Манчестерская тусовка - Николас Блинкоу

Да, богемно-либеральный процент населения в Колденстолле и в самом деле был довольно высок. Но и исконные черты городка не исчезли полностью. Колденстолл возник как место привала вьючных ослов и теперь достаточно было сковырнуть ногой верхний слой чернозема, чтобы обнаружить под ним нетронутый Север, погрязший в религиозном фанатизме, брошенный в жернова вересковых пустошей Пеннин. Такое ничем не сотрешь — по крайней мере, не корзинками из африканской соломки и не разноцветными майками хиппи.

— Он туда не после отставки перебрался, — сказал Джейк. — У него всегда был дом в Колденстолле. Он там родился.

— А, да? — Грин засунул руку обратно в шкафчик для льда, набрал целую горсть кубиков и бросил их в стакан. — Я знал, что он из Йоркшира. Андертон выписал его из Брэдфорда, когда Паскаль стал там начальником полиции.

Грин пальцем помешал виски, позвякивая льдом и вороша в памяти какую-то старую историю.

— Ты ведь слышал байку об одном старом йоркширце — ну, о том, у которого умирала жена? Она, короче, лежит в постели, он задернул шторы, зажег свечи и теперь сидит и ждет, пока она помрет. Ну, она, понятно, уже еле дышит, но все-таки находит в себе силы прошептать: «Тебе необязательно сидеть тут со мной, ты же знаешь». А он ей: «Нет, дорогая, ты была мне хорошей женой, я тебя не оставлю». Но она ведь видит, что ему не терпится свалить, вот и говорит ему снова: «Я знаю, что у тебя много дел, ступай». Он отвечает: «Ну да, дорогая, там еще полку надо прибить, но ты была мне хорошей женой, я тебя не оставлю». Через десять минут он начинает беспокойно вертеться, и жена говорит: «Ступай, любимый. Тебе необязательно сидеть здесь со мной, ты же знаешь». Йоркширец начинает загибать пальцы: «Ну да, надо еще накопать картошки, и старые ворота совсем развалились, но ты была мне хорошей женой, я тебя не оставлю». Так продолжается долгое время: она все шепчет, чтобы он уходил, а он в нетерпении бродит взад и вперед по комнате, но уходить отказывается. В конце концов он подбирается к двери и начинает топтаться у самого порога — ему уже совсем невмоготу. «Ну ладно, дорогая, — говорит он наконец. — Ты меня убедила. Только пообещай мне одну вещь». «Конечно, — шепчет она в ответ. — Какую?» «Пообещай мне, что, когда почувствуешь, что отходишь, слегка приподнимешься и задуешь свечу. Чего ей гореть впустую».

Грин широко осклабился. Прополоскав рот виски, он спросил.

— Ну, как тебе?

Джейк вежливо улыбнулся. А звали их, видимо, Иаков и Сара. Одно из двух: либо это еврейская история, переродившаяся в образец ланкаширо-йоркширского шовинизма, либо подлинный местный текст, нацеленный на йоркширских протестантов, чья новая библейская добродетель бережливости хорошо подходила к их старозаветным именам.

— Вы ведь никогда не воспринимали Паскаля всерьез? — спросил Джейк.

— Я его всегда воспринимал как йоркширского засранца. — Грин прикончил уже и второй стакан виски. — А во всю эту религиозную мутотень, понятно, не верил.

— Когда я учился в школе, он был у нас директором, — сказал Джейк.

— И что, интересно, он делал как директор школы? Следил за тем, чтобы ученики не сбились с пути истинного и не подхватили где-нибудь всякой там новомодной дарвинистской хрени — так, что ли?

На самом деле у Паскаля была тогда только одна странность: при любом удобном случае он устраивал утренние собрания. По меньшей мере раз в семестр урывал возможность сыграть роль светского проповедника — это не считая разных спортивных праздников, церемоний вручения наград и рождественских служб. Конечно, Рождество не было бы Рождеством без выступления высокопоставленного полицейского, орущего на тему распущенности современной эпохи. Джейк мог бы про это рассказать. Но он бросил только:

— Прямо в точку.

— И видишь, все не зря. Религиозность — твоя вторая натура.

Грин посмотрел все, что хотел, и собрался уходить. Накорябав номер в блокноте на прикроватном столике, он сказал Джейку, что увидится с ним завтра…

— Непременно поспи. Ты должен быть в форме, если хочешь вытянуть из Холлидея что-нибудь новенькое.

