Завещание моего бывшего - Хотатэ Синкава

денег. Именно поэтому многие ученые, которым вечно недоплачивают, и зарабатывают на своем экспертном мнении.

– Разумеется, я им заплатила. Ваша крохотная премия хоть немного мне пригодилась.

Самое время выместить на нем свою злобу за несправедливо урезанную премию. И пусть не думает, что я на этом успокоюсь.

Цуцуи хмыкнул и сложил руки на груди.

– Что ж, хорошо. Я тоже поищу экспертов, которые своими мнениями поддержат меня. Я давно в этом бизнесе, так что с некоторыми учеными поддерживаю связи много лет.

Я опустила глаза на его ноги.

– Кстати, господин Цуцуи, может, вам лучше побеспокоиться не об этом деле, а о своей супруге?

На его лице отразилось удивление.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что сказала. У вас новенький прекрасный костюм, а обувь грязная. Неужели супруга отказывается чистить вам туфли? Не возникло ли в семье разногласий?

Цуцуи резво вскочил на ноги:

– Не о чем тут беспокоиться!

Он покраснел, как вареный осьминог, и зыркнул на меня. Впервые я видела, как Цуцуи дает волю чувствам, и чуть не отступила, пораженная контрастом с его обычным спокойствием. Но он сам затеял эту свару.

Я ответила ему таким же сердитым взглядом, показывая, что не уступлю. Он покашлял, принял невозмутимый вид и сказал:

– Господин Канэхару, мы зря потратили время. Мы с вами люди занятые, предлагаю на этом откланяться.

Канэхару молча кивнул и последовал за Цуцуи.

Мураяма изумленно смотрел на меня.

– Ничего себе. – Он почесал в затылке. – Да вас проклянут на веки вечные за то, что вы задели мужскую гордость.

– Что? – переспросила я, не понимая, что он хотел сказать.

– Жаль мне господина Цуцуи. Я бы не стерпел, пусть это и не очень хорошо. У любого ведь мужчины в глубине души есть честь, которой он очень дорожит. Для него она важнее денег, важнее жизни. Если ее задели, дальше жизни нет. Либо сам умрешь, либо убьешь обидчика. Глаз за глаз.

Я совсем запуталась.

– Что это значит? О чем вы говорите?

Мураяму передернуло.

– О разногласиях в семье, в особенности об изменах жены. Никому не хочется, чтобы об этом узнали. Ладно еще, если проболтаешься девчонке в баре. Но вот так, перед мужчинами, с которыми сталкиваешься по работе… Собственный образ, существующий внутри тебя, разрушается.

Я схватилась за голову.

«Собственный образ, существующий внутри тебя?!»

– Что-то совсем не понимаю, что вы имеете в виду. Конечно, никто не хочет, чтобы наружу вылезло что-то личное, но «умереть» или «убить» – это, по-моему, перебор.

Мураяма покачал головой.

– Нет, для мужчины это больной вопрос. Для увядшего, такого как я, это не очень страшно: нет у меня никакого лица, которое можно было бы потерять. А вот ваш господин Цуцуи – большой человек, и гордость у него велика. Он возненавидит вас за то, что вы испортили его собственный мысленный образ, да еще и перед клиентом. Это будет очень сильная ненависть.

Разумеется, я язвила из вредности, желая подразнить и удивить бывшего начальника, но не думала, что мои слова будут иметь серьезные последствия.

– В общем, теперь господин Цуцуи обрушится на вас всей своей мощью. Старательно возьмется собирать экспертные заключения.

Я усмехнулась и замахала рукой, будто отметая тревоги Мураямы.

– Ничего страшного. Никто из ученых не будет писать заключение на такую ерунду.

Мураяма удивленно посмотрел на меня.

– А что за бумаги вы тогда показывали?

– Разумеется, это был блеф. Зато теперь господин Цуцуи побегает за экспертными мнениями, которые невозможно получить, потратит зря время. А мы пока подготовимся.

Глядя на меня, Мураяма ухмыльнулся:

– Рэйко, если вы так поднаторели в грубых приемах, вам больше подходит не церемонный международный бизнес, а индивидуальная адвокатура в маленьком городке.

С этими словами он вытащил из пачки ту самую торчавшую из нее сигарету и закурил. Я выдохнула и уселась в кресло, положив руки на подлокотники.

– Что-то полиция не едет. Ну и денек выдался.

Мураяма выпустил облачко дыма.

– Да уж, это точно. – И вдруг закашлялся.

Я вскочила:

– Воды налить?

Но мужчина схватился за горло и опустился на пол. Я в панике подскочила к нему и похлопала по спине. Он уронил свою сигарету на пол. Испугавшись, что начнется пожар, я затушила ее ногой.

– Что с вами?

Он побагровел. С ним явно что-то было не так.

– Рэй… ко… – с трудом выдавил он. – Заби… райте… этот о… фис… себе.

Его лицо исказилось от натуги. Глаза полузакрылись, из уголка рта капала слюна.

– Эй, вы что! Что с вами?

Я ничего не понимала.

– Не нужен мне ваш ободранный офис! – закричала я, изо всех сил стуча его по спине. – Эй, господин Мураяма, держитесь!

Он снова попытался открыть рот. Только тут я поняла, что надо вызвать скорую, и принялась ощупывать карманы в поисках телефона. Руки дрожали, я никак не могла его отыскать.

– Наши… нам… адвок… коллеги…

Пытаясь что-то сказать, Мураяма опять закашлялся.

– Живи… дол… го… за нее…

Выдавив эти слова напоследок, он затих и больше не двигался. Мужчина лежал на боку, изогнув спину, будто дремлющий кот. Его не по размеру большой пиджак весь измялся.

Я застыла, так и не убрав руку с его спины. Казалось, стоит мне двинуться – и что-то рухнет.

– Простите! Вы заявляли о вторжении в пустой дом? – закричали снизу.

Голос прозвучал издалека, будто звон в ушах.

– Это полиция. Мы поднимаемся. У вас все в порядке?

Вместе с бодрым голосом раздался звук шагов на лестнице.

Глава 4. Между алиби и изменой

Когда меня отпустили из полицейского участка, уже совсем стемнело – была глубокая ночь, и не ходили ни скоростные синкансэны, ни обычные поезда.

Я подробно рассказала полиции все, что произошло. О собрании бывших девушек, о неожиданном происшествии в заброшенном доме, где находился офис «Юристов для жизни», о разговоре с Цуцуи и о смерти Мураямы.

Как выяснилось, на фильтр сигареты, которую закурил Мураяма, было нанесено ядовитое вещество. Подробностей, конечно, мне не сообщили, но, раз вещество удалось определить в первые же часы после смерти, наверняка раздобыть его несложно и оно хорошо известно.

Разумеется, как первый человек, оказавшийся рядом с телом, да еще и бывший там в момент смерти, я стала главной подозреваемой. Но на пачке сигарет моим отпечаткам взяться неоткуда, и ничего, что помогло бы отпечатки скрыть – скажем, перчаток, – ни в моей сумке, ни на месте преступления не обнаружат. Опять же, я сама вызвала полицию и попросила их приехать в офис. Поэтому не сомневалась, что меня