Магические изыскания Альмагии Эшлинг - Юлия Лялина

может, и своё послание подписать именно так – и не отдавать лакею, а попросить милую славную Джулс отправить его втайне? Неплохая идея!

Но так или иначе, сперва его надо было написать.

* * *

Промучившись весь день и немалую часть последовавшей ночи, Альма всё же сумела сочинить письмо, которое хотя бы наполовину отвечало её замыслу. И вскорости привела в исполнение план по отправке письма с помощью верной камеристки.

После этого оставалось лишь ждать: ответного письма, а может, даже публикации на страницах «Вестника Волшебства» – или хотя бы признания газетой допущенной ошибки.

Альма не дождалась ничего.

Она с удвоенным вниманием читала свежие выпуски газеты, время от времени проводила новые эксперименты, отправляла новые письма… Ни-че-го. И это при том, что её эксперименты были успешны!

Следуя ею же заведённым правилам, Альма всегда проводила по два эксперимента за раз: первый в точности так, как описывалось в «Вестнике Волшебства», а второй – с тем изменением, какое подсказывали ей чутьё и причуды зрения, которым она постепенно начала доверять.

Ни один из первых ей не удался. Ни один из вторых не дал осечки.

…Ну ладно, вместо описываемого газетой «светозарного шара, подобного спустившемуся с небес солнцу и обращающему ночь в день», в сложенных лодочкой ладонях Альмы трепетал крохотный огонёк немногим ярче светлячка. А от плавящих чар оловянная ложка не то что не растеклась – она едва-едва нагрелась.

И всё же малый результат был несравнимо большим, нежели отсутствие всякого результата. Да и, в конце концов, её бедный отец не отступал перед трудностями, он отправил в редакцию «Вестника Волшебства» десятки, если не сотни писем, хотя ему практическая магия вообще ни разу не удалась!

Так Альма старалась подбодрить себя. Однако упорства своего отца она не унаследовала. И, не дерзая усомниться в непоколебимом авторитете господина Уилкомби и всего клуба магов «Абельвиро» (это ведь именно они вернули в мир магию! И уже полвека оставались уникальным источником знаний. С такими опытом, одарённостью, влиятельностью разве могли они ошибаться?), усомнилась в себе.

Что вообще она, юная самоучка, могла понимать в магии? Вдруг она с самого начала пошла по неверному пути? Проще – не значит правильнее; при обучении музыке надо ставить руку, и пусть поначалу это способно казаться неудобным, впоследствии это становится единственно возможным, без правильной основы не достичь подлинного мастерства. Быть может, господин Уилкомби был настолько сильнее, что ему подчинялись не удававшиеся Альме способы. Быть может, Альма не только отыскивала более простые пути, но и совершала непоправимую ошибку, дилетантски вмешиваясь в неведомые материи. Да и откуда вообще взялось это чутьё, этот внутренний голос, нашёптывавший ей идеи, до которых она сама нипочём не додумалась бы?

Вот тут Альме стало не только непонятно и обидно, но и страшно. В памяти всплыли небылицы про сглазы, про фатаморские одурманивания… и история её несчастной матери.

Страшнее внешней опасности может быть лишь внутренняя.

Последнее из полудюжины адресованных редакции «Вестника Волшебства» писем Альма сочиняла уже кое-как. Если все предыдущие были тщательно выверены по оборотам и формулировкам, изящно написаны и безукоризненно вежливы, то в последнем она даже позволила себе колкость. Всё равно не собиралась более продолжать эту одностороннюю переписку. И эксперименты с магией. Да вдобавок мрачно подозревала, что её письма попросту никто не читает.

Она ошибалась.

Глава VIII,

в которой Альма отказывается от магии

Башенные часы пробили два пополудни. Их гулкий звон разлился над ратушей, над всей центральной площадью, захлестнул близлежащие кварталы. И достиг ушей господина Рондо, который только что отобедал превосходным густым супом, запечённой свиной ногой с клёцками, квашено-жареной капустой и кисло-сладким соусом, парой тарталеток в качестве лёгкого десерта, а теперь, вернувшись к делам, лениво приступил к разбору накопившейся корреспонденции.

Писем, получаемых редакцией «Вестника Волшебства» за месяц, хватило бы, чтобы туго набить целый мешок, да и то они грозили бы прорваться наружу через неплотные завязки или некрепко пришитую заплату. Подавляющее большинство таких писем не стоило бумаги, на которой они были написаны. Меньшинство годилось для разгромного разбора на страницах газеты или для высмеивания в дружеском кругу магов – настоящих магов, членов прославленного клуба «Абельвиро», а не тех провинциальных выскочек-дилетантов, возомнивших о себе невесть что.

Некоторых особо упорных выскочек господин Рондо выучил по именам, пусть и вовсе того не хотел. Взять, к примеру, госпожу Прорицательницу (да-да, она подписывалась именно так!), которая исправно раз в месяц присылала результаты раскладов пасьянсов, а заодно, кажется, делала намёки, которые не должна бы позволять себе добропорядочная госпожа в переписке с мужчинами, сколько бы лет ей ни было – хоть семнадцать, хоть семьдесят.

Или господина Итинна из «Зелёных холмов» близ Оннилона, к северу от Денлена, в трёх днях пути от столицы (зачем он каждый раз подробнейшим образом указывал своё место жительства – неужто тешил себя надеждой, будто кто-нибудь вздумает его навестить?), дотошно задававшего по вопросу к каждому тексту очередного выпуска. Серьёзно: если в выпуске было пять статей, два эссе, два отчёта о заседаниях, один репортаж, одна биография какого-либо члена клуба и десяток мелких заметок, то из «Зелёных холмов» вскорости прилетал двадцать один вопрос, ни меньше, ни больше. И все отменно глупые: «Каким конкретно пальцем чертить указанные символы?», «Можно ли заменить шишки хмеля на шишки ели?», «А что по поводу магических свойств яблок думает господин придворный маг?»

Или некоего господина А.Э. из окрестностей Грумблона, который буквоедской назойливостью мог бы соперничать с господином Итинном и единственным достоинством которого было то, что он несколько десятилетий подряд платил звонкой монетой за подписку на «Вестник Волшебства». Помнится, одну особо невежественную эпистолу господина А.Э. наряду с ещё охапкой подобных господин Рондо не поленился раскритиковать в своей статье… На удивление, после этого острого и меткого, как хорошая шпага, критического разбора поток писем от господина А.Э. не иссяк – даже как будто наоборот, усилился, словно грумблонский господин изо всех сил тщился доказать редакции свою значимость. Однако так и не преуспел. Единственное, чего он добился, – его запомнили. Хоть и не в том качестве, в каком ему, вероятно, хотелось бы.

О! Лёгок на помине…

Господин Рондо со вздохом повертел в холёных руках сложенный конвертиком лист бумаги – очередное письмо от А.Э. из окрестностей Грумблона. Что ж, чем скорее господин Рондо разделается с этой неприятной обязанностью, тем лучше.

Он небрежно пробежал глазами первые строки, готовясь отбросить письмо в кучу подобных, находивших себе применение в качестве растопки для каминов. Но не отбросил. Напротив, его пальцы сжали бумажный лист крепче.

Письмо касалось репортажа, написанного лично господином Рондо. И магического ритуала, проведённого великолепным господином Уилкомби.

Господин Рондо, в полной мере воспользовавшийся протекцией своего уважаемого