И уже в дверях Грин вдруг обернулся, как будто бы эта мысль только сейчас пришла ему в голову:

— Кстати, знаешь, от тюрьмы рукой подать до Колденстолла. Может, заедем, остановимся где-нибудь выпить или вроде того? Я там видел парочку пабов, с виду очень даже ничего — типа им уже триста лет и все такое. Ездил на золотую свадьбу к Паскалю и задумался: что-то я давненько не бывал в этих краях. — Говоря все это, Грин кивал, а тут вдруг отрицательно помотал головой. — Что ж, ничего удивительного. В последний раз мне там весело пришлось — приделывал бирки к кусочкам твоего друга Джонни. Мы его в таком виде нашли — до сих пор мороз по коже, как вспомню. Ну, в общем, давай, отдыхай…

Джейк пожалел, что уже не держит в руке сумку. Один точный удар Грину в бок — и от бутылочек с виски, которыми инспектор набил себе карман, осталась бы одна стеклянная пыль.

Глава десятая

Вернувшись в свой «кресчент», Джонни остановился в холле и крикнул:

— Есть кто-нибудь?

Фея был в ванной, мыл голову и, по-видимому, не услышал. Но Джейк и Шон сидели каждый в своей комнате и оба откликнулись. Они не разговаривали только друг с другом.

Минуту спустя Джонни уже проталкивался в дверь к Джейку и интересовался геополитической обстановкой в квартире. Джейк рассказал, что инцидент с Домино по-прежнему не исчерпан и он, Джейк, пребывает во внутренней ссылке. Последние несколько часов он провел у себя в комнате — лежал на кровати и читал «Диких мальчиков».[53]

Джонни поморщил нос.

— Если планируешь сидеть здесь взаперти, постирал бы одеяло.

— По-твоему, оно воняет? — Может, одеяло и воняло, но Джейк этого не заметил.

— Да как чертова задница!

Джейк приподнял уголок одеяла и принюхался. Хитро прищурив глаз, он сделал вид, будто до него только начинает доходить, в чем дело.

— А, ну конечно! Я понял. — Он понюхал еще раз. — Все дело в том, что это тебе кажется, что воняет мое одеяло. А на самом деле воняешь ты! И как раз — задницей! Как там она, кстати, хорошо поработала, мальчик-потаскушка?

Хорошо ли, плохо ли, но нельзя сказать, чтобы Джонни сиял от joie de la viva.[54] Зато у него с собой был вещмешок, значит, все-таки удалось заработать достаточно, чтобы оплатить услуги видеозаписи.

— Ты уже готов? — спросил Джейк.

Джонни кивнул.

— Только ополоснусь. Все идут?

В девять часов Джонни подбил всех на то, чтобы вместе с ним поехать продавать кассеты. Он поклялся, что к двенадцати ночи они уже вернутся — и смогут попасть в «Поли диско». Не хватало только Кевина Доннелли.

Фея сидел на лестнице с парой железных щипцов, которые он воткнул в розетку у нижней ступеньки, и мучительно прожигал себе дорогу сквозь толстый слой геля и лака — строил на голове бешеный начес. Половина была уже готова, и казалось, что у Феи вместо волос небольшая рифленая крыша. Прежде чем перейти к челке, он остановился и спросил у Джонни, будут ли они ждать Кевина. Джонни посмотрел на часы и сказал, что вряд ли. С этим парнем что-то не так — никак не может перестать работать.

Если не считать химической вони от паленых волос Феи, дышать в квартире стало намного легче. Шон все еще злился, но, с тех пор как Фея взял на себя роль дипломата, положение Джейка улучшилось. Речь больше не шла о тотальной и беспредельной ненависти. Он мог даже попросить взаймы фен, карандаш для глаз, да что угодно — и не получить за это по морде.

Правда, в такси по дороге в Олдэм Фее пришлось сесть посередине, потому что Шон отказался сидеть рядом с Джейком. Возможно, Джейку вообще нужно было пересесть на переднее сиденье, но Джонни настоял на том, что рядом с водителем сядет он. Джонни сжимал между коленями свою здоровенную сумку, полную порнофильмов, и ему требовалось дополнительное пространство.

Когда машина въехала в город, Джонни обернулся и спросил, знает ли кто-нибудь из них Олдэм, потому что водитель определенно не знает.

— Я знаю, — сказал Фея.

— Да? — Джейк изобразил заинтересованность. — И как там у них со старичками?

Дом стоял в самой середине каменного ряда викторианских вилл, сбегающего по склону холма. Пока Джонни платил по счетчику, мальчики ждали его на обочине, и Джейк почувствовал себя как-то стремно. Дело было не только в том, что Фея опять с ног до головы окатывал его своим froideur.[55] Хотя и в этом, конечно, тоже было мало веселого. Последним проскользнув в ворота и продравшись сквозь ограду из кустов бирючины, Джейк уже не сомневался в том, что начинается один из тех мучительных вечеров, в которые он чувствует себя нелепой, неуклюжей размазней. Над темным стеклом входной двери висел венок из остролиста, и, разглядев среди листьев и ягод свое отражение, Джейк подумал, что видит перед собой индюшку, которую вырядили для рождественского пира.