Запад глазами монастырей - Василий Ленский

— Но как же живут получившие «яд» в фазе Дум? Кто и как выравнивает их?

— Как они живут? А ты видел когда-нибудь кошмарный сон. Во сне приятном и во сне кошмарном предметы одинаковые. Но эмоции диаметрально противоположные. Все виды «ядов» дают неприятные психические окраски. Например, накопившего «яд» в меридиане сердца мучают страхи, а в меридиане перикарда загрызёт ощущение, что всё неустойчиво: в семье непорядок, дети и муж не надежные, соседи норовят подвести, дело рушится. Ум от простой предметности наращивает в себе иерархию до глобализма.

Он начинает мыслить такими пустыми понятиями как:

— Почему люди, переживающие положительные восприятия в запредельной области фазы Дум, считаются святыми?

— Кошмары угнетают не только психику, но и физиологию. Положительные переживания сознание стимулируют. Такие люди становятся энергоёмкими и одержимыми тем содержанием, которое сопровождалось положительными психическими окрасками. Они становятся исполнителями этого содержания. Их несокрушимая уверенность убеждает других. Они вовлекают в этот водоворот огромное число людей. Такое состояние сознания на Западе назвали «верой». Его переживали пророки и святые. Поэтому они были неудержимыми и в испытаниях страданиями.

— Можно ли считать, что они страдали?

— Нет.

— Почему говорят об их страданиях?

— Обыденный человек не испытывает чувство веры. Вера не в словах и попрошайничестве. Она не в раболепии, а — в настоящем содержании прекрасных окрасок психики. Религиозное чувствование обыденному человеку неведомо. Но события он проецирует на свой опыт и видит там невзгоды.

— Так есть невзгоды для святых, или нет?

— Мне трудно говорить о том, чего вы не переживали. Если кто-то из вас и имел религиозное чувствование, то оно было стихийным. По крайней мере вы не практиковали глу бины Тхёдл и не имеете особый талант религиозного чувство вания. Остаются слова и иные чувства. Словами в моей прак тике ума я отобразить религиозное чувствование не могу. Вы заметили, что всё, что я говорил, имеет отображение из нату ральных состояний на ум средством слов. Поэтому то, что вы услышали, есть всего лишь оповещение. Оповещение лишь ориентирует сознание. Без практики оно переходит в пустое и мешающее жизни знание. Примером тому являются люди За пада. Иные знают Библию наизусть. Но без религиозного личного чувствования это всего лишь слова. Иные выучивают меридианы и активные точки на них. Не воспринимая это на себе, они превращаются в бездарных спекулянтов. Есть и те, которые были в монастырях. Они знакомились, например, с Тхёдлом. Этого, по уму Запада, достаточно, чтобы приписать себе ранг. Конечно, над ними никто не смеётся. Но и это снисходительное дружелюбие они принимают за подтверждение достижения уровня, который себе определили. Поэтому практикуйте. Это единственный шанс украсить свою жизнь. Не пытайтесь украсить жизнь словами и набором слов, называемым «знание».

— Мы слышали, что есть иное знание. Его называют непосредственным знанием.

— Это совершенно другое, хотя названия похожи.

Глава 9

Дармоеды

В поле было жарко. Селяне привыкли к тому, что Дон Мен трудится наравне со всеми. Сначала они ощущали некоторую неловкость, но после нескольких бесед свободного общения поняли, что человек живёт взаимной отдачей. В поле крестьянин отдаёт свой труд и за уход получает пропитание. Это поле находилось в горах, далеко от селения. Немного пологих склонов, удобных для земледелия. Пели жаворонки, трепыхаясь высоко в небе. Где-то отдалённо шумела река. Удобно сочетать при работе в себе переход от Инь- к Янпроцессам. Ещё в Средней Азии Дон Мен почувствовал необходимость сливать себя с внешним миром во время жары. Суфьи умели работать на нестерпимом солнцепёке. Поднимая тяжелый текмень, они совершали вдох и раскрытие. В широком и солнечном просторе Азии закрытие неуместно, поэтому текмень настолько тяжел, что падает назад за счёт собственного веса. Здесь не так жарко, поэтому вместо тяжелого текменя, применяют мотыгу или тяпку. Она требует усилия для удара. Это тонизирует Инь — мышцы. Нужно совершать выдох.

Монотонно Дон Мен пребывал в ритмике удовольствия, работая мотыгой. Недалеко обливался потом У Тан. Солнце уже было высоко, когда на краю поля показалась группа людей. Двое были на лошадях.

— У Вэй со своей шайкой, — сказал У Тан.

— Кто они?

— Дармоеды. Занимаются разбоем. В селение не рискуют появляться, зато то путника ограбят, то у крестьян отнимут.

— Пойдём к ним, а то вытопчут поле.

Дон Мен с интересом рассматривал группу довольно молодых мужчин по мере приближения к ним.

— Смотри, какого ты батрака имеешь! — засмеялся У Вэй, повернувшись к У Тану. — Придётся поделиться прибылью.

