Любовь и долг - Гейл Мэлин

Они молча собрали остатки еды. Неожиданно тишину прорезал звук ружейного выстрела.

— Что за черт… — Дезирэ схватила за уздцы свою лошадку.

— Охотники.

— Но стреляли где-то совсем рядом.

— Значит, надо отсюда уезжать. Мы и так слишком задержались, — сказал Рафаэль и помог ей сесть в седло.

Когда они немного отъехали, Дезирэ вдруг осенила другая мысль, и, забыв о своем решении игнорировать Рафаэля, она спросила:

— Этот выстрел… это не могут быть партизаны?

— Нет, они никогда не подходят так близко к городу.

— Слава богу. Значит, мне не грозит никакая опасность. — Она подчеркнула слово «никакая», саркастически улыбнувшись.

Рафаэль понял намек и сердито нахмурился.

— Если вы желаете, чтобы я извинился за то, что произошло, извольте: — Прошу извинить меня и предлагаю больше к этому не возвращаться.

* * *

Только расслабившись в горячей ванне, приготовленной Роситой, Дезирэ смогла наконец подумать о том, что случилось днем. В своих чувствах она разберется потом. А вот выстрел…

Сегодня утром она была слишком обрадована неожиданным приглашением Рафаэля совершить прогулку верхом, чтобы подумать о том, какие их могут подстерегать опасности. Хотя со дня приезда в Мадрид до нее не раз доходили слухи, что в стране неспокойно.

Партизаны существовали — и их численность все время росла. Дезирэ подозревала, что Рафаэлю все это известно, и лишь удивлялась тому, как легкомысленно он отнесся к их безопасности.

На следующий день Дезирэ предстоял визит вежливости к Элене, но ей совсем не хотелось ехать.

Трусиха, ругала она себя.

Дом на улице Нуэва был огорожен толстыми стенами с массивной входной дверью. Росита позвонила, и голос из-за чуть приоткрытого оконца спросил:

— Кто там?

— Мы пришли с миром, — ответила Росита. Это был традиционный в таких случаях ответ.

Оконце открылось чуть больше, и Росита назвала имя Дезирэ и цель их прихода.

По презрительному взгляду привратника, впустившего их во двор, Дезирэ поняла, что он считает ее недостойной чести войти в этот дом, но Элена встретила их сияющей улыбкой.

— Я так рада, что вы пришли, Дезирэ. Садитесь сюда, рядом со мной.

У Дезирэ отлегло от сердца, когда она поняла: Элена дома одна.

Они сидели на обитом шелком диване перед великолепным камином. Мраморный пол под ногами был застелен плетеными циновками. Больше Дезирэ не удалось ничего рассмотреть, потому что ставни на окнах были закрыты, и в комнате стоял полумрак.

— Я вижу — на вас мантилья. Она очень вам идет.

— Спасибо, — поблагодарила Дезирэ. Одеваясь, она не была уверена, стоит ли ей следовать испанской моде. Комплимент новой подруги был ей приятен. — В такую жару мантилья удобнее шляпы.

— Разрешите предложить вам выпить чего-нибудь прохладительного. — Элена позвонила в колокольчик и отдала распоряжение.

Взяв стакан апельсинового сока, Дезирэ призналась:

— Мне все время хочется пить.

— В этом виноват ужасный климат Мадрида — жара и сухой воздух.

Дезирэ пила сок, не зная, с чего начать разговор. Но потом вспомнила о маленькой кобылке, которую Рафаэль купил Элене в подарок.

— Вам она понравилась?

— О, да. Ездить на ней верхом — одно удовольствие, — откликнулась Элена, а потом спросила с застенчивой улыбкой: — Как прошла ваша вчерашняя прогулка с братом? Мне хотелось поехать с вами, но у меня начался ужасный приступ мигрени.

— Было приятно уехать из шумного города, — ответила Дезирэ и быстро переменила тему. — Как продвигаются приготовления к вашему приему?

— Уже почти все готово.

— А много будет гостей?

— Обычно, когда Рафаэль приезжает в город, он ничего не устраивает, но на этот раз он пригласил всех, кого только можно. — Элена, увидев, как Дезирэ нахмурилась, постаралась ее успокоить. — Будет много испанцев — сторонников французов и несколько французских офицеров, так что вы не будете единственной иностранкой.

Дезирэ очень хотелось спросить Элену, почему Рафаэль решил притвориться, что он тоже поддерживает короля-француза, но не знала, как это сделать, и завела разговор о том, чем Элена собирается угощать гостей.

— Думаю, что на десерт будет подан хворост. К сожалению, в Мадриде невозможно достать хорошее масло, так что придется немного изменить рецепт. Рафаэлю он может не понравиться. Не хотите попробовать, что у меня получилось?

Желая успокоить Элену, Дезирэ взяла с блюда кусочек хвороста.

— Просто восхитительно! — Дезирэ испытала детскую радость оттого, что может не согласиться с мнением Рафаэля де Веласко. — Я уверена, ваши гости оценят ваш десерт по достоинству.

— Мне жаль, что Рафаэля нет дома, — извинилась Элена. — Я напомнила ему о том, что вы должны прийти, но он сказал, что у него неотложные дела.

— Пожалуйста, не беспокойтесь. — Дезирэ изобразила вежливую улыбку.

Сдержанный тон Дезирэ несколько удивил Элену. Вчера, наблюдая за ней и братом на приеме в королевском дворце, Элена была уверена, что между ними зарождается роман.

Но после вчерашней прогулки Рафаэль явно пребывал в мрачном настроении. А Дезирэ сегодня не была похожа на ту обворожительную девушку, какой ее запомнила Элена на приеме у короля.

Обмахиваясь веером, Элена обдумывала, как бы им помочь, если они поссорились. Рафаэль, конечно, не поблагодарит ее за вмешательство, но она никогда не видела его таким счастливым, каким он был до вчерашнего дня.

— Как вы считаете, надо ли мне будет надеть траур?

Элена не сразу сообразила, что Дезирэ имеет в виду их прием. Последующий разговор был посвящен обсуждению животрепещущей проблеме моды. А потом Элена неожиданно сказала:

— Я хочу, чтобы все прошло как следует, потому что это будет мой последний выход в свет.

— Рафаэль говорил мне, что вы хотите стать монахиней.

— Да, я собираюсь уйти в монастырь во Фриасе.

— Как? Вы не останетесь в Мадриде?

— Здесь много хороших монастырей, но монастырь во Фриасе особенный. Фриас — один из самых древних городов Кастилии. Он находится в горах, в самом центре земель Лос-Веласко.

Когда Элена вскользь упомянула, что герцог фриасский был одним из ее кузенов, Дезирэ поняла, что Рафаэль де Веласко никогда не снизойдет до такой плебейки, как она.

Прошлой ночью она пришла к неутешительному заключению, что любовь не подчиняется никаким приказам, и, стало быть, она не может приказать себе не любить Рафаэля. Единственное, что ей остается, — это запрятать свою любовь поглубже и отгородиться щитом гордости и неприступности.