Повелительница грез - Эмма Дарси

Не отходи от меня…

Может, и ему придавало сил ее присутствие?

Она подавила предательские слезы. Люди смотрят на нее. Эльвира Роза Мартинес смотрит на нее. Та, делая вид, будто ничего не происходит, подошла к ближайшей от нее группе людей и, как ни в чем не бывало, заговорила с ними.

— Сестра одного очень преуспевающего владельца турагентства, старого друга моего сына, — услышала Шонтэль. — Видимо, они встретились в Ла-Пасе и вместе выбрались оттуда. Один Господь знает, как…

И хотя на лице Эльвиры была видна некая растерянность, она вовсе не намеревалась сдаваться. Она извинилась и пошла навстречу своим сыновьям с видом королевы, не терпящей бунтарей.

Шонтэль собрала всю свою силу воли.

Разумеется, Эльвира, зная ранимость Шонтэль, попробует ужалить ее, найти ее слабое место. Луис надеялся, что Шонтэль не подведет и сыграет свою роль. Это был зал заседаний в суде, а гости невольно стали судьями. Шонтэль докажет, что она тоже может сражаться.

— Ты что, не мог предупредить меня? — в ярости выпалила Эльвира.

— Два года назад ты тоже не предупредила меня, мама, — возразил Луис.

— Я сделала это ради тебя, — не уступала она.

— Ради моего блага ты хотела женить меня на расчетливой и лживой стерве? Отойди, мама.

— Нет. Я не дам тебе разрушить то, что так долго создавала.

— Свое будущее я определяю сам. Принимай меня таким, какой я есть.

Осознав услышанное, мать перевела повелительный взгляд на младшего сына:

— Патрисио…

— Нет, — последовала мгновенная и жесткая реакция. Затем уже более тихо и мягко Патрисио добавил:

— Извини, мама, но я не хочу, чтобы мне на плечи взвалили чужую ношу. Я вполне доволен своей жизнью.

Недовольно и упрямо она посмотрела на Шонтэль.

— Эта женщина… Как может она… Она ведь не нашего круга.

— Не нашего круга? Что именно ты называешь нашим кругом? Ты о тюрьме, которую возвела для меня после смерти Эдуарде?

Она вздрогнула.

— Да как ты смеешь…

— Как ты смеешь вмешиваться в мою жизнь, лишая меня права выбора? — Голос его гремел.

Эльвира презрительно вздернула подбородок.

— Она ведь даже не аргентинка. Оборванка…

— Я люблю эту женщину, мама. Люблю? И вновь сердце Шонтэль замерло. Он правда сказал это? А если да, то…

— Полагаю, ты подзабыла, каково это — любить, — продолжал он, и с каждым словом в его голосе звучало все больше страсти. — То огромное счастье, что испытываешь, когда любишь. Это прекрасное, неземное чувство. Попытайся вспомнить, что чувствовала к моему отцу. А еще больше — к Эдуарде.

— Прекрати! — Лицо ее побагровело.

— Просто попробуй! Прошу тебя! Ведь я тоже твой сын! Как и Патрисио!

— Именно поэтому я и сделала то, что сделала! Я хотела защитить тебя! — полуоправдывалась она.

— Мы мужчины и защиты твоей не просим.

— Эдуарде не умер бы…

— Но он умер. А я буду жить своей жизнью. С тобой или без тебя. Решать тебе.

— Луис! Не можешь же ты…

— Еще как могу! Шонтэль!

При звуке своего имени она будто очнулась, настолько потряс ее весь этот разговор. Она подняла глаза, не веря в то, что услышала, и гадая, сказал ли он правду или просто посчитал, что это произведет больший эффект.

— Твоя очередь, — сказал он, и она не сразу поняла смысл этих слов.

Хотел ли он, чтобы она сказала что-то его матери? Нет, он лучше всех понимал, что сейчас это не вполне уместно.

— Патрисио… — обратился он к брату. — Думаю, мне понадобится сцена.

— А мы постоим и послушаем тебя. Не так ли, мама?

Шонтэль не успела заметить реакцию Эльвиры. Держа ее под руку, Луис обошел мать и двинулся к ступеням помоста.

— Что ты намерен сделать? — взволнованно прошептала она.

Разумеется, планы матери уже сорваны. Хотел ли Луис сделать какое-нибудь публичное заявление, чтобы замять скандал?

Он наклонился к ней и тихо сказал:

— Шонтэль, ты вправе решать за себя. — Голос его был тихим и ровным. — Но достаточно ли я сделал? — добавил он, спрашивая уже скорее себя, чем ее.

Не все сказанное им было ей понятно.

— Ты сделал все просто прекрасно, — заверила она.

— Нет. Прошлой ночью я унизил тебя. И знаю, ты никогда не забудешь этого. Но сейчас у тебя есть шанс расквитаться со мной. Ты можешь поступить со мной так же, при всех.

— Луис… — Он пугал ее. — Я не хочу… это ведь… низко!

— Тогда прими мой подарок, сделанный от самого сердца.

— Какой подарок?

— Увидишь. И надеюсь… поймешь.

Они уже стояли на сцене. Ужасно взволнованная Шонтэль с трудом отвечала на улыбку Луиса Анхеля. Он подошел к микрофону и, дав знак оркестру, чтобы тот смолк, взял Шонтэль за руку. Музыка стихла.

Внезапно наступившая тишина, словно боевой клич, наэлектризовала толпу. Все взгляды устремились на сцену, недавно считавшуюся почетным местом Эльвиры Розы Мартинес, — теперь там стояли ее сын Луис Анхель и женщина в красном.

По толпе пробежал легкий гул восхищения. Семья Гальярдо еще не успела покинуть зал. Эльвира стояла рядом с Патрисио с выражением невозмутимости на лице. Все ждали, затаив дыхание. Когда Луис взял микрофон, можно было услышать, как на пол падает булавка.

Шонтэль безуспешно пыталась заставить себя успокоиться. Она считала, что правосудие свершилось. Все, что Луис делал теперь, его личная инициатива, и она понятия не имела, что у него на уме.

Только сказанные им слова, что он любит ее, только они помогали ей. Она надеялась, что это правда. Но его упоминание о прошлой ночи, о той пародии на любовь…

Он сжал ее руку, она почувствовала тепло его ладони и немного успокоилась, потом взглянула на него. Казалось, он только и ждал этого. Когда глаза их встретились, он улыбнулся ей. И в улыбке этой было столько любви и преданности, что она не могла не ответить тем же. С этого момента между ними не было больше темноты. Она исчезла.

Он повернулся к гостям и начал:

— Леди и джентльмены…

Глава 16

Все, что произошло потом, Шонтэль навсегда сохранила в своем сердце: как она смотрела на этих избранных людей, с которыми были связаны не только деловые интересы Мартинесов, но от которых зависела жизнь целой страны. Теперь все эти люди смотрели на нее с вежливым любопытством.

Она услышала, как Луис делает глубокий вдох, чтобы продолжить свою речь, и вновь напряглась. Что он затеял? Ее раздражало пристальное внимание публики. Господи! Только бы он ограничился небольшим приветствием, мысленно взывала она.

Его низкий голос, как рокот грома, раздался над собравшимися:

— Для меня большая честь представить вам эту отважную женщину. Мисс Шонтэль Райт.