Нечеховская интеллигенция. Короткие истории о всяком разном - Акунин Борис Чхартишвили Григорий Шалвович

В общем, давайте жить долго. Это может оказаться интересно.

Потомок динозавра

Неподалеку от Сен-Мало, где я часто бываю, есть городок Сен-Бриак-Сюр-Мер, хорошенький, словно картинка из детской книжки.

Известен Сен-Бриак тем, что здесь несколько десятилетий находилась резиденция местоблюстителя российского престола, главы царского дома в изгнании, – сначала Кирилла Владимировича (1876–1938), затем Владимира Кирилловича (1917–1992).

Тихая гавань

На местных барахолках и в антикварных лавках, до которых я большой охотник, мне все время попадались занятные мелочи, прежде явно принадлежавшие кому-то из обитателей резиденции: игрушечные казаки, литографии с Невским проспектом и Царским Селом, русские книжки (одна – про колхозы, с фиолетовыми завитушечными инициалами на авантитуле), всякие коробочки-шкатулочки.

Одну шкатулку даже купил: что-то такое avec des mujiks russes

Но поскольку монархического и аристократического пиетета во мне мало, венценосным соседством я никогда особенно не интересовался. А тут вдруг прочитал в местной газете, что office de tourism Сен-Бриака по четвергам устраивает экскурсии «Romanovs», – и решил сходить.

Два часа слушал всякое душещипательное. Про романтическую любовь гран-дюка Сирила к разведенке-принцессе, внучке британской Виктории.

Про то, как суровый русский царь Николя подверг своего кузена ужасным гонениям (лишил права на престолонаследие и на время выгнал с морской службы) за этот скандальный брак. Про то, как после революции семья августейших эмигрантов проживала свои драгоценности и как в их небогатое жилище, к умилению сен-бриакцев, наведывались блистательные родственницы – королева шведская, королева румынская.

Великий князь Кирилл Владимирович

Жили местоблюстители очень скромно. На снимке слева – простой дом, который они купили, продав свой парижский особняк.

Вокруг полно вилл гораздо более нарядных и богатых. Глядя на ни чем не примечательное серокаменное строение, я думал о том, как здесь, в тусклом ла-маншском климате, год за годом дотлевала великая монархия, три века правившая моей огромной страной.

В комнатах, конечно, висели портреты выдающихся предков: Петра, Екатерины, трех Александров. В первое время обитателям казалось, что всё обязательно исправится и наладится – вернулись ведь в Англию Стюарты, а во Францию Бурбоны. Но шли годы, мечта ветшала, покрывалась плесенью. Подрастали дети, которым грезы о величественном прошлом бередили душу – и, должно быть, мешали жить нормальной жизнью.

Большая история, начавшаяся ровно четыреста лет назад в костромском монастыре, закончилась здесь, в игрушечном городишке, где на протяжении всего XX века свято блюли место, которого больше нет. Вся российская империя, некогда занимавшая шестую часть суши, поместилась на нескольких сотках, за невысокой оградой.

Почти обычная семья перед своим домом

Смотрел я на этот реликт и вспоминал, как в детстве сажал на ладонь тритона и с почтением думал: а ведь когда-то он был динозавром…

История одного предательства

Даже не вспомнить, когда мы с ней начали жить вместе.

Это было очень давно, мы еще не научились читать и писать, а стало быть, запоминать события.

Мы вместе работали, вместе воевали, вместе развлекались. Мы очень ее любили. Мы не могли обходиться друг без друга. То есть она без нас – запросто, а мы без неё никак.

Иногда наша любовь в своем накале достигала абсурдного (см. рисунок).

Калигула назначает Инцитатуса сенатором

Как вы уже догадались, я про лошадь.

В течение всей письменной истории конь был главным существом после человека. Даже не так: главным существом после мужчины, потому что некоторые народы ценили своих женщин меньше, чем лошадей. («Золото купит четыре жены, конь же лихой не имеет цены», – поет у Лермонтова неполиткорректный Казбич.)

Изучая материалы о татаро-монгольском нашествии, я сделал поразительное открытие, которым, впрочем, не стал делиться с читателями моей «Истории», чтобы не усугублять обвинения в русофобии. Но вам сообщу, мелким шрифтом, по секрету.

Смотрите, с кем отправлялся в вечность настоящий мужчина

Русь завоевали не монголы, а лошади. Именно из них в основном состояли силы вторжения. У каждого степняка было в среднем по четыре коня. Стало быть, Батый привел на Русь триста тысяч (так пишут в летописях) воинов и целый миллион двести тысяч лошадей, которые своими пятью миллионами копыт всё тут к черту вытоптали. Но тс-с-с, это между нами.

Сто лет назад для неконеводческих стран считалось нормальным обратное соотношение: по одному коню на четырех человек. Это значит, что лошадиное население Европы превышало сто миллионов.

И вот грянул 1914 год, все гусары-кирасиры попрыгали в седла, артиллеристы зазвенели упряжью, затрубили трубы, бравые жеребцы-кобылы воинственно затрясли гривами…

Красота!

И очень скоро выяснилось, что всё это больше не нужно. Война будет окопной, эпоха лихих сабельных атак закончилась, ездить надо на машинах и танках, а орудия возить на тягачах.

Первая мировая война считалась крахом европейской цивилизации, но цивилизация встряхнулась и возродилась. А лошадная цивилизация – нет.

Человечество предало своего верного, старинного друга, как только выяснилось, что дружба себя больше не окупает. Овес дорог.

Со всеобщей автомобилизацией и тракторизацией начался настоящий лошадиный холокост. Бывших боевых товарищей повезли на бойни, чтобы не тратиться на фураж. Остановились племенные заводы. Ушли в прошлое лошадиные ярмарки, упразднились прежде важные профессии: коннозаводчик, извозчик, ломовик, ковбой (эти, правда, переселились на киноэкран). Даже преступный мир пострадал – вымерло авторитетное сословие конокрадов.

Лошадей на свете осталось очень мало. На них катаются немногочисленные спортсмены и любители лаковых сапог; кое-где сохранились скачки, сорт лотереи; в некоторых азиатских странах лошадей доят и едят. Кажется, всё.

Прости нас, лошадь.

Чужие среди своих

Как часто со мной бывает, этой интересной темой я занялся, когда собирал материал для книги.

Мне нужно было понять психологическое устройство русского эмигранта, который во время Крымской войны из идейных соображений шпионит на англичан. Что за бури бушуют в сердце человека, который помогает убивать людей своей крови – можно сказать, родственников?