Охота на маршала - Андрей Кокотюха

Маршал старательно погасил окурок о дно массивной пепельницы. Подумал – и достал новую сигарету. Вертя ее в крупных, крепких пальцах, Георгий Константинович снова посмотрел на портрет, наводивший на все более серьезные размышления.

Да, нужно в конце концов признать – Сталин его не любит.

Уважает как профессионала, военачальника, полководца – однако не видит в нем, Жукове, послушного исполнителя своей воли. За годы войны маршал с трудом мог воскресить в памяти ситуацию, когда Верховный не поставил бы под сомнение очередной его план, встречая сопротивление Жукова, готового любой ценой отстаивать свои позиции. В конце концов предложение маршала в чуть измененном варианте уже исходило от самого Сталина на заседании Военного Совета. И теперь спорить с Верховным не было причин.

Однажды, совсем недавно, до маршала дошли неосторожные разговоры. Дескать, воевал товарищ Жуков, а победитель – товарищ Сталин. И не будь все время Жукова рядом, кто знает, мог ведь Верховный зимой сорок первого сдать Москву так же, как отдал осенью Киев, а сам потом изобразить из себя фельдмаршала Кутузова… Разумеется, маршал переспал ночь, после чего вызвал к себе начальника особого отдела, указал, где искать говорунов и какую беседу с ними нужно провести. Но хоть пьяные болтуны понесли наказание, они же, сами того наверняка не желая, дали Жукову подсказку.

Он был нужен Сталину в дни войны.

Верховный – человек штатский. Бывший революционер, подпольщик, политик, но в военном деле разбирался слабо. Слов нет, учился на ходу, что от Жукова не ускользнуло. Да, у Хозяина этого не отнять. Потому выносил рядом с собой того, кто упрямо не желал слыть холуем, позволяя себе спорить с вождем. Ведь отлично понимал: с такими, как Ворошилов, Буденный или Берия, стране войну не выиграть.

А теперь вот терпение лопнуло.

Войну должен выиграть Иосиф Сталин, а не Георгий Жуков. Вот так обязан думать народ-победитель.

Маршал закурил, глубоко затянулся.

Пускай даже он сейчас непозволительно плохо думает о руководителе страны. В конце-то концов, Жуков получает новое назначение, пост высокий, пользу родине он еще готов приносить. Да, ему хочется ошибаться насчет планов Сталина. Непрост он, только ведь и сам маршал не безгрешен, тоже не святой и в этом сам себе готов был признаться.

Но даже если товарищ Сталин пока не допускает мысли, что маршал Жуков способен отнять у него победу, все это вполне может вложить в его голову Берия. А уж о подозрительности и мнительности Сталина и его разрушающей способности чувствовать, искать и находить вокруг себя всевозможные заговоры, знал не только Георгий Константинович.

Выходит, реальная опасность.

И охота на него началась, кто бы что ни говорил.

Правда, дичью маршал Жуков не привык быть даже в военное время. Кое-что он уже предпринял, дальше видно будет. Но выпускать ситуацию из-под контроля тоже нежелательно, даже непозволительно.

Мыслей по поводу происходящего роилось в голове еще множество. Отвлек уверенный стук в дверь, и посетитель тут же вошел, не дожидаясь ответа. Знал – его ожидают.

– Разрешите, товарищ маршал?

– Заходи, Василий Данилыч.

Генерал Соколовский вошел, прикрыл за собой дверь. Офицеры отдали друг другу честь, затем пожали руки. Они были знакомы давно, успели повоевать вместе и после обязательных церемоний всегда переходили на «ты».

Сейчас им предстояли дела – Соколовский должен готовиться принимать командование в восточном секторе Германии.

2

Военный совет

Черниговская область, Бахмач

– А поворотись-ка, сынку!

Но рассматривать гостя Гонта не стал – выкрикнув так, тут же сгреб Павла Соболя в охапку. Обнял, как не обнимал, кажется, ни одну женщину, громко похлопал по спине. И с трудом сдержался, чтобы не заорать от радости на всю управу, если не перепугав или насторожив, то уж точно – взбудоражив сотрудников.

Разжав наконец объятия, отступил на шаг, теперь уже критически осматривая боевого друга. Он наблюдал многих людей, как мужчин, так и женщин, выходивших из тюремных дверей. Потому знал, как они выглядят. Даже готовился прочесть в глазах бывшего офицера-разведчика и такого же бывшего школьного учителя математики примерно то же, что обычно излучали взгляды большинства освобожденных. Но, к своему удивлению, увидел там только задорные огоньки. Если они и светились злостью – то здоровой, азартной, деятельной. Даже знакомый и привычный румянец на щеках Соболя не пропал, разве стал чуть бледнее.

– Ты как? – спросил Дмитрий, сам понимая – вопрос глупейший, но ничего другого в голову сейчас не приходило.

Вместо ответа Павел задрал пальцем верхнюю губу, показывая дырку во рту.

– О! Зуб выбили, суки.

– Вставим. У нас тут в городе специалист есть – то, что надо.

– Не-е-е! Пускай! – Убрав руку, Соболь цыкнул сквозь дыру. – На память. Злее буду, командир. И помяни мое слово – до этих паскуд еще доберусь. Они меня зря отпустили, сволочи. На свою голову, считай.

