Мытарь - Андрей Фролов

Глава 11. Яна

...Ложись спать, утро вечера мудренее.

«Поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что». Русская народная сказка.

Как подчас правильно говорят люди: «Костер плевался искрами». Ну прямо в точку! Он же на самом деле плюется, зло, ворчливо. Хоть и маленький.

Андрей пододвинулся к огоньку поближе и веткой подтолкнул перегоревшее полено в центр костра. Искры снова метнулись вверх, зашипели, затрещали, а по стенам оврага засуетились новые тени. Огонь создавал иллюзию тепла, отчего до мерзости неотвратимо клонило в сон. А опустившаяся на овраг темнота лишь в очередной раз напоминала о ночном покое.

Скрючившийся возле крохотного костерка человек и сидящая на поваленном неподалеку рюкзаке крыса не спали. Хотя, если точнее, крыса эта вообще никогда не спала. А человек просто не мог себе позволить.

Левой рукой прижимая к себе, словно любимую девушку, карабин, он жадно ловил небогатое тепло, летящее от пламени. Ночь окончательно опустилась на землю, укутав темнотой редкие леса, продуваемые всеми ветрами поляны и заброшенные деревни. Она разминала когтистые лапы и крылья, зевала, хищно поблескивая клыками, готовясь к охоте, разгоняла по жилам кровь. Заставляла ежиться и надевать все теплые вещи, разводить огонь и не тратить энергию на лишние движения. Человек не спал, настороженно вслушиваясь в окружившие глубокий овраг шорохи и звуки.

– Возможно, – сказал Андрей, давя непроизвольный зевок, – придется не спать всю ночь...

Это было сказано просто так, раз, наверное, десятый. Крысе. Послеобеденные, так сказать, разговоры у костра. Но и на этот раз Гонзо не ответил. Белым пятнышком выделяясь в темноте, он застыл на рюкзаке, устремив взгляд вдаль.

– Своим недоверием к исполнению моих функций ты наносишь мне неподдельное оскорбление, – через полминуты повторил он. Да, именно с этих двух фраз и начался несколько минут назад сей странный разговор.

– Да почему недоверием? – Андрей снова зевнул и наклонился (лишь бы Гонзо не увидел), поправляя подложенный под себя сверток палатки, лучше укутал ноги, поворочался. – Просто так надежнее... А вдруг ты меня разбудить не сумеешь?

Он поворочался еще, подальше отодвинул пустую банку из-под тушенки и опустил голову на согнутую руку. Гонзо удостоил его внимательным взглядом, красные бусины ловили свет костра.

– Ты либо никогда не имел дела с аналоговыми организмами, либо просто испытываешь мое кибернетическое терпение. – Он шумно и часто задышал. – Твое бодрствование ничего не даст, это можно смело признать. В любом случае ты не профессиональный егерь или рейнджер, а мои системы позволят нам отследить опасность даже в случае твоего сна. Мне что, уговаривать тебя поспать, словно заботливая мамаша?

Последнее он добавил таким слезливым тоном, что Андрей едва не расхохотался.

Вообще-то киборг был прав. Наверное, и стоит это хотя бы наполовину признать, как всегда. Хоть всю ночь просиди, а толку может и не быть, когда в овраг, привлеченные слабым, пробивающимся снизу светом скатятся обутые в армейские боты ноги. А его системы, радар, слух... Андрей почесал щеку, пряча зевок.

– Ну ладно тебе, – снова обиделся Гонзо, – совсем за дурака меня держишь, да? Что я, твоих зевков не слышу?

Уел, зараза. Андрей поднялся, подхватывая ружье.

– Ладно, чего там, – неохотно, вроде как через силу согласился он, – ты прав, пожалуй. Все одно тебе не спать, а мне силы нужны будут. Ну и там...

– Когда вернемся, – язвительно пропищал крыс, – запишу тебя на реабилитационные курсы по искоренению кибернетического расизма и предрассудков.

Андрей хмыкнул, посмотрел вверх и с кряхтением поднялся. Взгляд уперся в ветви, раскрашенные светом огня, и ночное темное небо. Огонь на краю мира.

Ну и беседа – крыса и человек в холоде осенней ночи, за хренову тучу километров от дома, да еще и с погоней на хвосте. Прямо ночь в тоскливом сентябре...

– Дрова на ночь еще нужны. – Андрей отошел на пару шагов и отвернулся от костра, привыкая к темноте. Несколько раз присел, разминая затекшие ноги. – Ты посиди, я схожу...

Место стоянки, что бы там ни говорил киборг о его Андреевой неподготовленности, выбрано было неплохо, и даже очень. Не все еще забыто, с удовлетворением думал Андрей, придирчиво осматривая стоянку с разных сторон. Узкий, метра два с половиной, овраг – скорее яма, расколовшая напополам круглый холм. Куполом опускающиеся над оврагом тонкие, еще не успевшие облысеть ветви то ли ивы, то ли какого другого дерева, весьма неплохо защищали дно от сыплющейся с неба воды и первой снежной крупы.

