Шумеры - Людмила Сурская

Она была расстроена.

— Упрямец. — С силой оттолкнувшись от его накаченного тела и перевернув парня на спину она улеглась на его упругий живот. Бархат её кожи царапнул рубец грубого шва в его паху. «Господи, как же ему с такой болью непросто живётся?» Она, потеснив маску, прошлась горячими губами по шеи с пульсирующей жилкой. И, помогая губам руками, понеслась по его непривыкшему к ласкам и от этого вздрагивающему телу, к тому месту, что заставляло его чувствовать себя самым несчастным человеком на земле, а её захлёбываться радостью и любовью. Луна, спустившись к самым верхушкам деревьев, бессовестно подглядывала за сплетёнными сейчас на пледе телами. Большая ночная птица, наткнувшись на них, испуганно вскрикнув, умчалась ввысь. Словно услышав её мысли, он с тоской произнёс:

— Иногда бывает очень плохо. В такие моменты очень важно иметь женщину, которая выслушает и скажет: «Хватит, не распускай сопли, обойдётся, ты умный, проскочишь!»

Она с нежностью прикоснулась к уголкам его губ.

— Я думала ты железный.

Вздохнув, он притянул её к себе.

— Мужики бывают слабыми гораздо чаще, чем прикидываются и чем думают об этом женщины. Просто сильный пол старается такое дело скрывать. Мы ведь даже уколов смертельно боимся, не говоря уж о зубном визите. Женщины в этом плане намного мужественнее. Получается парадокс. С одной стороны, мужчина боится, что женщина станет над ним смеяться, а с другой, — нуждается в её поддержке.

Искреннее желание помочь, поддержать сделавшегося ей близким человека нахлынуло на неё. Люда со всей силой нерастраченного чувства кинулась осыпать его нежностями. Он словно ждал такого всплеска, вновь включившись в любовную игру. Но она не дала костру вновь разгореться.

— Всё, всё, я больше не могу, мне надо идти, — высвобождаясь из его железных рук и пытаясь найти бельё, Людка старалась остановить своё и его безумие. Мы опять довалялись почти до рассвета. Мне не остаётся время на сон. И тебе опять придётся рисковать, провожая меня домой.

Они шли, обнявшись по широкой, но казавшейся им сейчас неимоверно узкой дорожке, посмеиваясь и сладко целуясь. И опять она неслась по ступеням вверх домой, чтоб попробовать разглядеть его в не освещённом дворе без маски, но на этот раз глаза выхватили вместо удаляющейся фигуры, возню и драку. Даже в темноте она разглядела, что Эдик отбивался от напавших на него пятерых парней. «Неужели так трудно и дорого вкрутить лампочки и заставить гореть опять уличные фонари, мы ж платим приличные деньги коммунальщикам». — Колотились в пылающей голове правильные мысли. Справившись с изумлением, она, выхватив баллончик из сумочки и вооружившись по ходу скалкой, скатилась по ступеням вниз. Выскочив из подъезда, принялась охаживать, подвернувшиеся спины своим не хилым оружием. Когда изловчившийся парень вырвал у неё из рук скалку, она пустила в ход баллончик, прыснув в пьяные глаза. Ребятня, матерясь и охая, отвалила. Нападали, рассчитывая на лёгкую добычу, а нарвались на профессионально подготовленного мужика, да ещё на эту неизвестно откуда взявшуюся сумасшедшую. С руганью любители дворовых развлечений отвалили. Она сразу же попробовала остановить кровь, сочившуюся из разбитой нижней губы, но безуспешно.

— Не трогай измажешься… — осадил он её.

— Я отказ не принимаю. Сейчас мы идём ко мне. Не качай головой. Клянусь, даже свет включать не буду. Обработаешь рану, отдохнёшь и уйдёшь. Обману, убьёшь меня, чтоб тайну сохранить.

— Вот придумала. Веди. Иди вперёд и не оглядывайся в освещённом подъезде.

Выполняя инструкцию без обговаривания и нарушения, шла вперёд. Лестница, площадка, дверь… Людка, открыв её и нашарив выключатель, выключила в прихожей свет.

— Проходи. Я проведу тебя в комнату. Там задраины шторы. Не успела утром раскрыть. Извини, утром торопилась, не убрала постель. Посиди. Препараты оставлю в ванной на крышке стиральной машинки. Полотенце положу тоже там.

Действовать пришлось на ощупь, а он торопил:

— Давай, а то маска уже от крови намокла.

Приготовив всё Люда, проводила его до ванной и, захлопнув за его спиной дверь, включила свет.

— Разобрался?

— Да?

— Тогда я пойду, займусь своими делами.

Задраив шторами окно, в темпе распихав продукты по полкам холодильника, поспешила в комнату. Торопясь, заменила несвежее постельное бельё, бегом навела косметический порядок в комнате. В выходные это сделать не получилось. «Надо что-то придумать, чтоб его оставить до утра. Так спокойнее. Ребятня может не спустить такого прокола и подкараулить», — металась она с такими мыслями по кухне, заваривая ему чай с мелиссой. Он приоткрыл дверь ванной и осторожно спросил:

— Лю, ты где?

Она приостановила нарезку батона и прокричала ему:

— На кухне я приготовила тебе чай. Прикрой дверь, я выключу свет. Бутерброды я наделаю и на ощупь. Теперь иди на мой голос. Вот так. Чего ты смеёшься?

— Впёрся в холодильник. Локоть зашиб.

— Садись, — взяв за руку, провела она его к столу. — Что у тебя в руке, мокрое?

Он, откусывая подсунутый ей бутерброд, полным ртом прошамкал:

— Маска. Я постирал.

Она тут же перехватила его руку.

— Давай я её пока повешу в ванной на трубу, пусть стечёт, потом заберёшь.

Он не возражал, но поинтересовался:

— Хорошо. Ты куда?

— В ванную, покупаюсь. А ты развернись к коридорчику спиной. Пей чай, рядом с чашкой печенье. Дождись меня, не уходи, ладно.

— Договорились.

Она крутилась под тёплыми струями, ломая голову над тем, как и чем его оставить до утра у себя. И тут как наяву перед глазами её прошло их купанье вдвоём в Суре. На ней была тогда только льняная рубашка, а на нём такого же полотна белые штаны. Какими глазами смотрел он на неё, когда они вышли на берег, как он медленно водил по её телу, как бы сгоняя с ткани воду, рукой. «Точно. Сейчас натрусь цветочными гелями и наброшу на влажное тело только тонкий халат». Приоткрыв дверь, она позвала предупреждая:

— Эдик, я иду, выключи свет.

Оставшись в темноте, она, распахнула дверь и, оказавшись в его руках, вскрикнула:

— Сделал больно?

— Просто после света в темноту… и не ожидала.

— Ну, вот дождался и, пожалуй, пойду.

Проведя руками по её спине и споткнувшись на мокрой ткани прилипшей к попе, он, вдруг повторив движение, прижал Люду к себе. Его губы пошарив, нашли её тёплый влажный рот. Поцелуй был наполненным и долгим. О! Она бы согласна всю жизнь с ним целоваться и всё…

— Осторожно ты разбередишь свою рану. Губа чуток опухла. — Высвободив язык, зашептала она, словно боясь кого-то разбудить. — Иди за мной. Я закрыла шторы. «Совсем другое ощущение, когда его свободное от маски лицо ласкает кожу», — пронеслось в пылающей всякими приятными глупостями голове.