– Языком не болтай! – чуть повысил голос Гонта. – Уже вон раз докаркался.

– Ага, нехай только попробуют боевому офицеру рот закрыть…

– Ша, я сказал! – Майор даже строго притопнул ногой. – Тебя не для того оттуда вытаскивали, чтобы ты здесь на новую статью и реальный срок намитинговал. – И, упреждая возможные вопросы, тут же коротко и емко закрыл их: – Думаешь, Павло, тебя арестовали по ошибке, отоварили по морде в запале, после разобрались, за головы схватились да и выпустили на свободу с чистой совестью? Извиниться, небось, позабыли? Ну да ты их прости за это, люди служивые, занятые, чего с них взять. Скажи еще, не за того приняли.

Если взглянуть со стороны, выглядел Соболь и впрямь подозрительно.

Чуть мешковатые, пузырившиеся на коленях гражданские брюки были заправлены не в привычные для времени и погоды кирзачи, а в сапоги с высокими голенищами, сбитыми сверху навроде гармошки: такую обувку блатные окрестили прохорями. Кроме того, на нем был относительно новый, только очень грязный, когда-то светло-серый вязаный свитер, поверх него – добротная кожаная летная куртка. Удивил головной убор: надень Павло для довершения образа типичного представителя городской шпаны кепку-малокозырку, еще куда ни шло. Но немного шишковатую голову Соболя увенчивала сбитая набекрень черная, с ярко-красным верхом мерлушковая кубанка. Стянув шапку, Павел вытер тыльной стороной лицо, хмуро усмехнулся, снова обнажив дырку на месте выбитого верхнего клыка.

– Приняли меня как раз за того, за кого надо. И ты, командир, как дважды два это знаешь. И что выпустили меня тоже не по ошибке, усек, когда меня на улице какой-то хмырь штабной окликнул.

– Штабной? Почему штабной? Что за штаб?

После встречи, организованной в лучших традициях разведывательных мероприятий, Гонта не мог поверить, что полковник Мурашко так подставился, прислав к человеку, чуть не ставшему «врагом народа», одного из своих офицеров.

– Откуда я знаю, какой там у него штаб! – отмахнулся Соболь, опускаясь на скрипучий расшатанный стул с изогнутой спинкой; кубанку небрежно бросил на рабочий стол хозяина кабинета. – Я что, на штабных за войну не насмотрелся? Командир, ты мне глаза завяжи, я штабную крысу по запаху учую! А то вообще – по повадкам, нехай на нем даже формы нету по чистой случайности.

– Вот сейчас точно не допёр, – признался Гонта.

– Зато я все просек, командир, как только этот хмырь меня окликнул.

Хлопнув себя по карманам куртки, Павел дал понять – куревом не богат. Дмитрий, поняв без слов, выложил перед ним пачку «Севера», достал из кармана и бросил спички. Поймав коробку, Соболь отложил ее в сторону, с торжественным видом вытащил из кармана американскую зажигалку, подкинул на ладони.

– Глянь, не забрали. Могли ведь зажилить, суки поганые.

– Ты ж детей в школе учил. Я-то думал, ты с высшим образованием, только на фронте некультурный.

– Сколько я в той школе поработал… Год, считай. – Соболь, щелкнув зажигалкой, прикурил, поднес синий огонек Гонте. – Школа, думаешь, какая там у нас была? Послушал бы ты тех детишек на переменках… А, ладно, один хрен учителя математики в мирное время пока никому не нужны. Тем более когда, считай, пятый год пошел, как потерял квалификацию. Не, командир, ты меня высшим образованием не подкалывай.

– Я завидую, Павло. У меня вообще никакого нет, курсы разные, практика да нога вот… Не отвлекайся, ты про штабиста какого-то начал.

– А, ну там короткая история, командир. Утром – с вещами на выход. Сколько там у меня тех вещей, одна зажигалка… Когда брали, одеться только дали… Значит, отпускают меня, ничего толком не объясняют. Выхожу на свободу. Постоял, подумал – идти к базару ближайшему, где мужики толкутся, да у них шакалить, чтоб налили фронтовику, который только из кутузки, или же на квартиру пешкодралом топать. Там у меня заначка есть, да и сосед вроде ничего мужик, с понятием, правая рука по локоть оттяпана, наш человек. – Соболь затянулся. – Ладно, пошел домой. Шакалить у ларька гвардейцу… оно, сам понимаешь… Захожу за угол, прохожу квартал. И тут окликнули по фамилии. Гляжу – мужик незнакомый, твоих лет где-то, может, чуть старше. В штатском, только идет ему гражданка, как корове седло. Туда, сюда… Ничего толком не прояснил. Езжайте, говорит, товарищ Соболь, из города Киева подальше, эдак за сто первый километр. Объяснил, куда и к кому. Его «эмка» ждала, я видел, в самом конце улицы. Просек, конечно, без тебя не обошлось, как фамилию твою услыхал. А уж кого ты подтянул, чтобы меня оттуда, – глаза взметнулись вверх, – выцарапать, понятия не имею.