Синее безмолвие - Григорий Карев

Прохор продул несколько раз загубники, как полагается по медицинским правилам в случаях отравления, остановил грунтосос и пошел навстречу водолазу. А тот стоит, одной рукой свода тоннеля касается, другой на размываемый водой грунт показывает: обрушатся, мол, ил да камни и похоронят тебя в этом подводном склепе. Подошел Прохор вплотную к водолазу, заглянул в его иллюминатор и еще страшнее стало: плоская красная физиономия с войлочными усиками кривилась в злой ухмылке. Он, Качур!…

И вот снова стоят они друг против друга. Почему у Люды такие испуганные глаза? Что ищет так долго в карманах Качур? В дверях появляется Ленька, раскрасневшийся, сияющий всеми веснушками и большими, как у Люды, глазами. Но как только Ленька замечает Арсена, глаза его быстро меркнут, белесые брови хмурятся, веснушки ярче проступают на медленно бледнеющем лице.

— Ленька! — не то обрадованно, не то зло крикнул Арсен. — Вот молодец, вовремя пришел. Мотнись-ка в магазин за поллитровкой, — протянул он парнишке розовую бумажку.

Ленька прижал к груди облезлый портфель с книжками, переступил с ноги на ногу, посмотрел на Прохора сузившимися и ставшими вдруг колючими глазами. Потом швырнул портфель под стол и молча прошел в комнату, к самому окну, сердито оттолкнув руку Качура с деньгами.

— Слышишь, что говорю?

В голосе Качура — нескрываемая угроза.

— Не пойду я, — не оборачиваясь, решительно сказал Ленька.

Прохор почему-то подумал, что Арсен еще больше разозлится, накричит на мальчишку, погонит в магазин. Он уже хотел заступиться за Леньку. Но Качур неожиданно переменил тон и, как будто не замечая Ленькиного настроения, попросил:

— Сходи, сходи. Я за это куплю тебе новый портфель.

Ленька молчал.

— Слышишь, малый? Портфель новый куплю, — чуть громче повторил Качур.

— Врешь ты все, — неожиданно громко закричал Ленька, оскаливая мелкие белые зубы. — Вот сколько раз обещал, а все врешь. Не пойду я никуда.

Люда подошла к брату, обняла его за плечи.

— Не трожь его, Арсен. Он не пойдет.

— Эх, вы! — обиделся Качур. — У человека, можно сказать, важное событие в жизни, день рождения хочу с вами вместе отметить. А вы… — Он безнадежно махнул рукой. — Дело ясное: не пойдет. Ну, да Арсен не гордый. Арсен сам пойдет.

Он ткнул в карман смятую розовую бумажку и направился к двери. Но, взявшись уже за дверную скобу, остановился.

— Только ты, Прохор Андреевич, не обижай меня, не уходи. Слышишь? — не поднимая глаз, попросил он.

— Ты тоже уходи, — зыркнул Ленька глазами из-под белесых бровей на Прохора, когда ушел Качур. — С ним пришел, с ним и уходи.

«Может, и в самом деле мне лучше уйти? — подумал Прохор. — У них, очевидно, свои счеты. Не мое это дело, и лезть мне в чужой фарватер совсем ни к чему». Но Люда смотрела на него так жалобно и так была непохожа на ту спокойную, умную Люду, с которой он только что разговаривал о Ленькиной судьбе, что Прохор вместо того, чтобы распрощаться, подошел к Леньке.

— Я не с ним пришел, Леня. Я — к тебе… Вот ласты принес…

Ленька молчал, все так же недоверчиво смотрел на Прохора, на ласты даже не глянул.

Качур быстро вернулся с поллитровкой водки, бутылкой вина и кульком конфет. Расстелил на свободной от книг половине стола газету и разложил на ней розовые кусочки сала, тонкие ломти колбасы, сыра, достал из тумбочки краюху ржаного хлеба и начал нарезать грубыми кусками. Делал он это уверенно и нагловато, все время рассыпая двусмысленные прибаутки, будто полчаса тому назад вовсе и не ссорился с Ленькой. Ленька отодвинул локтем кулек с конфетами, взял в руки какую-то книжку и уселся читать.

