Мститель - Михаил Финкель

былой любви.

Друзья просидели до поздней ночи, несмотря на то, что с восходом нужно было снова идти в бой и продолжать уже начатое наступление на позиции красных. Лишь в третьем часу все разошлись. А через два часа конница Виктора уже снова неслась в бой, а над головой Виктора уже свистели пулеметные очереди. И снова конь его летел вперед, перепрыгивал через вырытые на скорую руку, неглубокие окопы красных, и снова ему приходилось стрелять и рубить людей. Кровь то и дело забрызгивала его мундир, но пули и штыки врагов не причиняли ему вреда. Бог хранил Виктора, а его сотня геройствовала, отбрасывая красных все дальше и дальше. Пленных не брали. Да и некуда было их брать. Озверение и жестокость в братоубийственной войне достигли своего апогея. Изо дня в день он рубил человеческую плоть, расстреливал и взрывал таких же, как он, людей, только за то, что они верили во что-то другое, и за то, что на них были красные ленты. Сердце отупело и смирилось, и если бы не редкие любовные ласки по ночам и не попойки с друзьями, то Виктор бы не выдержал этого страшного ритма. Но белые шли вперед, отбрасывая большевиков все дальше и дальше, и казалось, что Бог покровительствует им, несмотря на недостаток солдат, конницы, оружия и провианта.

– Мы побеждаем, потому что правда за нами! – любил говорить Блинов.

Виктор верил в это. Он знал, что сражается за свою страну, за своих друзей и что он верен данной присяге.

Сцена 7

Солнце садилось. Виктор вышел из дома и подошел к своему коню. Он погладил его и обнял за шею.

– Родной мой!

И Виктор прислонил свою голову к голове лошади, ощущая её теплоту. Конь доброжелательно переминался. Отличник потерся мордой о карман кителя Виктора, где он обычно хранил сахар.

– Ах, ты! Сахар хочешь! А я со свои ласками! И забыл о нем! На, дорогой мой! Кушай!

И Виктор положил на ладошку кусочек белого сахара. Лошадь взяла сахар своими большими крепкими зубами и начала с удовольствием хрустеть.

– Кушай, Отличник! Скоро опять нам с тобой скакать под пулями и снарядами! Будем воевать! Но ты привыкший уже! А вначале боялся всего! Даже на дождь реагировал боязливо! А теперь попривык!

Виктор присел рядом с конем на деревянную скамеечку и сказал:

– Вот хорошо тебе, Отличник! Ты конь! Конь всем нужен! И красным, и белым! Все тебя уважают! А человеку хуже… Он может быть человеком, а может и жидовской мордой, навроде меня… И вот я вынужден скрывать свой народ, как будто я прокаженный какой… Скрывать, как это делала царица Есфирь[68]… Но меня уже подозревают в еврействе… У казаков нюх на жида… И чего мы им сделали?! Почему мне достались именно казаки?!

Виктор встал. Застегнул китель на все пуговицы, захватил из дома фуражку и, надев её, вышел на улицу. Он шел мимо добротных казачьих домов, перед которыми шныряли куры и гуси. Все здесь дышало достатком и любовью к своей земле. Он остановился у сидевшего на скамейке седобородого казака-старика, с тремя Георгиями на груди.

– Присаживайся, Ваш благородие!

Виктор пригладил свои черные усы-щетки и сел на скамью рядом с ним.

– Скоро ль землю нашу очистим от жидов да краснопузых, не слыхать ли че, а, Ваш благородь?

Виктор вздрогнул. Медленно достал из кармана кителя пачку папирос и отдал деду.

– На, дед! Кури! Погоним красных! Не боись! Срока не скажу!

Дед благодарственно взял папиросы и спросил:

– Наши аль иностранные?

– Наши, дед. Наши… Столичные еще. Ты мне вот что расскажи. За что вы, казаки, так жидов не любите?

Старик аж подпрыгнул от неожиданности.

– А за что ж их любить-то?! Они ж Господа нашего распяли! Все беды от них!

– Не темни, дед! У вас, казаков, свой же счет! Ты не поп же! Ты мне церковные речи не толкай! Ишь, религиозный нашелся!

Дед внимательно, с опаской посмотрел на Виктора и спросил:

– А Вам интерес какой, Ваше благородие? Так, али не просто так, спрашиваете?

– Расскажи, дед. А я тебе рубль дам на выпивку. Интересно мне. Не томи!

И Виктор протянул старику рубль, а тот проворно спрятал его в кармане штанов.

– От старухи моей, Ваш бродь… Она все под себя гребет, старая ведьма! А так надежнее будет! Куплю себе покурить! Вы вопрос задали… Я ответ имею, но что ж мы, его тут на лавке, всухую будем обсуждать?

– А ты бы как хотел бы, дед? Как зовут хоть тебя?

– Макар Кузьмич я. Васильев. Дед мой атаманом был! Меня все в станице знают! А сам я тоже, как видишь, служивый человек… С турками воевал, за царя-батюшку… В 1877 году! Ох, и вмазали тогда мы туркам!

– Ну, и прекрасно, Макар Кузьмич. А я капитан Виктор Семенович Адамиди. Грек по происхождению. Отсюда и чернявость моя.

– Да по мне хоть кто, абы только не жид. Пойдем, Ваше благородие, ко мне в хату. Есть у меня первач, такой, что сразу с ног рубит!

Слуцкому хотелось прикончить старика на месте, но он сдержался. А дед пригласил его в дом, где они выпили и закусили. Жена старика была явно недовольна нежданным гостем, но, увидя золотые погоны офицера и его подтянутый вид, и не пропитое, умное лицо, нехотя поставила на стол бутыль самогона и нехитрую закусь. Макар Кузьмич все интересовался делами на фронте и жаловался, что белые не понимают казачьих интересов и стремления к созданию независимого казачьего государства.

Виктор слушал, кивал, а потом прервал деда и спросил:

– Ладно, Кузьмич. Ты мне о казаках и жидах рассказать обещался. Слушаю!

Старик выпил еще полстакана, расправил усы и начал свой рассказ:

– Дело это давнее, Ваш бродь… Мне это еще мой отец рассказывал, а ему дед мой, а тому прадед, и уходит история эта корнями своими в давние века, когда стояла еще на Волге огромная и мощная жидовская держава царя Козарина! И все тогда тут жили под козарами, подчинялись им и платили им дань. Такие времена были… А страна козар была богатой и сильной, и была у них огромная армия, и крепости каменные, высокие, с башнями! И корабли деревянные, они их по Волге пускали и нападали на всех… А Волга тогда и не была Волгой, а называли они её по-козарски[69] Итиль…

Сцена 8

Степь утопала в предрассветном тумане. Еще было темно, и лишь вдали черная полоса неба начала раскрываться и розоветь. Пьянящий своей свежестью воздух, переполненный горьковатыми запахами разнотравья, доносил стрекотание кузнечиков и редкие оклики птиц. Вдали виднелся черный силуэт хазарской крепости, возведенной заморскими византийскими архитекторами.

Пеший и конный гарнизоны попеременно охраняли границы империи. В эту ночь в крепость прибыл сам