Дневники баскетболиста - Джим Кэррол

Я понял, что в наших с батей бесконечных дрязгах не виноваты ни он, ни я. Мне думается, виноваты, несомненно, всякие болтливые мудаки, торчащие в баре, за стойкой которого папаша дни напролет надрывает задницу... «Клиенты, — утверждает он, — это наш хлеб с маслом!» А все эти легавые, строители со своими прическами ежиком, значками «Пора бомбить Ханой!», истинно американскими шуточками разносят сплетни хуже самых злостных педиков с Гринвич-авеню, даже странно. Очень любят перегнуться через стойку и, захлебываясь от хихиканья, зашептать: «Слышь, а че, блин, твой сын отрастил такие патлы и напялил такие шмотки? А я, блин, думал, он у тебя звезда баскетбола... А он, случаем, не якшается со всякими сраными па-ци-фис-тами, а? А че ему в школе говорят, когда он приходит в таких шмотках? Не, я серьезно?.. В смысле, я советую тебе с ним как следует побеседовать, ну, ты понимаешь? Ага? В смысле, господи...» Мне представляется, что каждый их этих любознательных вручает своей жене бабки, чтоб сплавить ее куда подальше в воскресенье, сам же наряжается в ее трусы с лифчиком, возбуждается от собственной затеи, а потом любуется на свое отражение в этих одеяниях, глядя в зеркало в человеческий рост, пока более серьезные мужчины набирают по телевизору очки с правом погладить друг друга по заднице. Уверен, что мои соображения, все до единого, абсолютно правильны.

3апись, найденная в блокнотике, цена которому у Гасси десять центов... Это о моем опыте под ЛСД, написано давным-давно:

Дети играют в шарикиТам, где из-под ветвей сияет солнцеИскрятся волшебные блики света,Я хотел бы стать чистым.

Обнаружил утром на скомканном листике в старых штанах во время урока истории.

Джанки — страшные чудики, со временем начинаешь на них дивиться. В смысле, сегодня вечером в парке собралась толпа народу, бредящая убийственным товаром, припасенным этим типом по имени Фуджи. Нас все дружно предупреждали не брать у Жиртреста Виктора, ошивающегося менее чем в десяти футах напротив нас: «Вот у Фуджи — вещь, пойдемте его разыщем». Нет, черт возьми, только не я. Я не ширялся примерно почти месяц, а Виктору я доверяю. Короче, я взял у него три дозы по пять баксов каждая и залез в кусты употреблять. Вставило, как следует, продукт отличный, а те придурки уперто двинулись искать Фуджи у бильярдной. Сейчас он торгует на самом горячем углу города, просто натуральный вулкан, можно сквозь обувь уловить жар распространяющихся наркотических волн. Сначала надо дождаться, пока Фуджи соизволит выйти (он понимает, что его товар самый лучший, и его всегда будут ждать), потом собирает лаве и бежит к себе домой, стараясь не забыть, сколько ему надо взять. Слишком напряжно в наше тяжелое время. Плюс тот факт, что я не доверю Фуджи продать мне даже аспирин, поскольку если он наберет много лаве, то способен исчезнуть на неделю. Потом всегда найдет отмазку, типа его зажопили и побили, отняли товар, и ему пришлось провести неделю в Райкерс. Он уже кидал меня таким макаром раньше. Короче, чтобы не размазывать рассказ о произошедшем сегодня вечером. Восьмерых чуваков запалили легавые и забрали за праздношатание[22] сразу после того, как они выложили свою последнюю наличность. Им предстоит отвратительнейшая ночь в мусорне. И им очень повезет, если Фаджи вернет деньги. А я тем временем спокойно торчал.

Впрочем, Вилли и Билли, избежав неприятностей, вернулись с дозой. Я лениво качался на качелях, потягивая пепси, когда они прибежали за водой, чтобы потом вмазаться на горе. Я прихватил оставшийся у меня пакетик с дозой и присоединился к ним. Там был заныкан весь набор необходимых инструментов. Баяна в худшем состоянии я до сих пор не встречал, им, видимо, кололись чуваки, которых я даже боюсь себе вообразить, чтобы не расстраивать желудок. Но, вот бля буду, без малейшего сомнения я засадил подготовленный продукт в этот гарпун и выпустил его себе в вену. Когда торчишь, наплевать, каким образом наркотик попадает в тебя. Не отрицаю, что я и сам такой. И тут происходит то, с чем я не могу мириться. Вилли просит у меня лимонаду, я передаю ему бутылку, а этот мудак отмочил второразрядный выебон — вытер верх бутылки, прежде чем отпить. Твою мать, чем бы я заразным не болел, он все равно быстрее подхватит через общий баян. Эти лохи хоть раз, ну всего один раз, дали бы себе труд поразмыслить. Они напоминают мне девчонку, с которой я спал на прошлой неделе. Она заснула, даже не вытащив язык у меня изо рта (впрочем, другие части тела тоже далеко не отодвинулись), а на утро стала чмырить меня за то, что я почистил зубы ее несчастной щеткой. Но, знаете, я тоже могу смотреть на вещи их способом. Когда этот ублюдочный урод Вилли вернул мне напиток, я глянул на его слюнявую рожу и выплеснул остатки.

