Денарий кесаря - Санин Евгений

            Но он не оглянулся. Поспешил выручать друга. И его сестру. Неизвестно еще – кого из них больше! Да и у него самого был свой интерес во всем этом деле.

3

С минуту Стас наслаждался произведенным эффектом.

            «Свой интерес» Стаса заключался в том, чтобы переговорить с Коршуновым и уговорить его купить дом. Под дачу или хотя бы сарай.

            Но едва он назвал его фамилию охраннику, как тот так свирепо взглянул на него и прищурился, а потом даже полез в карман, где что-то щелкнуло, будто взвели курок, что оставалось только попросить прощения и попятиться.

            Не вышло ничего и с хозяином баранов.

            Узнав от Вани, что это самый богатый человек в Покровском, он предложил купить дом и ему. Но в ответ услышал насмешливое:

            - Я что, по-твоему, похож на своих баранов? Ты, наверное, нашу Покровку со своей Москвой перепутал. Это у вас цены на недвижимость. А у нас – тьфу – и ломаного гроша за нее никто не даст!

            От двойной неудачи Стас разозлился не на шутку.

            Ваня напротив был чрезвычайно доволен. Мало того, что Ник дал ему тысячу рублей, так еще и хозяин баранов в благодарность за выгодную сделку добавил сотню.

            - Ласковый теленок двух маток сосет! – объявил Ваня, пряча деньги. Но Стас остановил его.

            - Тысячу давай! – требовательно протянул он руку.

            - Что? – заморгал Ваня.

            - Тысячу рублей, говорю, давай сюда – я Ленке обещал их доставить целыми и невредимыми. Они вам в хозяйстве сгодятся! А сто рублей можешь оставить себе.

            Как ни медленно соображал Ваня, но тут быстро понял, что Стас прав.

            Он отдал тысячу рублей Стасу, а сторублевую бумажку не стал прятать, а просто нетерпеливо зажал в кулаке.

            - Мне и ее хватит, чтобы, наконец, выиграть! - пообещал он, и в его глазах появился знакомый уже Стасу нездоровый азартный блеск.

            Да и сам он чувствовал, что выглядел со стороны не лучше.

            Злоба так переполняла Стаса, что хотелось отомстить прямо здесь и сейчас. Коршунову, понятное дело, он не мог это сделать ни с какой стороны. Но тут на глаза попался огромный стог сена перед домом владельца баранов.

            - У тебя спички есть? – мстительно сощурившись, спросил он у Вани.

            - Только зажигалка! – с готовностью отозвался тот.

            - Ты что – куришь?

            - Нет – чтобы лампады и свечи зажигать! А зачем тебе?

            - Зачем-зачем… Чтоб эту солому поджечь!

            - Да ты что? – испугался Ваня, оглядел стог и отрицательно покачал головой: – Во-первых, это не солома, а сено. А, во-вторых… нет, это никак невозможно!

            - Что, участкового испугался?

            - Участковый тут ни при чем, - покачал головой Ваня. – Он сам сейчас боится, чтобы у нас чего-нибудь не случилось, а то в райцентр не переведут. Ходит сейчас, сражанта уговаривает, чтобы тот в участковые подался. А то сказали, не отпустят, пока он себе в этой дыре, то есть у нас, замены себе не найдет!

            - Так зачем же тогда дело? – услышав про сражанта, еще больше нахмурился Стас.

            Но Ваня даже не заметил этого, а серьезно сказал:

            - Знаешь, сколько надо работать, чтобы такой стог получился? Ты сам попробуй целый луг травы сначала накосить, потом просушить, сметать – тогда сразу поймешь, в чем дело! Между прочим, он и денег немалых стоит. И коровкам бедным – что потом есть?

            - Ладно! – насмешливо остановил его Стас. – Пусть стоит. А то вы без молока останетесь!

            Молча, думая каждый о своем, они дошли до магазина, где Стас терпеливо подождал, пока Ваня проиграет свои сто рублей. И – возвратились домой.

            Ужинали тоже поначалу молча.

            Но ужин оказался таким вкусным, а Лена благодарно-приветливой, что Стас постепенно пришел в себя, смягчился и принялся говорить о том, что стоит на пороге великого открытия.

            - Ты? – недоверчиво посмотрел на него Ваня.

            - А ты как думал? Все то, что кажется нам теперь огромным – телевидение, интернет, да хотя бы та же книга дурацких рекордов Гиннеса – выросло до нынешних размеров из крошечного зерна идеи.

            - И у тебя есть такая идея?

