Не взывая к закону - Леонид Юрьевич Шувалов

стараясь не выпускать из виду полукруглой площадки перед фонтаном, где уже вышагивал Курашов.

Когда тот начал сверять свои часы с часами прохожих, Облучков усмехнулся, выждал еще немного и направился на рандеву.

Он шел, шаря взглядом по гуляющей и спешащей публике, словно и не видел Курашова, который, заметив приближающегося коллегу, опустился на скамейку и принял беззаботную позу. Его волнение выдавал лишь острый, энергично покачивающийся носок туфли на высоком, не по возрасту, каблуке.

Наконец он сделал вид, что отыскал Облучкова в монотонном, но быстром потоке служащих, выплеснувшихся из близлежащих учреждений. Облучков же продолжал близоруко щуриться и смотреть мимо.

– Евгений Юрьевич!

– Михаил Федорович!

Оба восклицания были произнесены на одной восторженной ноте, словно встретились два старых, добрых, не видевшихся тысячу лет друга.

Курашов не удержался, упрекнул:

– На двадцать минут опоздали.

– Я заранее извинялся, – приподнял плечи Облучков. – Час пик…

– Я не в претензии, сам только объявился, тоже автобус прождал… Ну что, прогуляемся?

– Можно, – согласился Облучков.

Оказавшись в аллейке, скрытой от посторонних глаз густым кустарником, он суетливо сунул руку в нагрудный карман, извлек сложенную вчетверо двадцатипятирублевую купюру, великодушно возвращенную водителем такси, подал Курашову:

– Возьмите, Михаил Федорович, таксист только трешку взял. Я же близко живу… Утром вспоминал, вспоминал, еле вспомнил, откуда у меня эти деньги…

При этом лицо у Облучкова стало таким виноватым, что Курашов не удержался от смеха:

– Бросьте вы, Евгений Юрьевич!

– Нет… я так не могу… возьмите.

– Считайте это задатком.

– Нет… не могу… Ничего не сделал, а задаток. Вот когда помогу, тогда… Вы уж извините меня, но… не ставьте, пожалуйста, меня в неловкое положение, я теряюсь…

Курашов посмотрел на него как на окончательно выжившего из ума вследствие похмельного синдрома, трубно вздохнул и забрал деньги. Такая, пусть и похмельная, щепетильность вызвала у него двоякие чувства. Конечно, хорошо, что этот рохля много не запросит, но ведь и дело-то с подобными придурками-меланхоликами опасно иметь. Лучше от них подальше держаться, а то совесть заест этакого, глядишь, и понесся в контору, рядом с которой стенд уставлен: «Их разыскивает милиция».

– Вы, Евгений Юрьевич, хотели сообщить мне какие-то неутешительные сведения? – напомнил Курашов.

Облучков потупился:

– Как вы знаете, вагон к нам не поступал. Я на станции справился. Оказалось, его переадресовали.

– Как переадресовали? – вырвалось у Курашова. – Куда?

– На кабельный завод… Насколько я понимаю, возвратная тара им и предназначалась. Вот и отправили по назначению…

– Точно? – нахмурился Курашов.

– Абсолютно, – кивнул Облучков. – Сам на станцию ездил.

– Кто переадресовал, узнали?

– Говорят, вроде наше монтажно-наладочное управление.

– Кто именно?

– Сказали, как обычно…

Уже начиная раздражаться недотепистостыо коллеги, Курашов довольно резко спросил:

– А кто у вас обычно занимался этим?

– Обычно? – захлопал глазами Евгений Юрьевич. – Обычно Ефимов.

– Что же вы все как следует не узнали! – морщась, воскликнул Курашов.

Облучков искренне удивился:

– Да у них там черт ногу сломит и не заметит! Я туда приехал, такая круговерть! Водители, экспедиторы, приемо-сдатчики! Все с бумагами, все торопятся, всем быстрее надо, орут, галдят! Тетка и припомнить-то толком не могла, кто переадресовал. Хочешь, говорит, ищи документы. Глянул я… Это надо человек пять посадить за месяц, может, и перелопатят…

Этого он мог бы и не рассказывать Курашову. Тот и сам знал, как нелегко при таком грузообороте и в таком количестве бумаг на грузы отыскать нужную.

