Остров чаек - Генри Стэкпул

Гаспар вздрогнул.

– Мартиника?

– Да.

Гаспар знал, что остров недалеко. И все же сообщение взволновало его… Завтра он увидит Мари, будет гулять с ней по очаровательным улицам Сен-Пьера. Он вспомнил о лавках на улице Виктора Гюго. Завтра он скажет ей: «Весь Сен-Пьер принадлежит тебе. Возьми все, что ты хочешь!»

Он осчастливит не одну Мари, а всех ее подруг, и многих-многих других. А сколько угнетенных обрадует он вестью о том, что Пьера Сажеса больше нет в живых.

Гаспар заснул, полный приятных мыслей.

Когда он проснулся, солнце уже встало, Гаспар вынул узелок с драгоценностями из-под подушки и положил его в карман. Затем он вышел на палубу. На юге шел дождь, непроницаемой пеленой закрывавший горизонт. Через полчаса он увидит Сен-Пьер!

Он хотел набить трубку, когда вдруг услышал на палубе торопливые шаги. Помощник спустился в каюту и через минуту снова появился с капитаном.

Оба подошли к носу. Гаспар последовал за ними. Он понял по их движениям, что видно было что-то интересное, и не встревожился. Скиннер посмотрел в бинокль, указал на Мартинику и передал бинокль Скотту.

В эту минуту ничего нельзя было разглядеть, потому что облака Мон-Пеле раскинулись веером над городом и бухтой, и занавес дождя скрывал порт от глаз. Но скоро дождь прекратился, и яркое солнце осветило остров.

Солнце было уже высоко и через плечи горы освещало западные склоны острова. На небе не осталось ни облачка, только едва заметный дымок поднимался с Мон-Пеле. Гаспару, который тщетно напрягал зрение, казалось, что густое серое облако спускалось с горы и тянулось до самого ее подножья, скрывая от него и пестрые дома, и красивую дугу бухты, и деревья.

– Что такое? – говорил Скиннер, и его рука, державшая бинокль, дрожала. Лицо его мертвенно побледнело. Капитан, не отрывая бинокля от глаз, что-то быстро говорил про себя. Гаспар, не видевший того, что видели они, и не понимавший, что они говорят, смутно соображал, что перед ними творилось что-то ужасное.

Сен-Пьер исчез совсем. Мон-Пеле уже не был великолепной зеленой горой, гордо возвышавшейся над цветущим городом. Голый, печальный конус вулкана, посылавшего к небу столб дыма, возвышался над серой грудой пепла, – это было все, что осталось от былой красоты. И над всем этим, как над древними развалинами, стояла мертвая тишина.

Скотт, хладнокровный американец, нелегко приходивший в волнение, пошатнулся. Гаспар взял у него бинокль, взглянул и как подкошенный упал на палубу. Его подняли и отнесли в каюту.

– Это все проклятая гора натворила, – сказал Скотт, – ей разорвало бок. Это случилось, вероятно, после нашего отплытия из Бостона. Иначе мы знали бы что-нибудь.

Они снова собрались на палубу, и по дороге зашли взглянуть на Гаспара. Он пришел в сознание, но лежал оглушенный, как человек, перенесший тяжелый удар. Моряки пытались заговорить с ним, но Гаспар только махнул рукой.

____________________

«Анна Мартин» приблизилась к бухте. Несколько военных и спасательных судов стояли у входа в нее. Вся команда была в тревоге, потрясенная страшным зрелищем.

Пушечный выстрел и сигнал на одном из военных судов заставили «Анну Мартин» остановиться. Бухта была опасна для плавания, так как во время катастрофы в ней затонуло несколько судов, стоящих там в то роковое утро. Уцелел только «Роддам», спасенный благодаря энергии и самоотверженности капитана.

Прежде чем бросить якорь, помощник капитана еще раз зашел в каюту к Гаспару: Гаспар лежал по-прежнему на койке и упорно смотрел в пространство. Когда он поглядел в бинокль и увидел всю картину разрушения с вершины Мон-Пеле до самой бухты, то понял, что случилось. Место, где он был счастлив, люди, которых полюбил, все, в чем была для него жизнь, погибло.

И ему стало казаться, что все его воспоминания были миражем, что ничего этого никогда не было, Мари никогда не существовала, он никогда не встречал ее на площади у Фонтана. Пестрые улицы, веселая толпа, цветы – ничего этого не было никогда. И только сердце говорило о том, что все это было и что Мари погибла. Мари потеряна навсегда…

Гаспар лежал не двигаясь, почти не дыша. Расширенные зрачки его глаз продолжали упорно смотреть куда-то. Шум якорной цепи вывел его из неподвижности. Он приподнялся и сел, как человек, которого разбудили. Потом встал, встряхнулся, как будто вся прежняя сила вернулась к нему, быстро оделся и вышел на палубу.

Вся команда собралась на носу. От борта судна отходила лодка с капитаном и помощником, направляясь к одному из военных судов. «Анна Мартин» стояла близко от берега, и бесформенный, сглаженный, серый город бросал печальный, черный отблеск на воду. Валы пепла, нанесенные бежавшими с гор дождевыми потоками, громоздились друг на друга.

Ничего, кроме пепла, уныния, разрушения.

Гаспар перелез через перила, бросился в воду и поплыл по направлению к берегу…

Гаспар плыл легко и почти бессознательно. В том состоянии, в котором он находился, для него не было ничего невозможного, ничего неосуществимого… Доплыв до берега, он вскарабкался на огромную каменную глыбу, составлявшую когда-то часть набережной Сен-Пьера, перебрался на другую и вышел на берег.

Медленно начал подниматься в гору, припоминая все, что когда-то было под грудами пепла, похожими на песчаные дюны.

Поднялся по руслу одного из потоков, стремившихся с горы. Здесь когда-то была улица.

Гаспар забирался все выше и выше. Немногочисленные спасательные отряды не замечали и не останавливали его. Почва местами была так горяча, что он невольно вспоминал то время, когда был кочегаром. Его бессознательно тянуло в горы – туда, где он был так счастлив с Мари, когда они возвращались домой из Большой Бухты.

Когда он поднялся над городом, донесся тихий шум океана. Но Гаспар не слышал и не сознавал ничего. Он останавливался только перевести дух и опять шел как одержимый. Он несколько раз падал, по его лицу струился пот, смешанный с пеплом. За несколько часов глаза его ввалились, лицо осунулось.

Он вышел на ровное пространство, которое было когда-то красивой дорогой, обсаженной пальмами, оглашаемой постоянно веселыми колокольчиками мулов. Гаспар умирал от жажды. Он шел, водя горящими глазами по сторонам в поисках воды.

Когда он обогнул хребет Мон-Пеле, спускавшийся к дороге, то вдруг увидел, что пепла больше не было. Пройдя несколько сот шагов, заметил, что на дороге лежал довольно тонкий слой серой пыли. Только город Сен-Пьер и западная часть острова подверглись разрушительной силе извержения.

Здесь все было как прежде, здесь вулканическая пыль лежала только местами на дороге, с деревьев и папоротников она была смыта дождями.