Обеднённый уран. Рассказы и повесть - Алексей Серов

Тесть моего приятеля, хотя и плохо понимал, что делает, однако если уж что-то начинал, обычно старался довести это до конца, пусть даже вопреки здравому смыслу. «Моё слово крепко!» — любил, бывало, повторять он. И, размахивая пистолетом, начал стыдить гадское ворьё, которое тащит все подряд. Он волновался, брызгал слюной, слишком близко подступал к своим задержанным и тут же отскакивал от них, опасаясь ответных действий. Опасался он не зря. Майор слушал-слушал, утирал с лица чужую слюну, орал что-то в ответ, закрывая грудью своего отпрыска, а потом вдруг мгновенным движением выхватил пистолет из руки старика.

Тот изумлённо уставился в свою пустую ладонь, не веря, что мог вот так легко попасться. Клюнул на обычный прием — переговоры затягиваются, после чего следует быстрая силовая акция. И тут задержанный предъявил ему удостоверение компетентного сотрудника и потребовал документы и разрешение на пистолет.

Разрешения, понятно, у тестя не было. Но был паспорт законопослушного гражданина России. И этот паспорт представитель органов у него конфисковал. А перед этим вместе с сынком, который был едва ли не здоровее своего кругловатого, литого папаши, хорошенько намял бока тестю моего приятеля, дабы неповадно было ему впредь разгуливать по ночам с оружием и задерживать не тех, кого надо.

Вернувшись домой без документов и пистолета, потеряв часть заоблачного самомнения, старик долго не знал, что ему теперь делать. Без паспорта в нашей стране никуда, а мстительный майор не желал его возвращать.

Старик несколько раз ходил на поклон к представителю доблестной спецслужбы, но тот и слушать не хотел пенсионера. Ишь ты, завладел оружием (без всякого разрешения, регистрации, да и вообще — если у каждого будет пистолет — на кой чёрт тогда нужны спецслужбы!!!) и тем более заарестовал его так неловко, когда арестовывать людей было обязанностью майора.

Поиздеваться над стариком, видно, было ему в кайф. В тюрьму сажать глупца вряд ли стоило. Наверное, компетентный сотрудник в скором времени всё же отдал бы паспорт, однако терпение у старика лопнуло раньше.

Его чувства понятны. Пойманный на глупости, лишённый документа, он как бы перестал существовать в качестве полноценного гражданина своей страны. А ведь всю жизнь валтузил, как папа Карло, платил налоги, из которых немалая часть шла на содержание тех самых органов!..

Да и что они делали там, у гаражей — может, в самом деле спёрли чего? Обидно, очень обидно. «Мент поганый! — ругался старик. — У-у, волчара!»

В один из вечеров мой приятель, придя к своему тестю, застал его порядочно пьяным, расхаживающим по квартире с глуповато-хитрой усмешкой и грозящим кому-то указательным пальцем левой руки. В правой руке он демонстративно держал гранату «Ф-1». То бишь «лимонку».

Гость остолбенел.

— Уж не на мента ли вы собрались, папа? — Но папа не отвечал и на все уговоры спрятать или лучше совсем выбросить эту дрянь только загадочно усмехался, крепко сжимая в ладони ребристую округлость гранаты. Пытаться отнять у него очередную игрушку было себе дороже, и мой приятель, высказав папе всё, что о нём думал многие годы, плюнул, повернулся и ушёл. Его терпение тоже было не бесконечным. Достал, просто достал воинственный пердун!

Дальнейшие события можно в подробностях восстановить по милицейским и судебным протоколам. Дело в общих чертах выглядело так.

Вечером тесть в очередной раз явился на квартиру к майору и потребовал вернуть ему паспорт. Тон его был сух и деловит, а поза по-прежнему горделива. Майор удивился — с чего бы эта ветхозаветная шпана прёт таким буром, лезет чуть ли не с ультиматумом — но сдаваться сразу не собирался, для начала послал старика подальше, обещал оставить его навсегда беспашпортным и бесштанным и хотел уже вытолкать деда за дверь, но тот неожиданно извлек из кармана гранату, которую давно держал там в полной готовности к действию.

— Если сейчас не отдашь паспорт — получишь вот это, — внятно пообещал старик. Рука его слегка тряслась от волнения и справедливой злости. Майор, как человек, уже поднаторевший в общении именно с этим террористом, опять начал заговаривать ему зубы и мысленно прокачивать возможные варианты действий, но дед дальше ждать не стал. Он бросил гранату под ноги своего врага и сложил руки на груди подобно Наполеону, наблюдающему манёвры гвардии. На себе он, видимо, поставил крест, но ничуть об этом не жалел. Главное тут было — чтобы майор понял, как он ошибся.