Сегодня вечером мы с Джимми Мэнкоулом едва не угодили в мусорскую. Мы обули несколько знакомых мне тупых чувих из частной школы на десять зеленых, впарив им под видом травы фасовку с семенами укропа, скомунижжёную из маминого ящика со специями. Потом уболтали негра-барыгу скинуть нам два бакса за две шестидолларовые фасовки. У этого чела всегда есть высококачественный товар, и нам повезло выцепить его, поскольку обычно к вечеру он все распродает, а мы успели захватить последние две фасовки уже около девяти часов. Я взял чашку воды в «Дали», Мэнкоул отправился в парк и достал необходимые инструменты, сныканные за кирпичом у дальней стены паркового склада. Мы пришли на наше излюбленное место неподалеку от Клойстерса[23], отыскали старую пивную крышку, приспособили ее под посуду и приготовили продукт. Я вмазался первым и был убит на месте — товар оказался первоклассным. И тут только Джимми сварганил себе дозу и пытается найти вену, как до нас долетел шум несущегося к нам по тропинке одного из тех новеньких мотоциклов, на коих теперь разъезжают копы. А мы отвисаем прямо под фонарем, наше занятие отлично видно. Какого хера мы вздумали торчать в парке? Оставалось только одно. Перемахнуть через десятифутовую стену, прежде чем скутер не подъедет и нас не запалит. Я, не раздумывая, перескочил и чуть не сломал лодыжку, а точно на меня плюхнулся Мэнкоул, причем, прикиньте, с до сих пор торчащим из руки баяном. Мне хотелось наорать на него, но я сдержался, а мусор на своей железяке пропукал мимо нас. Мы огляделись. Выяснилось, что падая Мэнкоул проткнул вену, и в баян хлещет кровища. Черт, глупее укола я в жизни не встречал. Но все-таки я сумел подняться, прихрамывая из-за опухшей лодыжки и потирая руку, на которую он свалился. Призываю, среди прочего, найти место для вмазки побезопасней, но с тех пор, как большой Джой передознулся в «Штабах», постановлено, что там никто не двигается... только раскуриваемся. Другого же помещения у нас нет. А доказывать ущемление прав джанки со стороны каннабиоловых заебешься. Видимо, как мне кажется, или парк, или ничего, если только я не слезу. А, судя по всему, надо этим заняться, поскольку я последнее время торчу чересчур плотно, и лучше такую херню не запускать.

Коп, рыскающий по парку на пердящем мотике в поисках кого бы запалить за курением травы или ширкой, прошлым вечером круто наебнулся. Одни мои знакомые челы натянули металическую проволоку на темной парковой тропинке, надеясь отрезать мерзавцу башку. Только они забыли одну вещь, а именно: на мотике стоит ветровое стекло. Но, по-любому, ему здорово досталось: потерял управление, рухнул с машины и, кажись, сломал ногу. Огребать придется всем. Во всем парке теперь некуда плюнуть от легавых, и, если кого заловят, немедленно тащат в участок допрашивать. Вывод следующий: не делай подлянок копам, на место одного вернется стая, и пиздюлей никому не миновать.

Последнее время у меня дома с предками полный писец. Что тут скажешь? Папаша каждый день возвращается с работы в шесть, ужинает, переобувается, садится в кресло, закатав штаны и взгромоздив ноги с выступающими варикозными венами на табуретку, и предается исхождению говном. Чмырится насчет моего излишне длинного хаера, насчет того, что марши протеста это отстой, а нигеры и латиносы полные засранцы. Короче, один и тот же гон. Я не отвечаю, ведь он все равно не слушает. Ничего особенного, но худшего говна мне терпеть не приходилось слушать. Затем мамаша вечно пытается вовлечь меня в политические дебаты, когда начинаются новости, а если я возражаю и высказываю свое мнение, семейство поднимает сумасшедший ор, или же от беседы уклоняюсь — то же самое, только еще хуже. Я сейчас не заморачиваюсь вступать в разговор. Просто отказываюсь пиздоболить об этой хуйне, и все о кей, мне совсем запудрили мозги: марксисты, нигеры и, по большому счету, все остальные — козлы, а война во Вьетнаме санкционирована Папой, а сей мудрый старик никогда, разумеется, не ошибается. Вот если бы я умел складываться пополам, я бы занимался самоотсосом дни напролет, торчал бы на какой-нибудь офигительной наркоте и жил в шкафу. Но зато можно своим пофигизмом стимулировать у предков развитие рака или сердечных заболеваний, доводить их до седых волос, разорять их на косметические кабинеты. А потом ты плачешь в уборной оттого, что у тебя так сильно болят вены, и ты не можешь отрицать, что любишь их больше всего на свете.