Морок - Юлия Аксенова

По тому, как сверкнули утомленные, больные глаза собеседника, Виктор определил, что добился своего: президент услышал в его словах и уважение, и иронию-вызов. Российский лидер взял паузу, обдумывая ответ.

Виктор спиной чувствовал, как замер, вжимаясь в свое кресло и стараясь стать возможно менее заметным, британский премьер. Виктор успел подумать: «Спасибо, дорогой соотечественник, за поддержку, но вам от моей работы ничего не перепадет: никого с собой не возьму, никаких материалов, кроме тех, что пойдут в эфир, не отдам!»

Ему все удавалось в этот день!

Президент, наверное, по взгляду прочел, воспользовавшись исправленной и дополненной методикой Шерлока Холмса, мысли своего собеседника.

— Думаю, что вполне осуществима, — веско уронил он.

Виктор был уверен, что собеседник недаром дал согласие: есть определенный государственный интерес… Мысленно Виктор снова парировал: «Никакой скрытой рекламы тоже не будет!» Но, помимо государственного интереса, светился в глазах президента азарт: вызов был принят! И Виктор рискнул усложнить задачу.

— Как вы полагаете, — теперь он снова обратился к президенту по имени-отчеству, — я мог бы прийти со своей съемочной группой в один из научно-исследовательских институтов Министерства обороны уже завтра утром?

На этот раз высокопоставленный собеседник не раздумывал ни секунды.

— Да.

Теперь Виктор не отказал себе в удовольствии покоситься на премьера, хотя и так знал, что тот мысленно аплодирует.

Виктор представлял себе, как будет выглядеть на экране вся эта выразительная перекличка взглядов. Хорошо, что взял с собой именно Гарри: другой оператор не успел бы сориентироваться, а Гарри наверняка снял все как нужно.

Обсуждение формальностей, согласование списка учреждений, в которые будет допущена британская съемочная группа, назначили на вечер, Виктора сразу познакомили с человеком, которого обязали ему «помогать».

Шагая по кремлевскому коридору, Виктор подумал со всем доступным ему на тот момент состраданием, что у начальника научного центра, куда его поведут завтра с утра, будут такие же воспаленные и усталые глаза, как сегодня у главы российского государства.

Он поменял свои планы, решив остаться в России на целых две недели. В ближайшую пятницу вести программу опять придется Линде, она же подготовит следующую, но он вернется в Лондон в ночь с 19-го на 20-е и проведет ее сам. Впервые Джемс останется без его руководства и поддержки. Виктора это беспокоило, но — надо же когда-то начинать!

* * *

Нежная розовая розочка доверчиво разворачивает тонкие, теплые лепестки. Над нею тугой бутон тянется к свету, танцуя на тонком стебле. Свежая зелень колючих листьев выстилает изнывающие от жары жабры… жернова… саженцы…

Ты уже закончила, Малышка? Думаешь? Подсказать? Ну, сама так сама, я тебя не тороплю.

Сижу в маленькой, уютной Малышкиной комнатке, на углу письменного стола — семь лет без взаимности, но по-другому тут не разместишься. Малышка увлеченно щелкает упражнения, которые я для нее частью выбрала из разных учебников, а частью придумала. Эти упражнения — тест. Они все — с двойным дном, с забавным подтекстом. Ученица об этом не знает. По ее улыбке, смеху я легко определю, достаточно ли глубоко она понимает то, что читает. Девчоночку мою рассмешить тяжело: она очень серьезная, когда учится. Но улыбается она сейчас часто, значит, мой и ее труд не пропал даром.

Однако я отвлеклась от наблюдений, любуюсь рисунком на обоях, в которые то и дело упирается мой блуждающий взгляд, и мысленно играю словами, стараясь описать этот рисунок.

Цветочки на обоях, оборочки на платьях кукол, мягкие игрушки на полочках и диване, ночник в виде месяца, люстра в виде букетика, разноцветные пастельных тонов бантики на каждой ручке дверцы шкафа, комода, тумбочки… Комната девочки. Оформляя комнату, ее мама всячески подчеркнула это — с любовью и вкусом. Живя в такой комнате, можно чувствовать себя только желанным ребенком, любимой доченькой, красотулечкой и вообще лапуленькой. В качестве неожиданного бонуса Малышка оказалась вдобавок умной и серьезной.

Я бы не смогла оформить комнату для дочери лучше. Разве что попросторнее. Не хватает места, чтобы играть, возиться и танцевать. Впрочем, для игр должна быть отдельная комната — не та, которая спальня…

Что-то я размечталась…

Что-то мне сегодня не по себе. Сердце не на месте.

Я с мамой почти поругалась. Я как раз собиралась идти к Малышке, когда мать как бы про себя, как бы невзначай пробормотала: «Опять чужого ребенка идешь учить…» Мне захотелось запустить в нее учебником, который в тот момент держала в руке. Я сдержалась, надеясь, что она спохватится, хотя сердце уже заныло, и я знала, что его теперь долго не унять. Но мама продолжила исполнение знакомого репертуара.

Она вновь вспомнила такую приятную молодую женщину, чем-то неуловимо похожую на меня — свою коллегу из другого города где-то на юге, не помню, которая вот ведь тоже умная, кандидат наук, а тем не менее вышла замуж и родила двоих очаровательных детей. Детишки и здоровые, и красивые, и послушные. Только в одном им и их родителям не повезло в жизни: нет у них дедушек-бабушек — так жизнь сложилась.

Мама вообще-то не особенно любит, когда чужие люди долго находятся в ее доме. Однако за время моего долгого заграничного отсутствия она так соскучилась и стосковалась, что пригласила погостить эту свою коллегу вместе с детьми на даче. У той были какие-то довольно длительные дела в Москве, а моя мама пока с удовольствием возилась с малышами.

Я вернулась как раз вскоре после этого их исторического визита, когда мама была полна свежих впечатлений. Она рассказывала о детях взахлеб — гораздо больше, чем слушала мои истории о жизни в Британии. Результатом ее восторженных рассказов часто становились мои слезы, ведь она неизменно подчеркивала, что ее дочь, то есть я, не обеспечила себе и ей такой радости в жизни. В конце концов мама, жалея меня, вроде бы перестала пенять моей личной неустроенностью. Однако время от времени она заводит все тот же тяжкий и бесполезный разговор.

Сегодня я реагировала особенно болезненно. Я не выдержала и наорала на нее в полный голос. Чтоб побольнее задеть, я припомнила все свои детские обиды. Главное, я орала, что не желаю своим детям такого же одинокого детства, какое было у меня, и вечного знания, что отец оказался недостоин матери, и что мать выходила замуж только по принципу «так надо», чтобы от других не отстать, а любви между ними не было в помине. Я кричала сквозь слезы. Потом кое-как привела себя в порядок, запершись в ванной, и ушла раньше, чем нужно, хлопнув дверью.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});