Моя любимая дура - Андрей Дышев

Парни хором взревели, как на футбольном матче, стали прыгать и размахивать руками. Я вскочил со стула и тоже подпрыгнул от избытка эмоций. Вот бы в реальной жизни так! Но в игре все просто и ясно – это враг, а это друг, и вот такая у нас цель. А кто в жизни мой враг? Где он? Почему он мой враг? Чего он от меня добивается?

Я подождал юных борцов с терроризмом на улице. Они вывалились из дверей гурьбой – красные, вспотевшие, все еще возбужденные, все еще переживающие самые драматические эпизоды боя.

– А где вы научились так классно играть? – спросил меня долговязый.

– В Афганистане, – ответил я.

– А там у вас был компьютер или Плэй Стэйшн?

– Можно теперь я вас кое о чем спрошу? – ушел я от ответа.

Парни были обязаны мне победой, в их глазах я стал настоящим героем, и они тотчас обступили меня, вопросительно заглядывая мне в глаза.

– Вы давно сюда пришли?

– А как клуб открылся, так и пришли, – ответил белесый. – Мы по субботам всегда в сетевой игре мочимся.

– В углу, рядом с вами, стоит компьютер. Я хотел бы узнать, кто за ним сидел в десять часов?

– В десять?

Парни задумались, стали переглядываться.

– Мы когда играем, то на часы как-то не очень смотрим, – ответил долговязый.

– Там сначала два парня в футбол резались, – уверенно сказал мелкий, с веснушками. – А потом девушка ненадолго засела. И все. Кроме вас, там больше никого не было.

– Девушка? – переспросил я с сомнением. – Может, там еще был худощавый мужчина лет тридцати пяти?

– Нет, – покрутил головой мелкий. – Мужчины точно не было. Два парня, а потом девушка. Я на нее еще внимание обратил. Фигурка – высший класс!

Приятели моего собеседника тотчас дружно заржали и принялись со всех сторон отвешивать своему малорослому другу тычки.

– Фигурка! Какая тебе фигурка, глист ты голодающий! Тебе только на обертку от шоколада «Аленка» смотреть можно! Да и то в присутствии родителей!

– Точно, точно, – заверил меня парень, не обращая внимания на издевки друзей. – Брюнеточка. Вся такая изящная. Как Барби.

– Изящная, как Шварценеггер в юбке! – пуще прежнего заржали парни.

– Да не слушайте вы их! – улыбнулся мой собеседник, вовсе не обижаясь на друзей.

Лучше бы он вспомнил только ребят, играющих в футбол! И что мне теперь делать с этой изящной девушкой? Как теперь отвязаться от нелепой, но навязчивой мысли, что это была та самая куколка в красной юбке с физиономией пуделя, которая вежливо и робко попросила у меня мобильник, за сто баксов выполняя поручение убийцы?

– Она была в красной юбке?

– Нет. В джинсах. И в голубой футболке.

– В одних трусах и противогазе! – дружно скандировали развеселившиеся пацаны.

Не помню, как я с ними расстался. Погруженный в раздумья, я долго брел по обочине шоссе, пытаясь сложить в логический ряд ту скудную и противоречивую информацию, которой владел. Но ничего путного у меня не выходило. Личность убийцы оставалась для меня темным пятном. Я даже приблизительно не мог определить, зачем я понадобился Человеку и к чему мне надо готовиться в самое ближайшее время.

В реальность меня вернул звонок. Я с некоторым опасением вынул из чехла мобильник и с облегчением увидел на дисплее имя Никулина.

– Докладываю, дорогой мой Шерлок! – сказал он. – Твой Антон Мураш вообще не здешний. Он прописан в городе Нальчике, неженатый, двадцать пять лет. Работает сотрудником банка «Капитал Кавказа», а в настоящее время находится в отпуске по семейным обстоятельствам.

– Все? – спросил я, когда Никулин замолчал.

– А что ты хотел узнать еще? Размер его ноги? Или любимое блюдо?

Я сам не знал, что хотел бы еще узнать про Мураша. А на кой ляд он мне вообще сдался? Эпизодическая фигура, о которой надо немедленно забыть, чтобы высвободить свободное место в памяти для полезной информации. Например, о том, что мне надо срочно лететь в Минеральные Воды, а я пылю по обочине и сосредоточенно смотрю себе под ноги, словно баран, выискивающий клочок свежей травы.

Глава 14

РЕБЯТА, Я ЗДЕСЬ!

