Чаша с ядом - Бернард НАЙТ

– О чем задумался, сэр коронер?

Неста плюхнулась на скамью рядом с ним, продев свою руку в его. Ее симпатичное круглое личико, красновато-коричневые волосы и стройная фигурка пролили бальзам на его измученную душу. Она улыбнулась ему, продемонстрировав белые зубки, что было необычно для женщины ее возраста: большинство ее ровесниц могли похвастаться либо желтыми клыками, либо почерневшими обломками. Джон знал, что причиной тому была привычка жителей Уэльса дважды в день тереть зубы изжеванным концом веточки лесного ореха.

– Крушение надежд, дорогая моя женщина! – сказал он, роняя руку ей на бедро.

В шутливом отчаянии она закатила глаза.

– Ваши надежды рухнули оттого, что вот сию минуту вы не затащили меня в постель, добрый сэр рыцарь? – игриво спросила она.

– Нет, девочка моя. Оттого, что не сдвинулся с места в деле об этом изнасиловании, будь оно проклято.

Неста попыталась надуть губки, но не удержалась. Протянув руку к его кружке с элем, она сделала большой глоток.

– Ходят сплетни, что подмастерья Годфри Фитцосберна попали под подозрение.

Коронер в очередной раз подивился тому, как быстро распространяются по Эксетеру слухи. Он объяснил, что они совершенно беспочвенны, и рассказал Несте о своей последней по счету ссоре с супругой из-за этого.

– Почему подозрения заслуживают только люди Фитцосберна? – пожаловалась хорошенькая владелица постоялого двора. – Уж скорее я бы заподозрила самого Годфри. Вот уж кто первостатейный распутник и бабник. Пару раз он подкатывался ко мне – как и к большинству женщин в этом городе, у кого нет усов или косоглазия.

Джон обрадовался тому, что относительно серебряных дел мастера его мнение совпало с мнением Несты.

– Но ведь не станет же такой видный горожанин, как Годфри, гильдейский мастер к тому же, рисковать всем из-за мгновенного удовольствия с дочерью городского старшины! – возразил он.

Неста строго посмотрела на него.

– У меня есть один знакомый королевский коронер, который регулярно укладывает в постель обычную владелицу постоялого двора! Когда мужчине загорится, он способен на что угодно.

Джон одарил ее одной из своих редких улыбок, которая искривила его полные губы. Он снова погладил Несту по пышному бедру и, наклонившись к ее уху, прошептал:

– А сейчас вы очень сильно заняты, мадам? Или мы можем осмотреть комнату на верхнем этаже этого заведения, чтобы проверить мягкость матрасов?

Он поднялся вслед за ней по широким ступеням лестницы, провожаемый понимающими взглядами. Хотя мысли Джона сосредоточились главным образом на хорошеньких ножках шагавшей впереди красавицы, какая-то часть его мозга размышляла над тем, что она сказала о Годфри Фитцосберне.

* * *

В это же самое время неподалеку, в комнате над винным складом Эрика Пико на Прист-стрит, кое-кто также обсуждал личную жизнь серебряных дел мастера.

Джозеф из Топшема, его сын Эдгар и торговец вином размышляли над сложившейся ситуацией. Слухи о визите Кристины к Фитцосберну распространились мгновенно, и уже стало известно, что на следующее утро шериф намерен допросить двух подмастерьев.

Пико презрительно отнесся к сплетням.

– Не понимаю, почему мы должны подозревать этих двух ничтожеств, – воскликнул он, вставая, чтобы подлить вина в стеклянные бокалы своих гостей. – Уж скорее я заподозрил бы их хозяина.

Он повторял слова Несты, но, вероятно, добрая половина мужчин Эксетера испытывала те же чувства, завидуя победам Годфри над женщинами, среди которых числились и их собственные жены.

– Но ведь тому нет никаких доказательств, и я даже не вижу, как их можно будет получить, – возразил Джозеф, сжав в руках бокал с вином и мрачно глядя на огонь.

– Я убил бы его голыми руками, если бы решил, что это он! – прорычал Эдгар, который после вчерашнего дня превратился из незаметного юноши в мечущего громы и молнии мужчину. Его обуяла навязчивая идея расправиться с тем человеком, кто причинил ему такие страдания. И хотя он не признавался пока в этом даже самому себе, его гнев в основном объяснялся тем, что он еще не решил, по-прежнему ли хочет жениться на Кристине, которая теперь уже никогда не сможет принести ему в жертву свою девственность. Он устыдился этой мысли, которая пришла ему в голову, и пытался праведным гневом отогнать ее от себя.