– Но то, что вагон переадресован, точно? – спросил Курашов.

– Сто процентов. Под конец она вспомнила про какого-то мужика, который с утра собирался раскредитовать вагон, а вечером прибежал и стал умолять, чтобы переадресовали.

– И на том спасибо, – хмуро проронил Курашов, с отчетливостью осознав, что этому рохле можно и не давать ничего, не облезет.

Облучков словно прочитал его мысли!

– Вот видите, толком я вам и не помог… Поэтому вы мне ничего и не должны… Спасибо за вчерашнее.

– Ну что вы! – возмущенно проговорил Курашов, для вида доставая бумажник и роясь в нем.

– Нет, нет! – удержал его руку Облучков. – Даже не думайте!

Еще немного попрепиравшись, Курашов оставил деланные попытки рассчитаться за услугу и разочарованно улыбнулся:

– Как хотите… Большое вам спасибо. Говорю это как коллега коллеге. Завтра домой отправлюсь. Если закинет судьба в наши края, с меня причитаются дары Таджикистана.

Облучков, видя, что его сообщение не совсем удовлетворило Курашова, подумал, что никуда тот в ближайшие дни не уедет, а про дары Таджикистана и вовсе загнул. Вряд ли он захочет когда-нибудь с ним встречаться. Тем не менее разулыбался Облучков самым радушным образом:

– Непременно воспользуюсь вашим приглашением…

ГЛАВА 24

Расставшись с Курашовым, Евгений Юрьевич отыскал телефонную будку, огляделся для верности, вошел.

– Шелехов! – раздался в трубке сердитый голос.

Облучкову сразу представилась серьезная физиономия институтского друга. Маленькие глазки юрисконсульта озорно блеснули, не здороваясь и не представляясь, он удивился в трубку:

– А ты чего такой смурной?

– Куда вы звоните?!

– В шахматы давно не играл? – продолжал допытываться Облучков.

– Ты, что ли, Женька?! – не меняя интонации, буркнул Шелехов.

– Я-я-я… – довольно протянул Евгений Юрьевич. – Здорово!

– Здорово… Давай говори быстро, чего хотел?

– В шахматы тебя надрать хотел.

– Ты? Меня?!

– Сомневаешься?

Шелехов хохотнул:

– Когда-нибудь тебе это удавалось?!

– Всегда, – гордо сказал Облучков. – Я жуть как сильно играю!

– Не смеши… Мой аппарат стал красным от стыда за твое хвастовство! И вообще, не мешай работать, у меня человек сидит.

– Скоро же восемь!

– Все, – сухо сказал Шелехов, – до встречи.

Сознавая, что старый друг вот-вот положит трубку, Облучков торопливо произнес:

– Виктор, зайди ко мне сегодня. Обязательно зайди. Есть для тебя кое-что, кроме шахмат. Это кое-что связано с твоей профдеятельностью.

Послышалось сосредоточенное сопение, потом Шелехов коротко бросил:

– Буду в начале десятого. Все.

Дома Облучков с порога сообщил:

– Пап! Витька Шелехов зайдет!

Отец, шаркая спадающими шлепанцами, вышел в прихожую, взглянул поверх очков:

– Одноклассник твой? Ты с ним, кажется, на факультет журналистики поступал? Ты засыпался на сочинении, а он поступил?

– Вечно ты всех путаешь. Я с Вовкой Степановым поступал, он сейчас в Минске, в БЕЛТА работает.

– Разве? – удивился отец. – Ты ничего не путаешь?

– С Витькой я в юридическом учился.

Отец мгновение вспоминал, потом закивал головой:

– А-а-а!.. Капитан милиции! Маленький такой, занозистый. Помню, помню… Он в шахматы проигрывать не любит.

– Он вообще не любит проигрывать, – подтвердил Облучков и попросил: – Чайку бы поставить?

– Давно уже скипятил, в термос залил.

– Сам-то ужинал?

– Тебя ждал. Одному скучно…

– Потерпишь до Витькиного прихода?

Отец постоял в задумчивости, словно прислушивался к происходящим в желудке процессам, и согласился терпеть не только до прихода Шелехова, но и до утра.

Ждать утра не пришлось. Шелехов позвонил в