Мне трудно было объективно оценить значимость своей фигуры для милиции. Кто я для нее – малоинтересная личность, у которой можно на всякий случай проверить документы, или обвешанный уликами «подозреваемый номер один»? «Накапала» ли на меня вдова Вергелиса? Если да, то какими красками она нарисовала мой портрет? Может, от горя ей показалось, что я весь, с головы до ног, был вымазан в крови ее мужа и из моих карманов торчали рукоятки ножей и пистолетов. А если я раздуваю из мухи слона и вдова позабыла обо мне тотчас, как я распрощался с ней? И милиционер, который зашел в мой подъезд, направлялся вовсе не ко мне, а к пьянице и дебоширу дяде Васе, который живет на первом этаже? И мое агентство милицейский наряд обложил только по той причине, что снова сработала охранная сигнализация – замкнуло где-то от ветра или сырости. Ведь могло быть так? Могло. И не исключено, что я на фиг не нужен органам правопорядка и никто не вводил в городе план «Перехват» и не составлял мой фоторобот.

Эти размышления несколько успокоили меня, и все-таки в здание аэропорта я вступил, как на территорию кенийского заповедника, кишащего проголодавшимися львами. Сначала я дважды обошел зал, приглядываясь к пассажирам и пытаясь определить, не следит ли кто за мной. Потом приблизился к билетной кассе и спросил, есть ли свободные места на рейс до Минеральных Вод. Свободные места были, но я решил не торопиться и проторчал у газетного киоска до тех пор, пока не объявили о том, что регистрация пассажиров на рейс до Минеральных Вод заканчивается. Тогда я купил билет и через стойку контроля сразу пошел на посадку. Ничего непредвиденного не произошло. Никто меня не задержал, даже не кинул косого взгляда. Лишь женщина в голубой униформе, стоящая на выходе из «отстойника», поторопила:

– Быстрее, гражданин! Что ж вы так плететесь, будто с жизнью прощаетесь?

Наверное, это было проявлением своеобразного авиационного юмора. Я улыбнулся женщине и пошел к самолету, уже свистевшему двигателями, распространяя вокруг себя волнующий запах горелого авиационного топлива, и уже дрожал разогретый в турбинах воздух, и двигались похожие на рыбьи плавники хвостовые рули, и покачивались, отражая солнце, элероны. Создавалось впечатление, что это живое могучее существо, которое играет мышцами, готовое оторваться от земли и взмыть в небо.

В салоне тем не менее еще не воцарилась атмосфера смиренного ожидания, какая охватывает кинозал в момент медленного угасания света. Пассажиры еще суетились и теснились в проходе, заталкивали сумки в багажные ящики, устраивались в креслах, опускали и поднимали спинки. Где-то громко разревелся малыш, требуя, чтобы ему позволили «сесть на окошко». Мамаша, густо краснея, стала шипеть на него, выдавая отрывистые фразы, в которых ключевыми словами были «прибью», «дрянь такая» и «все нервы мне измотал». На малыша угрозы не подействовали, он стал кричать еще пронзительнее, изображать удушье и захлебывающийся кашель и наконец повалился на пол посреди прохода, симулируя приближение смерти. В воспитательный процесс вмешались другие пассажиры. Какой-то отечный дядька стал громко стыдить малыша, убеждая, что таких капризных детей не берут в космонавты; пожилая женщина с мясистым и красным, будто распаренным, лицом неимоверно искаженным голосом стала напевать: «У-тю-тюшки, тру-лю-люшки!» – и дразнить малолетнего хулигана конфеткой в замусоленном фантике.

Я не без труда протиснулся к своему месту, сел в кресло и сразу пристегнулся ремнем. Как раз в этот момент поединок мамаши и ее отпрыска достиг апогея. Я не видел, что именно происходило в проходе, но зато отчетливо услышал серию громких хлопков, какие происходят при взбивании подушек, а вслед за этим салон пронзил вопль малыша – нота, которую он тянул, была столь высока и проникновенна, что я сначала подумал, что пилоты запустили двигатели в форсажном режиме. Кажется, многим пассажирам стало дурно, и я увидел, как десятки рук потянулись к кнопкам вентиляторов.

Неожиданно крик ребенка резко оборвался, как будто его маленький ротик заткнули глыбой кускового шоколада, или же пилоты, спасая нервы пассажиров, позволили малышу сесть за штурвал управления. Как бы то ни было, салон с облегчением вздохнул. Я выудил из кармана сиденья рекламный буклет, повествующий о незабываемом удовольствии, которое доставляет полет на самолетах авиакомпании, но не успел раскрыть его – до моего плеча кто-то дотронулся. Эта была та самая женщина, чей ребенок только что поставил под сомнение силу голоса непревзойденного Робертино Лоретти.

– Будьте добры, поменяйтесь со мной местом, – жалостливо попросила она, сдувая влажную спиральку волос, упавшую ей на глаза.

Во мне изначально заложена готовность отозваться на любую просьбу; я сначала помогаю людям, а только потом задумываюсь, чем обернется мне моя доброта. Я кивнул, тотчас отстегнул ремень, встал и с опозданием подумал, что мамаша, по-видимому, предлагает мне сесть рядом с ее деточкой, чтобы я своим внушительным видом сдерживал устремления малыша пробиться к иллюминатору. Но я не подал виду, что опечалился, и выбрался в проход.