Формула Бога. Возвращение - Юрий Витальевич Яньшин

распинался тут перед тобой полчаса?! А ты опять за старое?! Опять Устав службы тебе мешает?! ГовОрено же бы тебе недоумку, что нельзя по Уставу превышать указанный лимит перевоплощений! Поздно уже! Опоздал ты! Было бы у тебя за плечами не 99, хотя бы 98 перевоплощений, еще куда бы ни шло. Я и сам помог бы подобрать соответствующий объект. А тут, всё! Конец полевой работе! Штабная начинается!

— Да, но Устав прямо не запрещает мне обратиться с рапортом о дополнительном перевоплощении, в рамках одной операции, а операция, как видите, еще не до конца завершена. Да и ее персонального ангела, если такой еще не успели внедрить, надо ввести в курс дела заранее, подсказать, а то он, а скорее всего она, таких там дров наломает, что у-у-у! А главное телохранитель ей нужен вкупе с душеспасителем. Телохранитель! — упрямо тянул свое Захария.

На шефа было страшно смотреть. Он, то бледнел, то пунцовел от праведного гнева. И наконец, его окончательно прорвало:

— Сопляк! Щенок! — начал орать он, потрясая кулаками в воздухе. — Знаток Устава, ёпт… твою! Подсказчик х…в нашелся! Уже и тут взялся подсказывать! Сразу уж садись в мое кресло! Чего со старым церемониться то?! Тебя в проекте еще не было, когда я занимался ликвидацией последствий дела «двухсот»! Уж как-нибудь и без твоих ценных указаний ложку ко рту донесу. Не выводи меня из себя.

Казалось, пределов возмущения шефа не было ни конца, ни края. И будь новоиспеченный полковник менее опытным служакой, и не знай он своего начальника как облупленного, можно было подумать, что тот сейчас наберет побольше воздуха в свои могучие легкие и перепалка перейдет в новую фазу, но полковник, несмотря на свою молодость уже достаточно поднаторел в делах подобного рода, а посему краем своего уха не преминул отметить, что это не артиллерийская канонада, а последние залпы армейского арьергарда готового к отступлению «на заранее подготовленные позиции». Тонкость заключалась лишь в том, чтобы ненароком не «пережать» шефа, иначе того могло просто «замкнуть» как и всякое любое начальство, поэтому он быстро опустил очи долу и желая окончательно сбить с толку старшего ангела быстренько произнес:

— А я еще вот что хотел спросить…

— Ну?! Спрашивай, — опять насторожился шеф.

— Олимпиады Дормидонтовны что-то не наблюдаю. Не подскажете куда делась?

Он готов был услышать любой формальный ответ, на в общем-то, ничего не значащий вопрос, но никак не ожидал увидеть такого явного смущения на лице своего начальства. Лицо Гавриила как-то разом приобрело глуповатый вид, а глаза, до этого сверкавшие неистовством, вдруг забегали будто в поисках пятого угла.

— Эээ…хм-м… Тут видишь ли какое дело, — начал тот и его язык облизнул губы, словно бы те разом пересохли, — Олимпиада Дормидонтовна у нас больше не работает, — выпалил он махом и уставился в пол, делая старательный вид, что рассматривает рисунок на ковре. — Как это не работает?! Что случилось?! Неужели проштрафилась чем?! — буквально закидал он вопросами шефа.

— Да нет. Тут такое дело… понимаешь, — опять начал было тянуть он, но собравшись с духом закончил, — В общем, решили мы с Олимпиадой официально оформить наши отношения. Такой понимаешь расклад и диспозиция.

Слов для ответа не находилось. Оставалось только в немом изумлении развести руками. Отчаянный ретроград, вечный холостяк, поборник только уставных отношений и вот на тебе. Женился. Устои рушились прямо на глазах. А Гавриил, словно не замечая замешательства собеседника, продолжал, уже с явным воодушевлением:

— Ну а что тут такого?! Я один, она тоже одна. Там, — ткнув в пол, — горе мыкала. Пока к нам не попала. Да и тут с нами уже почти шестнадцать сотен лет в секретарях. Всё на виду, у всех на глазах. И работник хороший, и вообще… Я уж давно хотел, да она всё отнекивалась. Как мол да что, служебный роман. То да сё. Что мол скажут, да что подумают? В общем, как обычно у женщин, когда самой хочется, но жутко боязно. Однакоче уломал. А и то сказать, самому на душе как-то муторно было. Приходишь домой, а там пусто, хоть «ау» кричи. Волком выть хотелось порой. А тут все-таки душа живая. Супружница, опять же. А нынче, на крыльцо поднимаюсь, а из-за дверей запахи там разные: блинчики ли жарятся, вареники ли со сметаной. И такие ароматы всё приятственные, что ажно дрожь по позвоночнику. Это тебе брат не акриды с диким медом.

Архангел закатил глаза, а крылья его носа затрепетали, будто погружаясь в приятные сердцу воспоминания. Умел он вкусно рассказывать, так что у всех кто его слушал, всегда начинало сосать под ложечкой от чревоугодия. Внезапно, будто очнувшись, открыл глаза и подозрительно тихим голосом спросил:

— Осуждаешь?!

— Ни-ни-ни, ни в коем разе! — поспешно замотав головой из стороны в сторону, поддержал Захария.

— Правильно, — и еще чуть слышно добавил. — Спасибо тебе.

Шеф достал из-за пояса громадный, расшитый вручную красными петухами носовой платок и шумно в него высморкался. Закончив процедуру, уже придя в себя, тоном более покровительственным, чем дружеским сказал:

— Ладно. Сейчас ступай в бухгалтерию. Зарплата ждет не дождется. За тридцать-то лет не хило набежало. Времени у тебя теперь будет навалом, к новой командировке готовиться не надо, отпуск большой, живи в свое удовольствие. Новое назначение вряд ли будет скорым. Займись личными делами. Не все же тебе холостяковать, тенденцию надо поддерживать, — подмигнул он и уже совсем несвойственным ему фривольным тоном добавил. — Новенькую мою секретаршу видел? Кнопка. От горшка два вершка, а тоже со своими мыслями, как обустроить да оптимизировать, яти её. Молодая да ранняя. Все они молодые ныне таковы. На кампутере строчит как сорока. Познакомься. Может и понравитесь друг дружке. Сам видел, как у нее глазенки загорелись, когда о тебе докладывала.

Захария хотел было возразить, но генерал, явно намереваясь поскорее закончить разговор продолжил уже нетерпеливо:

— Ступай-ступай. Отдыхай сегодня-завтра, а в субботу жду тебя в гости у себя. Липочка пирогов обещала напечь. С черникою. Тоже соскучилась по тебе. Спрашивала намедни.

После этих слов не оставалось ничего, как повернуться и идти к дверям…

— Некрасов.

— Что?! — обернулся Захария. — Какой Некрасов?

— Некрасов сказал про подлые времена. Иди.

Уже коснувшись ручки двери, услышал в спину:

— Рапорт со своей просьбой напишешь и оформишь, как положено. Пустим по инстанции. Я такие вопросы решать без одобрения свыше, сам понимаешь, не могу, не по чину.

Захария не оборачиваясь, чуть задержался у двери, потом кивнув, как бы самому себе, решительным толчком открыл дверь в приемную.

Выйдя из кабинета шефа, направился было к выходу, но