— Я неделим, — сказал Дон Мен.

— Смотри-ка, он и разговаривать умеет, за это придётся надбавить.

— Чего ты хочешь? — спросил У Тан.

— Чего я хочу, того ты, никогда не дашь. А пока выкладывайте все, что есть, и грузите в телегу всё, что уже собрали.

— Время урожая ещё не пришло. Созрело мало что.

— Нам не к спеху. Собирайте всё, что созрело, и складывайте в телегу. Она нам тоже пригодится, и лошадь мы берём в придачу.

— Разве вы не хотите предложить свои услуги? — спросил Дон Мен У Вэя.

— А как же. Вы, надеюсь, ещё не всё съели. Вот мы вам и поможем.

— Есть — это означает взять. А что вы можете отдать?

— Смотри, какой разговорчивый. Ну-ка, Хан, отдай ему свой кулак.

Хан пошел к Дон Мену, но вдруг стал громко смеяться. Смех одолевал его так сильно, что он опустился на колени.

— Не время шутить, — сказал ему У Вэй. Но это не остано вило смех Хана.

— Ладно, я этого говоруна сейчас камнем порадую, — сказал один из парней.

Камень летел прямо в голову Дон Мена. Он взял камень слёта и спокойно положил в арык.

— Это уже кое-что. Камень пригодится для перекрытия воды. — Что ещё предложите, кроме шутовства и камня?

— Заметно, что ты смелый и тренированный, — сказал У Вэй.

— Заметно, что ты дармоед, — ответил Дон Мен. — Но всё это поправимо. Мне нужно научиться бояться, а тебе — работать.

Второй наездник снял из за плеча лук. Не спеша он вставил стрелу и выстрелил в Дон Мена. Дон Мен опять спокойно поймал стрелу и подпер ею куст помидор.

— Мало, очень мало, — бормотал он при этом. За телегу, и коня нужно работать целый год.

— Я его более крепким угощу, — сказал У Вэй. При этом он снял с седла ружьё.

— Ружьё нам не нужно, — сказал Дон Мен.

— Я тебе нечто острее, чем стрела, предложу.

— Не стреляйте. Это патриарх Дон Мен! — выкрикнул У Тан, но выстрел уже грянул.

Теперь Дон Мен разглядывал несколько крупных дробин на своей ладони.

— Я думал, что они бриллиантовые в уплату за еду, телегу и лошадь. А ты, оказывается; обманщик!

Присутствующие смотрели оторопело. Затем они разом повернули и бросились бежать. У Вэй стал разворачивать коня, но конь не слушался.

— Подожди, — сказал спокойно Дон Мен. — Мы ещё не до говорили. Даже конь это понимает. Ты должен прекратить грабить. Научись зарабатывать себе честно. Грабёж — это тоже работа. Отнимать у людей тоже хлопотно. Но этот труд не созидательный. Он разрушает вас. Он вредит вашему внешнему телу. Вас боятся, а это означает, что спать с наслаждением вы после своего труда не будете. Подумай над тем, что я тебе сказал.

Дон Мен вернулся к текменю и стал мирно и с удовольствием работать.

Весть о происшествии быстро облетела селян. Он ждали появления Дон Мена, хотя не решались ему докучать. На веранде чайной шло молчаливое чаепитие. Чай — это средство. Чаепитие — это ритуал по восстановлению жизненных сил человека. Искоса Ван наблюдал, как необычно пил чай Дон Мен. Он подносил пиалу к широко раскрытому рту. Спина была прямой. Казалось, что он сейчас проглотит пиалу. Делая вдох, Дон Мен придерживал чай глубоко во рту и совершал внутренние движения. Казалось, что от одного глотка он пил и пил огромный поток свежести. Затем, глотнув, он опускал голову и, растекался в блаженстве с мягким выдохом.

— Такого чаепития я ещё не видал, — сказал Ван после того, как чайничек свежезаваренного чая был опустошен.

— Даже вода имеет разные глубины употребления, — ответил Дон Мен. — Вот что пишется в древних рекомендациях «Законов Many»: «Вайшью, выпивая воду, должен умыть себе горло. Кшатрий должен уметь умыть себя до пупка. Брахман должен, выпивая воду, умыть себя с головы до ног. Просто пьёт чай только шудра».

— Чаепитие стало традицией на Востоке, — сказал Ван, — но многие исполняют его как ритуал. Я знаю о ритуальном чаепитии японцев.

— Слово «ритуал» ничего не говорит. Я тоже сейчас пил чай ритуально, Мне знакомы японские самураи. Это были люди высоких способностей. Я познакомился ещё в детстве с ними в Талгаре. Это были военнопленные. Они пили чай для настраивания и погружения себя в глубокий Инь. Покой, душевная тишина наполняли их при этом. Это переводит организм на «талантливость» в биохимических процессах. Я же пил сейчас чай для освежения лимфатической системы. Жарко было в поле.