Наследник Громовержца - Олег Авраменко

— Думаю, мы взялись за дело не с того конца, — сказал я. — Следовало бы сначала навести справки в Вавилоне.

— Если понадобится, наведём, — ответил Патрик. — Хотя я сильно сомневаюсь, что Амалию там знают. Скорее всего, она была на Земле Мардука инкогнито и встреча со знакомыми в её планы не входила. Вернее, в планы того, кто её туда приводил.

— Ричи?

— Вполне может быть. Я бы даже сказал, что очень вероятно.

— Думаешь, он живёт с Амалией на Дамогране?

— С ней — возможно, а здесь — вряд ли. Ричи никогда не любил космический мир. Но если с тех пор его вкусы изменились, то эта планета — весьма удачный выбор.

— Почему ты так думаешь?

— Дамогран высокоразвит и благополучен — жить здесь комфортно. Он в меру густонаселён — здесь не тесно и, вместе с тем, легко затеряться. Он демократичен — здесь никто не станет лезть в твои дела и навязчиво интересоваться твоими странностями. Кроме того, он не входит в отцовскую Империю и в ближайшем будущем не намерен к ней присоединяться. Однако Дамогран не является агрессивным противником объединения Галактики, как, например, Терра-Сицилия или Поднебесная; он не ставит отцу палки в колёса, да и вообще не играет значительной роли в межзвёздной политике. Внимание имперского правительства к таким нейтральным и миролюбивым планетам пока минимально, хватает и других забот. А у отца есть ещё и чисто личная причина не дразнить дамогранские власти.

— Какая же?

— В своё время он крупно здесь набедокурил, создал серьёзную аварийную ситуацию, когда вместе с мамой улетал отсюда на Астурию. — Патрик немного грустно улыбнулся. — Возможно, как раз на Дамогране они меня и сделали.

Он всегда становился чуть печальным, когда говорил о своих отце и матери вместе. Отчасти я понимал его — но только отчасти. Ведь мои родители то жили порознь, то сходились, то снова расходились, и в любом случае сохранялось чувство, что мы одна семья — пусть и не очень благополучная. А у Патрика отец был женат на Анхеле, мать была замужем за Эриком, и он с детства разрывался между двумя семьями…

Мы дошли до конца бульвара и пересекли площадь, в центре которой стоял памятник капитану Дугласу Адамсу, первооткрывателю Дамограна.

— Вот здесь мы расстались, — произнёс Патрик, остановившись возле стоянки флай-такси. — Амалия чмокнула меня в щеку, сказала «пока» и направилась вон к тому дому.

Он указал влево, где за небольшим сквером с резвившейся детворой возвышалось цилиндрическое здание — как минимум на сорок этажей. Судя по отсутствию рекламных вывесок, это был полностью жилой дом.

— А ты вернулся обратно в парк?

— Нет. В облом было тащиться три километра вверх по бульвару. Я просто нанял флайер с автопилотом, а когда он поднялся в воздух, разбил камеру слежения и ушёл в Туннель. Только никому об этом не говори.

— Не буду, — пообещал я.

Правила поведения колдунов в космическом мире были строго регламентированы и за их нарушение предусматривались жёсткие санкции. Формально мы нарушили предписания уже тем, что вышли из Туннеля в центре крупного города, пусть даже в зарослях парка, где нас никто не мог заметить. Но это был мелкий проступок; а вот тот номер, который Патрик провернул с флайером, тянул на серьёзное наказание.

Мы миновали сквер и вошли в просторный вестибюль дома. Нас не встречали ни швейцар, ни консьерж, зато бдительные видеокамеры зафиксировали во всех деталях нашу внешность.

К вестибюлю примыкали небольшой ресторан самообслуживания, бар и игровой салон, а вдоль левой стены стояли автоматы по продаже всякой всячины. Недалеко от лифтов находился справочный терминал — к нему-то мы и направились.

— К сожалению, — сказал Патрик, — я не знаю, какая у Амалии фамилия. Но это не беда. Дамогран населён главным образом потомками выходцев из Восточной Европы, и вряд ли это имя здесь слишком распространено.

Он оказался прав. В ответ на наш запрос компьютер сообщил, что в этом доме живёт только одна Амалия — по фамилии Полякова, со средним инициалом «Ю». Её квартира находилась на самом верхнем, сорок четвёртом этаже, и занимала весь пентхаус.

— Неслабо, — заметил Патрик. — По замашкам Амалии я всегда подозревал, что её семья далеко не среднего достатка. Чтобы жить в пентхаусе, да ещё в историческом центре столицы, нужно иметь кучу денег.

Он сделал следующий запрос, и мы выяснили, что вместе с Амалией в квартире живут ещё четверо человек — три мужских имени и одно женское.

— Ну что, позвоним? — предложил я.

Патрик медленно покачал головой:

— Плохая идея. Скорее всего, Амалии здесь нет, она где-то с Ричи. Если мы позвоним отсюда, её родные наверняка скажут, что она улетела на другую планету — и всё. А если поднимемся наверх и представимся её друзьями, им будет неловко сразу нас прогонять. Мы поговорим и, может, сумеем выведать дополнительные подробности.

— Твоя правда, — согласился я.

Мы вошли в единственный лифт, идущий на сорок четвёртый этаж, и Патрик нажал соответствующую кнопку. Лифт не сдвинулся с места, зато включилась аудиозапись, и из динамика раздался хорошо поставленный мужской баритон, который вежливо предупредил, что на данном этаже проживает только семья Поляковых, и попросил подтвердить наше намерение посетить их повторным нажатием кнопки. Патрик подтвердил, и только после этого лифт устремился вверх.

— Есть у меня подозрение, — произнёс я, указывая на крошечные объективы камер под потолком кабины, — что о нашем визите уже знают. Думаю, повторное нажатие кнопки для того и предназначено, чтобы дать хозяевам квартиры сигнал.

— Да, безусловно, — кивнул Патрик. — Есть две вещи, которые сильно раздражают меня в этом мире. Одна из них — обилие средств наблюдения во всех общественных местах, минимум приватности. А о другой ты сам знаешь.

Конечно, я знал. Одиннадцать лет назад Кевин по просьбе сына разрешил нам выступить с концертами на Земле и Астурии. Эти гастроли закончились полным провалом. Если в колдовских Домах нашу музыку считали чересчур модерной и нетрадиционной, то в космическом мире классический рок был глубоким-глубоким ретро. Здесь отдавали предпочтение либо чему-нибудь ультрасовременному, стопроцентно синтетическому, либо совсем уж древней архаике времён Моцарта, Шуберта и Бетховена. Словом, это был не рок-н-ролльный мир.

Лифт быстро довёз нас до сорок четвёртого этажа. Едва мы вышли в небольшой вестибюль, как дверь квартиры распахнулась, и на пороге возникла невысокая худенькая девушка в коротком голубом платье. У неё были ясные зелёные глаза, светлые волосы, стянутые на затылке в хвостик, немного курносый нос и пухлые губки, придававшие по-детски круглому лицу слегка капризное выражение. Наконец-то я её вспомнил — мы действительно пару раз встречались в Авалоне. С тех пор, как мне показалось, она почти не изменилась и выглядела не старше двадцати лет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});