Ночевать же в одной из многочисленных заброшенных деревень или садовом поселке, разбитом и мертвом, для Андрея было равным безумию. Лучше уж на кладбище.

Палатку ставить тоже не стал. Андрей и вообще не шибко-то любил это состояние – ты внутри, за призрачными стенами, все слышишь, но ни черта не видишь и в случае чего попросту запутаешься в тонкой, но плотной ткани. А учитывая ситуацию, в которую они с напарником... ну, хорошо – лично он попал, было решено просто развернуть ее в подстилку, а сверху укрыться спальным мешком. Снизу прикроет, да и все не декабрь...

Вконец озябнув во влажных от пота одеждах, на свой страх и риск Андрей все же решился развести костер, для чего загонял Гонзо по окрестным возвышениям, выясняя, видно ли отсветы. Огонь помог, согрел и худо-бедно просушил. А еще разогнал страхи, гаденькие и неприметные, такие, словно исподволь выползающие наружу, лишь на лес упала темнота. Андрей, только разгорелись сырые ветви, едва не рухнул на колени, принося Вечному Пламени варварскую молитву, да чуть было не отплясал вокруг костра ритуальный танец. Вот что делает с горожанином дикая природа... Но это все шутки.

А на самом деле, даже отдохнувший и сытый, глотнувший водочки, защищенный от ветра и ненужных взглядов стенами оврага, отделенный от трассы почти семью километрами, Андрей испытывал сильное беспокойство. Навязчивые мысли лезли и лезли в голову, заставляя раз за разом прогонять в голове события ушедшего дня, хотя изменить, по большому счету, уже ничего было нельзя. Жвачка для мозгов. Моральное самобичевание.

Он мог вернуться в город. Определенно. И никто в Управлении ничего бы ему не сказал. Ни слова. Ну скорее всего... Возвращение не означает провала. А затем снова посетить здешние края и всей властью своего социального института разнести эту сраную воинскую часть с ее белены обожравшимися капитанами в хлам. Возможно, задействовать ударную группу и устроить показательное сожжение ведьм, так сказать.

Мысли эти, назойливые и медлительные, в полную мощь свою зазвучали в голове, когда на человека навалился ночной лес, с каждой минутой все прозрачнее указывая гостю беспомощность одиночества. Человек слабел, терзался, мучил сам себя. Один-то, как известно, в поле не воин... Андрей смотрел в огонь и думал, думал, думал. Когда поел, стало легче, а затем снова, по замкнутому кругу. Правильно ли он вообще поступает? В каком месте мог оступиться, ошибиться при выборе пути? Развязанные руки, неограниченные полномочия. Пожелай он, и можно с чистой совестью перебить весь взвод Шелеста. Как тех зомбаков... И никто слова не скажет. Но он все же решил не возвращаться, идти дальше. Держа карабин перед собой, Андрей, пристально вглядываясь в окружающую овраг темноту, вылез наверх. Встал у дерева, слушая ночную жизнь, наполняющую лес странными и незнакомыми звуками, и осторожно пошел прочь, стараясь ногами нащупать валежник.

Подбирая с земли влажные ветки, Андрей укладывал их на сгиб левой руки и шел дальше. Лес жил вокруг – где-то умирали слабые. А сильнейшие праздновали еще один сытый день. Что завтра? Бросок до Болотного? Хорошо. Под пулями солдатиков? Еще лучше... А ведь вернуться, понадеявшись на остатки благоразумия капитана и его людей, никогда не поздно. Гонзо сразу предлагал. Так зачем он здесь, сорвавшийся в леса? Гордость?

«А почему бы и нет?!» – неожиданно взорвалась праведным гневом вторая внутренняя половина. Гордость и долг. Смешно?! Ничуть. Почему не эти две простые, но в то же время сверхсложные материи? И плевать, что по этому поводу думает киборг, – Андрей знал, практически с первого дня, как пришел на эту работу, что именно движет им. Откровенная антипатия, временами перетекающая в ненависть, к людям, подобным Шелесту и Воротову. К людям, так легко и непринужденно воспользовавшимся ситуацией в стране. Воспользовавшимся войнами и катастрофами, дырявой Конституцией и слабостью ментов. Нет, он сам-то не жаловался – жил неплохо, правда, но добыта такая жизнь была не продажей урановых стержней с электростанций в Пакистан и Ирак, а потом и, как бы банально ни звучало, кровью. Как собственной, так и кровью друзей.

Все в общем-то просто. Добраться до Воротова, найти железо, оценить, перевести в деньги, затем конфисковать. Сделать перевод на счета Управления. И не время для сведения счетов с сумасшедшими вояками. Может, это на Шелеста так местная экология подействовала... Потом можно будет дело на рассмотрение спецкомиссии передать. Но это потом.