Сгоравшие заживо. Хроники дальних бомбардировщиков - Иван Черных

На Казанский вокзал он приехал за сорок минут до назначенного времени и, чтобы как-то скоротать время, бесцельно побрел по Каланчевской улице, рассматривая дома, очень разные по архитектуре и похожие друг на друга обклеенными крест-накрест бумажными лентами окнами, безмолвными пустынными дворами — ни играющих детишек, ни любящих посудачить женщин. Редко, очень редко встречались старичок или старушка, отгребавшие от дверей снег или тихонько бредущие куда-то.

Он взглянул на часы. Казалось, пол-Москвы исходил, а не прошло еще и получаса. И все же он не выдержал, зашагал к заветной будочке.

Старушка протянула ему в оконце клочок бумажки.

— Хаджи-Илья Ирина Абдулловна в книге адресов города Москвы не значится, а вот Абдулла Хасанович проживает по Потаповскому переулку дом семь, квартира четырнадцать.

На душе у него стало так тоскливо и одиноко, как будто померк весь свет. Он ждал, надеялся, а этот клочок бумажки зачеркнул все его планы, все мечты. Где она, что с ней? Может, не уехала из Краснодара? Нет, оттуда она написала бы Рите. Все дело, видимо, в новом положении Абдуллы Хасановича. Но он здесь, и он-то знает, где его дочь.

Этот вывод несколько успокоил Александра, и он, уточнив у старушки, как добраться до Потаповского переулка, направился в метро.

Дом под номером 7 по Потаповскому переулку он нашел сравнительно быстро — старинный двухэтажный особняк с флигелем и мансардой, с широкой деревянной лестницей, ведущей на второй этаж. Как он и предполагал, в четырнадцатой квартире никого дома не оказалось. Александр позвонил соседям, но и там никто не отозвался. Он походил по длинному коридору взад-вперед в надежде, что кто-то в конце концов появится (ведь живет же в этом доме кто-нибудь), но ни одна из квартир не подала признаков жизни.

Александр спустился вниз и вышел во двор. Здесь тоже было пусто. От каждого подъезда к арке вели ровные, протоптанные в снегу дорожки. Слева и справа от двери возвышались клумбы, огороженные штакетником с девственно-белым, нетронутым снегом. Значит, детвору куда-то вывезли, иначе в этом «гнездышке» обязательно кто-то побывал бы. А с ними уехали старики и старухи. Остальные в армии, на работе. И все-таки уходить ему не хотелось. Не верилось, чтобы во всем этом громадном доме не осталось ни одного человека. Он неторопливо двинулся к соседнему подъезду, напрямую, вдавливая рыхлый, с голубоватым оттенком снег.

Неожиданно слева ржавыми петлями громко скрипнула дверь. Александр повернул голову и увидел вышедшего из флигеля маленького, худенького старикашку с деревянной лопатой в руках. Обрадованный Александр чуть ли не бегом заспешил к нему. Поздоровался и спросил, не знает ли он случайно Хаджи-Илью из четырнадцатой квартиры.

Старичок внимательно оглядел летчика с ног до головы, чему-то улыбнулся.

— Случайно не знаю. А как соседа знавал. Вы кто же ему будете?

— Старый знакомый, — уклончиво ответил Александр, теряя последнюю каплю надежды. Дедово «знавал» говорило о том, что Абдуллы Хасановича в Москве нет. — Где же он теперь, не скажете?

Старичок не торопился с ответом, переступил с ноги на ногу, еще раз осмотрел летчика.

— Почему не сказать. Скажу. Теперь знамо где — на фронте. Месяца два как призвали. Когда немец совсем близко подошел…

Все так, как Александр и предполагал.

— А дочь? Ведь у него была дочь.

— Была, — согласно кивнул старичок — Та тута, в Москве. Дня два назад сюды наведывалась. Можа, что надо было, можа, просто так, хватеру проведать.

— Разве она не здесь живет? — спросил Александр, еле сдерживая радость. Ирина в Москве, это главное!

— Знамо, не здесь. Муж у нее большой начальник, в милиции служит, почище этих хоромы имеет.

Вот почему так больно в груди. А чего же он хотел от нее? Любви?… Они больше трех лет не видели друг друга, и он весточки не подал о себе. Разве она не понимала, что он не может писать ей?… Все она понимала. Потому и с Ритой порвала связь. «Муж у нее большой начальник…» Когда же она вышла замуж?…

Старичок наконец-то замолчал, смотрел на Александра как-то виновато, сочувственно — видно, догадался, какую рану нанес лейтенанту. Александр попытался согнать с лица огорчение, спросил первое, что должен был спросить на его месте разыскивающий знакомого, — ее адрес, хотя идти по нему не собирался.

