Гонка планет - Кит Ломер

- Слишком все быстро. Они оказались там через несколько минут. Да и как насчет взрыва, который мы слышали?

- Сигнал.

- Какой сигнал? Скорее они зажгли бы костер.

- Но того, о чем вы говорите, не бывает. Мой отец...

- Посмотри по сторонам, Лэрри... - медленно сказал Генри, - ...и скажи еще раз "такого не бывает"...

Лэрри посмотрел на траву, далекие деревья и зеленое небо и слегка задрожал.

- Я... не зна...

- Это славная страна, Лэрри. Признай это.

- Да... в этом я с вами согласен... - спина юноши выпрямилась, в его голосе зазвучала слабая нота энтузиазма, которую Генри до этого никогда не слышал. Затем он резко повернулся к капитану.

- Но мы не можем сидеть здесь бесконечно, когда за нами охотятся там, наверху и когда приближается зима. Мы могли бы задержаться здесь, может быть, мы смогли бы прийти к соглашению с теми, кто преследует нас...

- У тебя всепрощающая и забывчивая душа. Расслабься. Нам еще надо установить остальные указатели, затем подождем двадцать четыре часа и попробуем выглянуть наружу.

Сияние звезд осветило широкий летний луг, словно полная луна.

- Это Йота Ориона, все правильно, - сказал Генри. Лежа на спине он ел ложкой омлет из банки. - Но черт меня дери, если я смогу найти хоть одну из остальных звезд Ориона.

- Невероятно, - сказал Лэрри. - Учитывая такое смещение созвездия, мы должны находиться более чем в тысяче световых лет от Зеленого Сектора - но это невозможно.

- Мы здесь, - сказал Генри. - Лучше делай вид, что веришь в это...

Он наблюдал за юношей. При свете костра лицо Лэрри было удивительным и взволнованным, ЖИВЫМ, каким оно ДО ЭТОГО никогда не было. "Я НЕ ХОТЕЛ ПРИВОДИТЬ ЕГО СЮДА, Дульчия... - мысленно сказал Генри своей давно умершей жене... - Я и сам не думал приходить сюда снова или мне казалось, что я не думал...".

Затем вдруг он подумал о долге, который так и остался невыполненным более ста лет назад. Генри тихо встал и ушел. Когда через некоторое время он вернулся, Лэрри вопросительно посмотрел на него.

- Что случилось, капитан?

Генри покачал головой и, стряхивая с ладоней пыль, снова присел к костру.

- Похоронные мелочи, - ответил он кратко. - Вот и все те кости, которые мы увидели, когда вошли.

- Вы похоронили тот чужеродный скелет. Но... - Лэрри замолчал на полуслове, его брови задумчиво сдвинулись, когда он посмотрел сквозь пламя на Генри. - ...Конечно, капитан. Вам лучше знать...

Он снова обратил лицо к звездному небу.

- Я наблюдал, как движутся звезды, - продолжал он странно спокойным голосом. - Я наблюдал, как движется весь небосвод с вращением этой планеты. И я думал. Вы знаете, что значит то, капитан, что мы здесь нашли. Нам придется исследовать всю Вселенную заново. Мы сто лет находились в застое: без гиперсветовых путешествий, никогда не было бы нового Пограничья, где человек мог бы испытать себя в неблагоприятных ситуациях; мы бы успокоились, создав мир Статистически Среднего, - я-то думал, что наступит золотой век. Но теперь я вижу, что все будет по-другому! Теперь мы будем изучать эту штуку, разбираться в том, как она работает... А когда мы все поймем, капитан, тогда нам откроется вся Галактика!

Он резко повернулся и посмотрел через огонь на Генри.

- Вы понимаете, что я имею в виду?

Капитан молча смотрел в огонь. Выражение его лица заставило Лэрри замолчать.

А глядевший на тлеющие огни Генри почувствовал, как в его голове пробудились старые слова. Он думал, что забыл их давно сто лет назад, но сейчас они вернулись и звенели также отчетливо, как тогда, когда он впервые бродил по чужой земле, смотрел на чужое небо, - звенели до тех пор, пока он не опьянел от них и от новой вселенной, открывшейся ему, до тех пор, пока он не забыл свой дом, свой народ, даже первую Дульчию, ждавшую его на планете Фламм, одинокую с ребенком под сердцем, не имевшую никого, к кому можно было обратиться в трудную минуту.

О, Дульчия. Если бы я только вернулся к тебе, как пообещал. Но передо мной лежал целый новый мир - целая новая вселенная. Я должен был посмотреть. Ты понимаешь, что я чувствовал, не так ли, девочка моя?

Первые слова, слетевшие с его языка, прозвучали странно и хрипло, но он продолжал говорить и голос его постепенно зазвенел и обрел силу...

Мне все твердили: "Дальше нет пути.

Здесь твой предел. Здесь край цивилизаций.

Построй амбар и дом, зерно расти.

Здесь сытый рай ты можешь обрести.

Лишь укрепи границу у акаций".

Но глас в ночи рождался, как порыв:

"Неведомое скрыто за пределом..."

Как совесть, слаб, но властен был призыв:

"Отправься в путь, раба в себе изжив.

Преодоленью быть твоим уделом".

Так дней лихих открылась череда...

Коня и груз я потерял в дороге,

Не раз еще ждала меня беда,

И удалялась горная гряда,

Но, изнуренный, встал я на пороге.

И марш за маршем брал я высоту,

Глотку воды, пучку травы был рад я

Но все ж презрел запретную черту.

Я вызнал тайну, я догнал мечту,

И горный воздух стал моей наградой.

Вот ваши крики: "Дальше нет пути!"

Для отрицанья пут я избран ныне.

Я пересек ухабы и хребты.

Мне ветер шепчет: "Это сделал ты!"

И Бог один простит мою гордыню.

[Перевод Н.А.Маковец]

Он продолжал читать, огонь старой поэмы наполнял его вены своим светом, унося вверх к незнакомым звездам. Он забыл прошлое, столетие раскаяния и грусти, забыл даже о присутствии Лэрри, который не произнося ни звука, во все глаза смотрел на него сквозь скачущие языки пламени. Древний призыв, манивший его к мирам, на которые не ступала нога человека, с того момента, как он впервые обрел свою силу, сейчас звучал в нем подобно музыке. Последняя строфа поэмы слетела с его языка как гимн...

Вот ваши крики: "Дальше нет пути!"

Для отрицанья пут я избран ныне.

Я пересек ухабы и хребты.

Мне ветер шепчет: "Это сделал ты!"

И Бог простит мою гордыню.

Генри медленно приходил в себя после водопада чувств и воспоминаний, вызванных древними словами, и сейчас он ясно видел себя: впервые за сто лет он стоял лицом к лицу с самим собой и видел, что пламя никогда не покидало его. Оно оставалось в нем, все это время, это пламя освещало ему путь вперед, только вперед, всегда вперед к новым мирам. Благородный огонь, так он всегда думал, - но во имя него совершались преступления.

- Дульчи, - пробормотал он вслух. - О, Дульчи.

Он покачал головой, как человек, стряхивающий остатки сна, и посмотрел на костер.

На противоположной стороне сидел ошеломленный Лэрри, по-прежнему не сводя с него глаз. Худощавое молодое лицо его было настолько неподвижным, что, казалось, юноша окаменел.

- Это стихотворение, - сказал Генри, - называется "Первопроходец". Старый землянин по имени Редьярд Киплинг написал его еще в 1800 году нашей эры или примерно в то время.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});