Небо в алмазах (СИ) - Alexandrine Younger

явление Христа народу, — Кос резко крутанул головой — Вите даже показалось, что этот метеорит таки отвалиться, ибо раздался характерный хруст. — Пиздец тогда, развод и девичья фамилия! — длинные пальцы Холмогорова выбивали на руле какой-то незатейливый мотив, негромко постукивая и немного дрожа. — Блять… ещё и шею теперь ломит. Зараза!

— Не пыхти, тебе это не идёт, — можно позавидовать этому спокойствию. Обкурился, что ли, своих верблюжьих сигарет. — Один фиг — простит, и ты туда же! Попугаи!

Чуть вдали показалась невысокая женская фигурка в бежевом пальто, застегнутом на все пуговицы. Увы, она была одна, а ведь Космосу нужна была другая, своя, в черном драповом пальто, подпоясанном на талии, и, как обычно, с вьющимися на ветру светлыми волосами. Но ее там не было — чертовщина!

— О, брат, ты глянь, это твоя мадама? — а зрение Холмогорова не подводило. — Да, Софико! — Кос посигналил, надеясь, что через этот источник информации он хоть что-то узнает. Не он, а… впрочем, кажется, Пчёла еще не въехал. — Врубись уже, тормоз!

— Да, бля, ты заебал. Какая именно моя? — Витя всмотрелся вдаль. — А, Софка! Косматый, загнул с выводами! — и всё же где-то приятно потеплело, рождая странное чувство — смесь любопытства и игры, симпатии, и, чёрт ногу, дёрнет, что там перевешивает?

— Иди, говори с ней, черт с ними, с твоими выводами! Бабы, они что? Все друг о друге знают! Языками чешут! Иначе — почему я сегодня икал?

— Чего это, ёпт твою, сразу я? Хватит тут сводить, бабка-сваха!

— Ща уйдет! Чё ты телишься? — Холмогоров открыл перед Пчёлой дверку легковушки, почти вываливая лучшего друга на улицу, да ещё и в лужу, которая расположилась прямо сбоку от парня. — Иди, узнавай, почему одна, и куда мою унесло!

— Ай, ла-а-дно, прохладно! — Пчёлкин выпрыгнул из машины, и захлопнул и без того потрепанную временем жестяную дверь. — Пиликай ещё, Космодром, не услышит!

Пчёла помчался от машины Холмогорова, на бегу поправляя золотистую шевелюру, не скрытую сегодня обычной его кепкой — любимой, составляющей первый элемент необходимости в гардеробе. «Не солидно» — твердил ему Кос, и, наверное, в чем-то был и прав, но ровным счётом это ничего не меняло. Пусть и кепочка сегодня так и осталась на тумбе, забытой игрушкой. Впрочем, мысли обращались к другим берегам. О кепках была думать ку-у-да проще! Тут такой ребус намечается, что, как ни крути, а голову Витя уже ломает, капитально.

Сейчас он не знал, чего хотел больше: помирить Лизку и друга или всё же таки… ещё раз поговорить с девушкой, которая явно давала осознать — просто друзья. Расклад Пчёлу не устраивал. Какие, блин, к чёрту, друзья, не проходят с ним такие выкрутасы! Он давно не в детских штанишках. Пора бы уже обозначить ориентиры, и не строить из себя принцессу-недотрогу. Но за острые углы парень не заходил, за маяки не заплывал, выжидал и пытался понять, кто же перед ним? Пошел второй месяц подвигу Вити Пчёлкина.

— Софа-а-а! — на первый вскрик не обернулась, но хоть на второй, победный, притормозила. — Чё как не родная! Не угнался бы, ноги бы поломал, не жаль дворнягу?

— А как должно быть, Вить? — Софа шумно выдохнула, убирая с глазниц выпавшую из ободка прядь. Что он здесь делает?! Явно не за ней, а за сестрой прибыл, а ещё так улыбается — придушила бы на месте за одну эту характерную черту при встрече. — Может, ещё поцелуемся? — сталь в девичьем голосе семнадцатилетней студентки неважная — выдавали красные то ли от ветра, то ли от волнения уши.

И не один он здесь, как знала. Из черной машины, стоящей менее, чем в десятке метров, виднелась длиннющая мужская рука, держащая в пальцах сигаретку — как есть, Холмогоров. И, конечно же, Космос ждал Лизу, только вот Софка сама оставила её в другом обществе. Любопытно, если Кос увидит около Павловой Славу, который так странно смотрит на Лизу, будто давным-давно все-все о ней знает…

Не разразится ли третья мировая? Не тот ли это однокашник, из-за которого, по рассказам Пчёлкина, случилась драка по Лизину красоту? Ох, Господи! Профессорская дочь пожалела, что удалилась по делам, оставляя Лизу со старым знакомым. Родители собирались для поправления здоровья матери в санаторий под Ялтой, но кажется, что все дела Софы на сегодня — скатываются к белым кроссовкам Вити Пчёлкина.

— Окей, без базара! — Витя часто закивал головой, соглашаясь с зеленоглазой. — Ну, здравствуй, любимая! — вырвалось у него совершенно обыденно, будто с незапамятных времен здороваются именно так, да еще и не краснеют.

А уж когда наклонился, и поцеловал в щечку, будто младшую сестренку… Или не сестренку… Все, летит… Нет, не в космос… это по части Павловой, она в этих пришельцах разбирается; куда-то в другие пространства с привкусом медовых сот, но мозг точно не в нужной кондиции. Возьми себя в руки, Голикова!

— Привет, любимый… Нервотрёп! — припомнилось слово, вылетающее у Пчёлы при виде влюбленных Космоса и Елизаветы. — Заикой сделаешь, ты зачем так орал, великий и ужасный?

Их совместный инопланетный трёп то ещё увеселение, но отказываться от него никто не собирался. Хоть, люди-то не поймут… Но это не слишком волновало и Софу, и брата Лизы Павловой.

Пчёла характерным жестом пальцем растрепал свою золотистую с переливами гриву, и ответил:

— Ты моя последняя надежда! Точнее… — он обернулся, и помахал Космосу рукой, прикрикивая: — Эй… Вылезай, что ли, Космос! Таможня дает добро!

— Это допрос? — не могла не заметить Голикова. — Ты с сестрой, зачем поссорился?! Она же вроде, как и с тобой не разговаривает, так какого черта, мне докладывать тебе о том, что с ней?

— Да, блин, проехали, это больше проблемы голубков, — Пчела изобразил в воздухе некое подобие сердца, намекая на Космоса и собственную младшую сестру. — Вон, Кос подвалит, ты уж ему поясни, где она. Пособачились, с кем не бывает? Волнуется же за неё!

— Значит, когда орал, не волновался? Охренеть, мужики! Когда-нибудь думаете перед тем, как нагадить?

— Ну, Софокл, не начинай мудрости свои плести! — и откуда это пчелиное бедствие узнало о прозвище, которым наградила её щедрая Лизка, Софа имела отдаленное понятие.

— Нет, а что я тебе сказать могу? — совсем рядом с парочкой остановилась черная машина Холмогорова, и которой показалось не слишком веселое лицо Космоса. — Оп-па, явился, не запылился! Вы меня окружили, ребята, знаю я ваши методы расспросов!

— Софико, ну ты не начинай! — Кос выполз с водительского сидения, держа в руке ключ зажигания. — Дело на миллион!

Космос напряжен и мрачен. Тучка, тучка, тучка, вовсе не медведь.