ему была целая какофония командных и болезных воплей.

Вадим обернулся. Сигнальщика на мостике не было, как, впрочем, и самого мостика, просевшего на штурманскую рубку. Из нее, в проем вырванной двери, вывалился на фальшборт рулевой, охватив руками голову. На пальцах кровь казалась бархатно-алой.

– Нет подачи! – не то командиру, не то сам себе прохрипел заряжающий, отпав от погребного люка, из которого несмело еще, но закурился дым. Из-под съехавшей на бровь бескозырки матрос вопросительно уставился на командира.

«Неудивительно… – Вадим кивнул и дрожащими пальцами, но нарочито не спеша застегнул ремешок фуражки. – Похоже, первый снаряд, угодив под мостик, вызвал пожар в командном кубрике над артиллерийским погребом. А значит… – точно у доски в Морском корпусе соображал Вадим. – Наверняка выведена из строя электропроводка носовой подачи, да и прислуга, если жив кто, занята охлаждением боеприпаса. Кстати, патроны если не детонировали сразу, то в случае повышения температуры…»

Этот вывод будто вывел лейтенанта Иванова из своеобразной «ученической» прострации, наверное, даже полезной – чувства и нервы потом. Сейчас – холодное механическое соображение. Но неприятный озноб все же заставил лейтенанта поежиться, будто за шиворот шинели ему попала пригоршня ледяных капель. Это сквозь экзаменационную сосредоточенность