Секретный концлагерь - Александр Александрович Тамоников

вправду это не интересно. Во-первых, он знал предположительный ответ на этот вопрос: надо было как-то выживать, вот и согласилась. А во-вторых, его сейчас занимало совсем другое. Детский концлагерь «Белая ромашка»! Медицинские эксперименты над детьми! А еще…

Мажарин вытащил из ящика стола кипу бумаг, перевязанную бечевкой. Это были те самые бумаги, которые он обнаружил при обыске у сидящей напротив него женщины-шпионки.

– Что это за бумаги? – спросил он. – Только не говорите, что вы понятия о них не имеете! Их нашли в вашей квартире во время обыска. В столе еще целый воз таких же бумаг.

Женщина молчала, она явно не решалась давать правдивый ответ на заданные ей вопросы.

– На каждом листе, а таких листов не перечесть, в верхнем левом углу нарисован цветок, а под ним – надпись на немецком языке. В переводе означает «Белая ромашка». И тот детский концлагерь, о котором вы рассказали, тоже называется «Белая ромашка». Не так ли?

– Да, – глухо ответила женщина.

– Из чего просто-таки напрашивается вывод, что эти бумаги имеют какое-то отношение к концлагерю. А поскольку в бумагах значатся всяческие научные каракули, то из этого сам собою следует еще один вывод. А именно – эти бумаги как-то связаны с медицинскими экспериментами, о которых вы упомянули. С экспериментами над детьми, – уточнил он. – Я прав? Я спрашиваю, это так?

– Да, – все так же односложно ответила женщина.

– Отлично! – не усмехнулся, а просто-таки оскалился Мажарин. – Как эти документы оказались у вас? Почему именно у вас? Что вы должны были с ними сделать?

– Переправить в Германию, – ответила женщина.

– Вот как, в Германию… Зачем?

– Это очень важные документы. Секретные.

– Как и почему они оказались у вас?

– Документы – часть научного архива, связанного с «Белой ромашкой». Часть немцы увезли при отступлении, а эту часть второпях оставили. Я должна была переправить их в Германию.

– Вы? – уточнил Мажарин.

– Я и мои помощники, – сказала женщина.

– Понимаю. Тот ваш спутник и официант.

– Да, они. Эти люди специально прибыли в Краков, чтобы помочь мне собрать воедино все оставшиеся документы и подготовить их к отправке. Собрали, подготовили, но отправить не успели.

– Почему документы находятся именно в Кракове? – спросил Мажарин.

– Потому что именно здесь велась основная научная работа, – пояснила Ганна Рыльска. – Иногда врачи выезжали в лагерь для каких-то экспериментов и исследований, но всегда возвращались. Потому и научная документация тоже хранилась здесь.

– Где именно находится лагерь?

– Я уже говорила, что не знаю. Где-то недалеко от польско-германской границы. Я однажды слышала, как Кауфман в разговоре с одним завербованным мною врачом произносил название населенного пункта. Да, именно так… Почему-то я запомнила эти слова. «Бяла глинка» – так он сказал. Мне кажется, что это и есть название городка, или, может, какого-то другого поселения, где расположен лагерь.

– Бяла глинка… – задумчиво повторил Мажарин.

– Белая глина, – подсказал переводчик.

Мажарин опять замолчал. Сведения, полученные от задержанной немецкой шпионки, по мнению Мажарина, были очень важны, и он поневоле стал думать, что с ними делать. Хотя, конечно, такие мысли были и преждевременными, потому что, судя по всему, Ганна Рыльска сказала еще не все. Мажарин потряс головой, чтобы прийти в себя, и спросил у женщины:

– Вам знакомо такое имя – Зигмунд Моравецкий?

– Да, – ответила Ганна Рыльска.

– Кто этот человек?

– Поляк, профессор медицины. Это очень известное имя в медицинских кругах, причем не только в Польше, но и в Европе. Еще с довоенных времен.

Она замолчала, видимо, посчитав, что в полной мере ответила на вопрос.

– Рассказывайте дальше, – велел Мажарин. – Вам ведь есть что рассказать о профессоре, не так ли?

– С самого начала операции гестапо хотело привлечь его к сотрудничеству, – продолжила Ганна Рыльска. – Мне было дано задание – во что бы то, ни стало склонить его к сотрудничеству. Но я никак не могла его найти. Кажется, его не было при немцах в Кракове. А может, и был, но удачно скрывался. Я не знаю… Кауфман сердился, он требовал, чтобы я нашла его, причем в самые короткие сроки. И я его нашла уже перед самым уходом немцев из Кракова. Видимо, профессор посчитал, что коль немцы уходят, то теперь ему опасаться нечего, и вернулся домой. У него в Кракове особняк…

– Да, я знаю, – кивнул Мажарин. – И что же было потом?

– А потом – я явилась к нему домой и выложила перед ним все карты. А чтобы профессор не вздумал опять куда-нибудь исчезнуть, в его доме поселился наш человек. И, кроме того, за домом было установлено наблюдение. Задача была такова – тайно вывезти профессора в Германию, а заодно и оставшиеся документы.

– И что же профессор – согласился? – спросил Мажарин.

– У него не оставалось выбора. Я уже говорила, как именно велась беседа с теми врачами, кто нас интересовал. Точнее сказать, кто интересовал Кауфмана и гестапо. Профессору были обещаны просто-таки райские условия, причем не в Германии, а в другой стране, где нет войны.

– В какой стране? – спросил Мажарин.

– Я не знаю, – ответила женщина. – Знаю лишь, что ученых и впрямь через Германию вывозили в другие страны. Вроде как прятали.

– Зачем? – спросил Мажарин.

– Ну, это же понятно! – передернула плечами женщина. – Германия проиграла войну. Это не мои слова, так однажды сказал сам Кауфман. Но работа, несмотря ни на что, должна продолжаться. Кауфман как-то обмолвился, что это очень перспективная научная работа, причем денежная. А ученые-медики должны ее выполнять. Без них работа встанет. Большей частью это научная работа. Не Кауфману же ее выполнять? Кауфман – организатор. Он считает, что эта работа, а вернее, ее результаты, обеспечит ему благополучную жизнь после войны.

– Это он вам так сказал?

– Ничего такого он мне, разумеется, не говорил. Но это и так ясно. Там пахнет очень большими деньгами.

– И что же это за работа? – спросил Мажарин. – В чем ее суть? Хотя бы приблизительно. При чем тут дети?

– Я не знаю, – сказала женщина.

– Ой ли? – не поверил Мажарин.

– А какой смысл мне скрывать? – в голосе женщины послышалось недоумение. – Теперь-то, когда я в ваших руках? – Она помолчала и добавила: – Вы сами рассудите – какой был Кауфману смысл со мной откровенничать? Кто я такая в его глазах? Таких, как я, у него было много.

– А профессор Моравецкий знал о сути работы, которую вы ему предложили? – спросил Мажарин.

– Нет, – ответила женщина. – Я лишь должна была ему сказать, что работа очень интересная и перспективная. А подробности он узнает потом.

– Ну да, – усмехнулся Мажарин. – Это называется предложить кота в мешке.

– А