Часовой механизм любви - Алла Полянская

– Это твои догадки, или ты располагаешь фактами?

– Нет фактов, Егор Алексеевич. В том-то и дело, что нет. Просто разговор слышал один, но его к делу не подошьешь.

– Какой разговор?

– Когда увезли Веру, я в серверную пошел, и в кабинете Шаповаловой Машка пищала: что же теперь будет, Еленочка Вячеславовна? А Шаповалова ей: не реви и не дергайся, никто не узнает, если сама не разболтаешь. А если разболтаешь, так первая и пойдешь под следствие. И вообще никто же не хотел такого, просто шутка на вечеринке, кто мог подумать. Я тогда все понял, а кому расскажешь? Ну, сообщу полиции, например. Эти две суки отопрутся от всего, а если учесть, что я застал Влада около Веры и он мог сказать, что это он меня застал… в общем, сами понимаете. Вере мои откровения уже никак не помогли бы, сделанного не воротишь.

Дима опустил голову, не в силах смотреть на начальника. Отчего-то Егору подумалось, что сейчас он, возможно, рассказывает это впервые, и дается ему откровенность нелегко, но Егору не было жаль его. Несопоставимы какие-то шкурные интересы, даже не жизнь-смерть, а просто личный комфорт – и девушка в коме.

– Ты и это Федору рассказал?

– Не помню, Егор Алексеевич. – Дима виновато покосился на него. – Я тогда даже контрстрайк забросил, и как день закончится – бутылку виски куплю, и… А тут Федька только-только к нам устроился, он парень хороший, мы с ним выпили, поговорили, всегда же легче, когда поговоришь. У меня дома посидели, дверь у меня захлопывается, я и не помню, как он ушел, но Федор мне даже таблетку от похмелья оставил. Я все-таки думаю, что Машку совесть грызла: несколько дней назад она поместила на своей странице в Фейсбуке фотографию Веры. Снимок был сделан на том празднике, и Вера там еще в нормальном виде. Стоит рядом с Владом – такая, какой я ее помню. Я на Машкину страницу зашел, а там эта фотография. Не знаю, видела ли это Шаповалова – наверное, видела.

– Дима, я вот еще что хотел спросить. – Егор понимал, что ступил на зыбкую почву. – Я так понял, что активная травля Веры Никитиной в какой-то момент прекратилась.

– Да. – Дима снова запустил пальцы в волосы. – Так и было. Понимаете, Егор Алексеевич, с появлением Интернета и программы «фотошоп» дискредитировать человека стало гораздо проще, чем раньше. Конечно, экспертиза докажет подделку – потом, но вред-то человеку наносится сразу, как только фальшивка появляется в Сети, сохраняется в кэш Гугла, дальше ее изъять можно с сайта, но кэш Гугла не очистишь. И когда фотографии Веры появились в Сети, я убрал их с сайтов, но отследить источник не смог. Подозреваю, что рассылала их Шаповалова, но мог и кто-то другой. А потом все вдруг само утихло. Одна за другой наши дамы стали обретать иные интересы, помимо травли Веры. С ней даже здороваться начали. Думаю, некто смог заткнуть им рты.

– То есть?

– Я покажу. – Дима встал и направился к компьютеру Егора. – Можно?

– Не стесняйся.

Дима сел за стол, пододвинул к себе клавиатуру, и его пальцы начали жить собственной жизнью, на экране окна стали сменять друг друга.

– Вот, нашел. – Дима откинулся в кресле, предлагая Егору посмотреть на монитор. – Вот это письмо получила Лена Шаповалова.

«Ты же не хочешь, чтобы такие фото появились в школе, где учится твой сын?»

И далее фотография настолько откровенная, что Егор даже удивился изобретательности Елены и покойного Попова.

– Это не фотошоп, Егор Алексеевич, снимок настоящий. Кто-то заткнул пасть даже Шаповаловой. Она примчалась ко мне в серверную злая, как собака бешеная, и потребовала выяснить, откуда это пришло, но что я мог выяснить? Мыло регали через прокси[1], адрес левый. Впервые Шаповалову кто-то прищучил ее же методом, и ей это очень не понравилось. А Даше Тобольцевой, одной из самых активных любительниц травли, пришло письмо-предупреждение: не уймешься, все узнают то, что ты так тщательно скрываешь. И картинка бабочки. Даша скисла и затихла, а вскоре вообще уволилась. Тут ведь каждому есть что скрывать, понимаете? А кто-то разузнал подноготную сотрудниц и принялся бить этих куриц их собственным оружием, причем кто это был, я без понятия, но то, что попадания всегда были в яблочко, стало очевидным через пару недель – истерия вокруг Веры затихла, словно ничего и не было.