Эдгар с отцом навестили Кристину сегодня вечером. Визит вряд ли можно было считать успешным, поскольку между молодыми людьми, казалось, выросла незримая стена. Хотя они обменялись любезностями, и Эдгар высказал приличествующие случаю сожаление и негодование, а также выразил свои соболезнования, они так и не смогли заключить друг друга в объятия или хотя бы коснуться один другого. Эдгар, очень чувствительно воспринимавший атмосферу вокруг и настроение Кристины, ощутил, как напряглась и задрожала девушка, когда он подошел к ней.

– Можно подумать, что она подозревает меня в насилии! – возмущенно обратился он к своему отцу, после того как они покинули дом Риффордов.

Они направились к обиталищу Эрика Пико – Джозеф хотел излить душу старому приятелю, прежде чем идти ночевать в комнатушку Эдгара, находившуюся рядом с аптечным складом. Пико хранил свои запасы вина в доме на Прист-стрит, поскольку оттуда было недалеко до гавани, куда импортированные бочонки доставлялись либо непосредственно на кораблях, либо на баржах вверх по реке от Топшема. Он жил наверху, в достаточно спартанской обстановке – его жена умерла пять лет назад, и с тех пор Эрик вел холостяцкий образ жизни. Тем не менее он выстроил для себя, новый дом на участке, приобретенном у одного из поместных лордов в Уонфорде, сразу же за городом, и еженедельно проводил там по несколько дней.

– Что нам теперь делать, отец? – требовательно спросил Эдгар. – По-моему Фитцосберн просто врет, что ему ничего не известно об этом грязном нападении, И я так и скажу ему! В последний раз Кристину видели в его лавке, когда она забирала этот проклятый браслет. Господь свидетель, как бы я хотел, чтобы мне и в голову не пришло дарить ей тот браслет, если из-за него у нас такие неприятности!

– Спокойнее, мой мальчик! Такой поступок не принесет тебе ничего хорошего, один только вред. У нас все-таки нет никаких доказательств того, что Годфри что-либо известно об этом деле.

Эдгар утихомирился, бормоча что-то себе под нос, но Пико подхватил нить разговора.

– Он злой человек. Об этом можно судить по тому, как Фитцосберн обращается со своей женой – он изменяет ей при первой же возможности. Бедная женщина сделала большую ошибку, выйдя за него замуж. Ведь он фактически свел свою первую жену в могилу.

Джозеф грустно улыбнулся своему другу, поскольку он знал его тайну, как и добрая половина города. Красавица-жена серебряных дел мастера была любовницей Пико, по меньшей мере, полгода, и всем было известно, что она глубоко презирала своего супруга. Эдгар, проницательность которого не уступала отцовской, если он переставал думать только о себе, переводил взгляд с одного на другого.

– Все в порядке, отец, я знаю о связи Эрика с Мабель Фитцосберн, так что можешь не вести себя так, словно я несмышленое дитя.

Джозеф картинно закатил глаза.

– Похоже, Эрик, об этом знают все, также как и о коронере и его валлийской любовнице. Будем надеяться, что Годфри это неизвестно.

– А мне плевать, даже если и знает. В один прекрасный день я уведу ее от него, – упрямо возразил торговец вином. – Может, нам еще удастся обратить этот факт себе на пользу, поэтому я попрошу Мабель держать ушки на макушке на тот случай, если Годфри обмолвится о том ужасном происшествии.

– Вряд ли он признается в этом, особенно своей жене! – возразил Джозеф.

– Но если он сделает это, я убью его! – прошипел ученик аптекаря.

Глава седьмая,

в которой коронера Джона вызывают для освидетельствования трупа

На следующее утро Джон в дурном расположении духа стоял в холле перед очагом, в котором слабо тлели угли. Мэри подала ему завтрак, который он съел в гордом одиночестве вскоре после того, как взошло солнце. Потом, все еще в ночной рубашке, он прошел на задний двор, где вымыл лицо и шею в ведре воды: сегодня была суббота, день омовения и очищения. Он побрился второй раз за неделю, намыливая лицо мылом, сваренным из козьего жира и пепла букового дерева, вскипяченного с содой, а потом принялся скоблить свою черную щетину специальным кинжалом, отточенным до бритвенной остроты. Сегодня следовало также сменить одежду, и Мэри уже выложила для него длинную нижнюю рубашку и серую тунику, которые он натянул через голову, предварительно согрев их у огня.

Далее он облачился в брюки до колен, надел длинные чулки, обмотав их подвязками. Его одежда была лишена каких бы то ни было украшений или вышивки, в качестве таковых можно было рассматривать лишь шов в несколько рядов вокруг высокого ворота. Он не собирался ездить верхом в этот день, поэтому надел туфли на низком каблуке, остроносые, но без этих экстравагантных новомодных загнутых носков, которыми щеголяли франты вроде де Ревелля и Фитцосберна.