— Недалече она живет, — снова оживился старичок. — На той стороне Чистых прудов. Тут вот дворами пройдете, пересечете Чистопрудный бульвар и справа от «Колизея» через два дома. А точнее можно у моей соседки спросить, она у них часто бывает.

— Спасибо, — поблагодарил Александр и пошел со двора, куда показал старичок. Обогнул один дом, другой, пересек трамвайную линию, вошел в сквер. Туман начал редеть, и снег из матово-голубого стал ослепительно белым, неприятным, особенно на ровных, как тарелки, прудах, где виднелись теремки-домики для лебедей и уток — война помешала убрать их вовремя.

Александр прошел между прудов и остановился около киноафиши. «Джордж из Динки-джаза», — прочитал он аляповатые буквы, написанные прямо на фанере. В кино идти не хотелось. Он поднял голову и на фронтоне здания с колоннами увидел название кинотеатра — «Колизей». «Справа от «Колизея» через два дома», — вспомнились слова старика. Так вот куда привели его ноги. Нет уж, сюда ему путь заказан.

Рано, рано еще Александру Туманову перерождаться в Александра Пименова…

А ноги не хотели уходить. Вернее, они пошли, но вопреки его воле, именно к тому дому, где жил «большой начальник», и остановились напротив высокого кирпичного здания. Глаза побежали по этажам, окнам, надеясь увидеть ее, ту, ради которой он сюда ехал, ради которой рисковал. Память восстановила обрывки фраз старика, которые он не слышал, но которые каким-то чудом застряли в голове: «Она учится и работает». Где, кем? В ту секунду это не имело для него никакого значения, а теперь он хотел, обязан был узнать: ей можно будет позвонить! И эта осенившая его мысль вмиг разметала тяжесть в груди, заторопила его, погнала снова к дому в Потаповском переулке. Пусть она замужем, пусть не дождалась его, оправдывал он ее, мало ли какие причины вынудили ее так поступить, и разве вправе он судить ее, не выяснив сути? Пусть замужем. Все равно он ее любит и должен увидеть. Она все объяснит. Да и в этом ли дело?… И об отце, может быть, он что-то узнает…

4

…За 28 декабря под Москвой сбито 4 немецких самолета…

(От Советского информбюро)

Квартира у Ирины действительно была роскошная: широкий длинный коридор с зеркалами, шкафами, галошницами; большой зал с лепным, под люстру, потолком, с камином, выложенным цветными изразцами. Из зала дверь вела в следующую комнату. Полы из дубового паркета фигурной кладки. На стенах в золоченых рамках репродукции картин Брюллова, Репина, Шишкина. Посередине зала круглый полированный стол, у стены сервант с дорогой расписной посудой.

Когда они все это успели нажить?

Ирина будто прочитала мысли Александра.

— Это все не наше. И квартира, и мебель, и картины. В общем, все, что ты здесь видишь, — казенное. Посиди, я пойду на кухню и приготовлю что-нибудь.

— Не надо. Во-первых, я не голоден, а во-вторых, еще не рассмотрел тебя как следует и не обо всем расспросил.

Она согласно улыбнулась, села на диван рядом с ним, обвила и поцеловала робко, виновато, словно и не целовала исступленно только что на улице.

— Я все, все тебе расскажу… Если бы ты звал, как я мечтала тебя увидеть. Мне и теперь не верится, что это не сон. И вот ты передо мной. Ты надолго в Москву? — спохватилась она.

Он пожал плечами.

— Откровенно говоря, я не имел права сюда приезжать. У меня направление в Пятигорск, на излечение.

— И правильно сделал, что приехал сюда. Я буду тебя лечить лучше, чем в любом санатории. Куда тебя ранило? — Она ощупала его руки, плечи. — Значит, серьезно, если в Пятигорск на лечение? — В ее глазах и голосе тревога.

— Все серьезности остались позади, — успокоил он ее. — Немного отдохну — и в свою часть.

— Далеко это?

— На юге.

— Почему ты ни разу не написал?

— Поначалу не мог, а потом не знал твоего адреса. Ты даже Рите не сообщила…

Темная тучка пробежала по ее лицу.

— Да, не сообщила. Тоже не могла. — Она посмотрела на него, словно желая убедиться, верит ли он ей, и в ее глазах промелькнули грустные мысли. — Отец мне рассказывал, как вы с Петькой забрались в квартиру Гандыбина. Тебя повсюду искали…

Ее рассказ, напоминание о прошлом, а больше всего, наверное, то, что он пошел без палочки и перенапрягся, отозвались в пояснице острой болью, растекающейся по всему телу. Он стиснул зубы и откинулся на спинку дивана.

Ирина поняла это по-своему.

— Ты вправе меня презирать, — сказала она дрогнувшим голосом. — Я заслужила…