– Вот оно что…

– Да, такая вот история, Егор Алексеевич. И если бы не то, что случилось потом, я бы до сих пор потирал руки от злорадства, надоел этот гадюшник ужасно, не бросаю работу только из-за того, что руководство всегда выделяет мне деньги на любые нововведения, да и зарплата хорошая.

– Я понял. – Егор поднялся, давая понять, что разговор окончен. – То есть ты думаешь, что виной всему – Елена Шаповалова?

– Она – конечно, Егор Алексеевич, та еще тварь. – Дима поморщился. – Она и в свой отдел понабирала таких же, как сама – тупых, беспринципных и готовых на любую пакость баб, у каждой из них или ребенок на руках, или больная мать, или еще какие-то обстоятельства, которые заставляют их держаться за место зубами и когтями и делать все, что им велят. Но ненавидят они ее жутко. Люди не любят, когда их заставляют быть большими мразями, чем они есть, понимаете?

– Понимаю. Дима, ты расчеты на новый сервер подай мне завтра, я посмотрю, что можно сделать. Конечно, не будем ждать, пока накроется старый.

– Я старый продам, найду покупателя, и новый не так дорого в итоге обойдется.

– Тогда тем более – решено. Спасибо, Дима. Кстати, я вот чего не понимаю… хотя не мое это дело, можешь не отвечать. Ты той ночью, что погибла Данилова, был в кабинете с Шаповаловой?

Лицо Димы вмиг стало серым. Егор никогда не видел, чтобы человек так быстро становился похожим на труп, и его это ужаснуло.

– Да, Егор Алексеевич. Я был с ней. Я пойду, меня в бухгалтерии ждут, я забыл совсем.

Он поспешно вышел, и это было так странно, так не похоже на Диму и так подозрительно, что Егор понял – тот скрывает что-то настолько скверное, что сам этого боится.

Егор снова прошелся по кабинету. Ему нужно было все обдумать, к тому же его беспокоило, что до сих пор не пришел Сорокин. Ладно, терзаться неизвестностью можно и в нерабочее время, а сейчас он сделает одно очень нужное дело – наймет финансового аналитика для проверки работы всех подразделений, и особенно – отдела логистики. С Еленой Шаповаловой нужно что-то решать прямо сегодня. Где-то есть визитка специалиста, и если сейчас переговорить, то…

– Егор Алексеевич, к вам Рубахина.

– Вот черт…

– Что?

– Ничего, пусть войдет.

После всего, что он сегодня узнал, Егор меньше всего хотел общаться с фигурантами местных баек из склепа, но работа есть работа, а Рубахина – его зам, никуда не денешься. Егор отложил блокнот и посмотрел на дверь.

Татьяна Рубахина вошла, как всегда, решительным шагом. Невысокая, стройная брюнетка с ярко-синими глазами, черные волосы собраны в пучок – хотя лицо в целом заурядное, а опущенные уголки губ делали его навеки застывшим в гримасе недовольства, а потому впечатление от стройной фигурки совершенно стиралось, стоило взглянуть в ее лицо.

– Татьяна Павловна, у меня мало времени.

– Я буквально на минуту. – Рубахина села на один из стульев около стола. – Я, Егор Алексеевич, более не намерена терпеть хамство нашего юриста.

– Их двое. Кого вы имеете в виду?

– Эту хамку Шатохину, конечно, кого же еще. – Рубахина недовольно поморщилась. – Мало того, что она отклонила договор одного из наших поставщиков, она заявила мне, что договор опасный, и либо вы дадите ей команду на его подписание лично, либо договора не будет. Я не потерплю от подчиненных нарушения субординации, и…

– Татьяна Павловна, где текст договора с пометками Шатохиной?

– Вот. Но…

– Оставьте, я посмотрю. Кстати, вы совершенно напрасно сердитесь. Инна Кирилловна просто выполняла мое распоряжение – все документы, которые она считает неприемлемыми для нас, отдавать на рассмотрение мне, я сам буду принимать решение, исходя из всей информации. Чтобы отвергать чужую точку зрения, ее нужно для начала понять, Татьяна Павловна. Пока работа Инны Кирилловны меня устраивает, и…

– Егор Алексеевич, нам нужен другой юрист. – Рубахина в упор посмотрела на него. – Эта Шатохина кажется мне ненадежным человеком. А у нее доступ к печатям и к уставным документам. У меня есть на примете замечательный мальчик – молодой, перспективный, а Инне Кирилловне уже тридцать шесть лет, она прошла тот пик, когда человек способен усваивать информацию, и если можно ее заменить на молодого, способного парня…

– То способный парень найдет себе применение еще где-нибудь. А Инна Кирилловна останется там, где она есть, потому что, повторяю, ее работа меня пока устраивает.

– Ходят слухи, что они с Федором любовники.