            - Ну, идея не идея, - деланно поскромничал Стас. – Но правильно сформулированная и поставленная задача имеется.

            - Какая? – в один голос спросили Ваня с Леной.

            Стас с упреком посмотрел на них и сказал:

            - Некорректный вопрос. Но вам, как друзьям, так уж и быть… скажу. Такая – что даст мне власть над миром!

            Стас хотел лишь приоткрыть часть своей тайны, но так увлекся, что рассказал всё, вплоть до самой идеи глобального вируса.

            С минуту он наслаждался произведенным эффектом.

            Друзья, и правда, были ошеломлены услышанным.

            - Завидую я тебе, Стасик! – произнес, наконец, с чувством Ваня.

            Но Лена была прямо противоположного мнения.

            - А я так думаю, что ничего из этого дела не выйдет! – решительно заявила она. - Все то, что ты сейчас сказал – просто бред! И в данном случае ты не изобретатель, а уж прости меня неученую – изобредатель.

            - Это еще почему? – покосился на нее Стас. – Ты, видно, не вникла во всю глубину вопроса.

            - В глупину вопроса! Ну сам подумай: кто сегодня позволит тебе сделать это незамеченным и безнаказанно?

            - А ты считаешь, я об этом не думал? Не волнуйся, что-нибудь да придумаю!

            - Да как же не волноваться... – уже чуть не плача, проговорила Лена. - Ты что не слышал, что совсем недавно про деньги говорил Ник? А удовольствия? Да стоит только посмотреть на дядю Андрея – так сразу тошно от них станет. Про власть же ты с Григорием Ивановичем поговори. Лучше его о ней тебе никто не скажет! Ну, допустим, даже если у тебя все и получится – зачем это тебе, Стасик?

            - Как это зачем? – возмутился Стас, даже не заметив, что Лена назвала его обычным в их отношениях именем. Он хотел привычно начать не просто о власти и деньгах, а о сверхвласти, сверхбогатстве, о жизни в такое удовольствие, какое еще никому не снилось… и замолчал, словно споткнувшись о невесть откуда взявшийся камень на знакомой дороге….

            Беседа сразу скомкалась, стала неинтересной.

            Ваня с Леной, быстро засобиравшись, ушли домой.

            И Стас снова остался один.

4

            И только тут Стас понял, что бежал сюда не от родителей, а от себя самого…

            Темнело так быстро, как может темнеть только в деревне.

            Это в Москве со светящимися допоздна окнами многоэтажек, яркими рекламами и хорошо освещенными улицами и проспектами можно не дождаться темноты до самого рассвета. А тут, где на весь квартал единственный фонарь, да и тот где-то у колодца, вечер такой короткий, что ночь почти без предупреждения вступает в свои права.

            Стас сидел, не включая света. И не потому, что опасался быть обнаруженным. Дом никто не хотел купить. Да если бы и захотел – все равно он не смог бы этого сделать… Чего ему теперь было бояться?

            От тишины звенело в ушах. Ничто не мешало думать. А думать было, о чем.

            Разговоры с Григорием Ивановичем и дядей Андреем, которым подвела итог Лена, никак не шли из головы. И родители как назло не звонили… А он, вспомнив свою реакцию на недавний звонок, понял, что, оказывается, ждет их звонка. Ждет и…боится его! Даже думать о том, что он теперь скажет им, было страшно. И Стас снова переключился на мысли о своей идее, здание которой, совсем недавно казавшееся ему незыблемым и прекрасным, разваливалось прямо на глазах.

            Оно дало трещину в самом фундаменте, уже после разговора с Григорием Ивановичем. Потом, после того, как Ник сказал всю безжалостную правду о больших деньгах, поехали стены. И, наконец, после того, как он пообщался с дядей Андреем, стала рушиться крыша…

            «Все как три года назад, с точностью, как теперь любят говорить, до наоборот!» – с горечью усмехнулся Стас. Сначала разговор с Григорием Ивановичем, потом с Ником, затем с дядей Андреем. Не хватало только Юрия Цезаревича. Помнится, директор здешней школы тогда сказал, что жить нужно для того, чтобы оставить добрую память, а еще лучше славу в потомках.

            Ну, потомкам, понятно, хорошо и удобно от того, что сделали для них предки. А им-то самим каково при жизни, да и потом, после нее?

            Всё, абсолютно всё перед лицом Вечности теряло свой смысл. То, что казалось крайне важным, незыблемым, главным – на самом деле не выдерживало проверки одним-единственным вопросом: а что потом?