Люда по-прежнему стояла у окна, спиной к медленно сгущающимся сумеркам, скрестив на груди руки. Она не помогала Качуру накрывать стол, но и не мешала ему. Она просто терпела его хозяйничанье, его нагловатую улыбку, его плоские шутки, как терпят противно холодную и нудную морось, когда некуда от нее укрыться и когда знают, что скоро эта слякоть пройдет и тогда можно будет обсушиться и обогреться, а от противных капелек не останется и следа. Она следила за двумя взрослыми мужчинами и сравнивала их между собой.

С Арсеном она познакомилась сразу после обмена квартиры. Он вошел в комнату так же, как и сегодня, не спросясь и не поздоровавшись. Сказал, что знавал ее отца. Деловито осмотрел комнату.

— А жить ты, девочка, не умеешь.

— Как это, жить не умею? — не поняла Люда.

— А так. Квартирку обменяла и денег не взяла со сменщика. Антон Александрович так не поступил бы, — кивнул он на портрет отца.

Люде стало неловко. Отца она считала самым справедливым и честным человеком на свете. А разве справедливо брать доплату за государственную квартиру? Люда обменялась просто потому, что в старой двухкомнатной квартире становилось пусто и эта пустота напоминала о постигшем их горе. Да и платить за квартиру, за свет и газ надо было немало, а жили они тогда с Ленькой на одну папину пенсию. Правда, сменщик ее обманул — комнатка оказалась сырой и не такой уютной, как казалось Люде вначале, но причем тут деньги?

Через день он опять пришел и принес Леньке новый костюмчик, а ей — красивую вязаную кофточку.

— Ой, что вы! — испугалась Люда. — У нас нет денег на такие вещи.

— Ерунда, — небрежно процедил сквозь губы Арсен. — Это мой подарок в память об Антоне Александровиче.

— Не нужны мне ваши подарки, — замахала руками Люда… — Уберите их.

Она не хотела даже примерить кофточку. А Ленька так и прикипел ручонками к костюмчику. Жалко было смотреть на Ленюшку, на его старенькую, вылинявшую и ставшую ему тесной курточку, на чиненые-перечиненные штанишки.

— Ладно, не хочешь подарок принимать, возьми за деньги, в рассрочку, — рассмеялся Арсен. — Я запишу себе, сколько стоит, а будут деньги — отдашь.

Сколько сейчас таких записей в Арсеновом блокноте!

Сперва он называл ее не по имени, а просто — девочка. Потом — Людкой. Ухаживать начал. Но было в его ухаживании что-то странное. Если Ленька был дома, Арсен уводил ее в кино или давал Леньке на билет и отсылал гулять. Нет, он не был скупой, и если Ленька сказал «всегда обещаешь и врешь», то очевидно потому, что подарки Арсен давал мальчику не от души, а всегда с насмешкой и затаенной злостью, как бросают кость мешающей собаке. Когда Леньки не было дома, Арсен садился у стола и нудно, расспрашивал о работе, о школе, хвастался накопленными деньгами или жаловался на одиночество. Никогда он не сказал ей ласкового слова, хотя при людях был приторно любезен и нарочито внимателен.

Он приходил всегда неожиданно. Будто вырастал у порога. Однажды Люда была во дворе и увидела, что он прошел через калитку и зашел в подъезд. Она пошла за ним, Но Арсен тихонько прошел мимо двери ее комнаты и поднялся на второй этаж, где было только две квартиры: одну занимал старый нелюдимый Масюта, в другой жила большая семья мастера с трикотажной фабрики, помогшего когда-то Люде устроиться на работу. Арсен вошел в квартиру Масюты. Что ему там надо? Люда притаилась в полутемном коридоре, ожидая его возвращения. Но прошло около часа, Арсен не возвращался, и Люда пошла в свою комнату.