Пинком ноги майор забросил гранату в маленькую комнату своей «двушки», где как раз никого не было (жена и сын сидели на кухне, пили чай), захлопнул дверь и увлёк за собой старика, падая на пол. Одновременно он крикнул своим, чтобы ложились. Дисциплинированная майорская семья мгновенно выполнила команду.

Грохнул взрыв. Вылетела дверь комнаты, принявшая на себя град осколков, остальные двери распахнулись настежь. Вылетели все окна в квартире. Но люди не пострадали благодаря профессионализму майора.

Ну, дальше было следствие, суд…

Зачитывались характеристики на майора, на тестя. Майор выглядел в этих бумагах ангелом, тесть монстром, хотя сорок пять лет проработал на одном месте, не имея нареканий, а одни лишь благодарности и почётные грамоты…

Прокурор сказал замечательную речь. «Такие, как этот человек, не имеют права находиться среди нас…» Адвокат что-то промямлил в ответ.

Тестю дали шесть лет, под старую-то задницу.

Очень характерно было последнее его слово. Возвысившись над ограждением, словно герой-революционер, обличающий царский произвол, он длинно обматерил майора, ударил левой рукой по сгибу правой и непристойно помахал ею перед собой. «Понял? И так будет всегда! Моё слово крепко!» Кажется, он действительно решил, что дело выгорело. Сказал всё, что хотел, устроил демонстрацию как невинно пострадавший… Возможно, всю жизнь мечтал сыграть эту роль.

Майор лишь бледно улыбнулся в ответ. Плевать ему было на весь этот спектакль. Главное — закатать своего врага напо-дольше.

Вроде бы все даже остались довольны.

Старику за мелкое хулиганство в зале суда накинули ещё месяц, но он не обратил на это никакого внимания.

Теперь вот сидит, ждёт. Наверняка выйдет раньше. Таких дисциплинированных трудяг — поискать…

Пассионарий

Как ни старайся быть гуманным и цивилизованным, но достижение успеха в современном обществе невозможно без агрессии. Вперёд, ура, напор — и вот ты победитель! За твоей спиной остались разлагаться трупы врагов и тех союзников, которым не повезло. Какую область ни возьми, всюду идёт тихая, келейная борьба без правил. Таким образом, по Дарвину, побеждает самый зубастый, улучшается порода. Вся наша жизнь круто замешана на агрессивных инстинктах.

Один человек, самопальный философ и естествоиспытатель, по этому поводу рассказывал мне следующее. Он контактировал с представителями иных цивилизаций. Те ему сообщили под большим секретом, что двигателем прогресса является именно агрессивность, заложенная в человеке.

Инопланетяне, нация гуманных гуманоидов, настолько развились, что в их среде восторжествовали идеи ненасилия. При помощи науки и техники идеи эти были воплощены в жизнь. Но, уничтожив в себе агрессивность, гуманоиды очень быстро застряли на одном месте, и топчутся уже добрую сотню лет, не зная, что делать со всем этим добром. Правда, в последнее время они зачастили к нам, похищают людей, чтобы там, у себя, научить их всему, что знают сами, и заставить их двинуть свой прогресс дальше.

Помнится, я не очень поверил естествоиспытателю. Мне показалось странным, как это пришельцы, с их-то комплексом ненасилия, воруют людей и заставляют делать что-то такое, чего те, может быть, совсем и не хотят. Вдобавок я усмотрел тут схожесть с ситуацией в Швеции, где так упала рождаемость, что тамошнее правительство импортирует из Африки негров и делает их полноправными гражданами всё с той же целью улучшения породы. Смелый шаг, лет через пятьдесят он даст великолепные результаты, появится множество шведских Пушкиных, а уж о спортсменах и говорить нечего… Может быть, мой философ просто перевёл земные реалии в межгалактические фантазии? Вслух своего сомнения я не высказал, чтобы не огорчать маэстро непроходимой тупостью.

Мы познакомились с ним в период моей коммерческой деятельности. Не знаю точно, в качестве кого он был приглашён на работу в тот кооператив — возможно, как зицпредседатель, только фамилия его была не Фунт.

Он выделялся среди остальных кооператоров менее алчным взглядом. Не было у него и безжалостной волчьей хватки. Но был зато нрав. И сразу по поступлении на работу он начал всем открывать глаза. Никто не хотел смотреть, а он упорно открывал и открывал глаза всем, до кого мог дотянуться. Даже мне, хотя тогда я ему не поверил. Мне до сих пор странно, как это прирожденного бунтаря взяли на такую должность.