Путь между - Надежда Ожигина

— Вот здесь, — ткнул он в отполированный годами сучок, — деревня наша. Вот здесь — Стекк, городишко торговый. А от него до Северной дороги — всего полдня пути…

Король и шут мрачно переглянулись.

— Нельзя нам на Северный тракт, отец, — вздохнул Санди, — никак нельзя.

— Дела, — протянул ведун, усмехаясь. — Нельзя, говоришь? А у самого в кармане королевская подорожная спрятана. Что ж вы за люди такие? Ну да ладно. Коли на тракт нет ходу, плыть вам по воде. Река спокойная, вверх по течению поднимитесь к самому Эрингару. А там до столицы — рукой подать. Только нужно ладью нанимать, а денег у вас нет даже на лодчонку захудалую.

— Деньги будут, отец, — обнадежил шут. — До городка вашего дойдем, разживемся мелочишкой.

— Дела, — опять покачал головой ведун. — Не хотите ли правду старику рассказать, ребятки?

— Правду — не можем, — развел руками Денхольм. — Да и не поверишь. Скажем так: мы — гонцы Светлого Короля. Везем важные вести. А кому-то очень не хочется, чтобы мы доехали до столицы. В долине Эсполот на нас напали всадники. Спасаясь, мы свернули в Лес Астарха…

— Выходит, не обмануло вещее сердце моей бабы, — задумчиво протянул знахарь. — Схватило до боли, без сознания рухнула. В рассудок свой вернулась, говорит — беда: по пятам за Светлым Королем скачет Сама Старуха Вешшу душу в Подол прятать…

И Денхольма словно коснулся ледяной ветер страшного предсказания, и теплым днем подошедшего лета онемели руки, и тело затрясло мелкой дрожью. Вешшу! Вешшу вышла на охоту за его душой! Черный, как ночь, всадник за спиной в ущелье Поющих Скал! Вешшу, вечная противница Йоттея, Вешшу — Собирательница опустевших душ, верная прислужница Венды!

На лице шута явственно читался ужас. Нет перерождения душам, попавшим в Подол к Вешшу, уходят они и больше никогда не возвращаются!

Ведун между тем продолжал, словно не замечая присевшей у краешка стола тени страха:

— Молвила, а через день из Стекка весть приносят: заболел Светлый Король, и столица бунтует. Дела…

Помолчал, взглянул на притихших гостей и внезапно, звонко хлопнув в ладоши, дунул на незваную тень.

Король и шут переглянулись. Санди хихикнул. Старик довольно кивнул:

— Незачем ей с нами сидеть, злодейке. И вам, государи, бояться нечего пока. Оберег у вас хороший, чудо из чудес, давно такого не видывал. Откуда же у вас семена дерева Хойша завелись? Их собирают на юге, в новолуние перед грозой последнего месяца года, такое случается нечасто… Да и вернувшихся живыми из владений ирршенов по пальцам можно перечесть…

— Друг отдал, — пояснил Санди, завороженно глядя на хрупкий кувшинчик в узловатых, словно ветви больного тополя, пальцах старика.

— Сам отдал? — не поверил ведун. — По доброй воле?! Что же вы такое везете, государи?!

Он поскреб седую бороду, потом махнул рукой, как человек, решившийся на небывалое:

— С вашим другом мне не тягаться, конечно… Но и я подсоблю, чем могу. Близок мой Последний Порог, а так, глядишь, и лишнюю стрелу в руки Йоттея вложить сумею…

Ведун встал и порылся за закопченной печью.

— Вот! — горделиво поднял он руку. — Эй вы там, на небе! Отдаю, чтоб мне сдохнуть, отдаю добровольно!

Король и шут опасливо оглядели пустую руку старика и понимающе переглянулись.

— Решили, спятил старый? — Ведун расхохотался так, что задрожали слюдяные окошки, а тощий кот с громким мявом ринулся вон из избы. — Мало кто ныне помнит о Незримом Кошеле, почти не осталось таких. Да и Кошелей-то — раз, два и счет закончен! Что везете — сюда положите, никто не отнимет, с шеи не сорвет, открыть не сможет! Берите, пока не передумал!

Король бережно принял из дрожащей старческой руки волшебную вещицу, повертел в руках нечто — и вдруг увидел! Потрепанный Кошель из некрашеной кожи буйвола, старый, затасканный, с обрывками нарядной бахромы.

— Увидели, господин? — грустно улыбнулся ведун. — Значит, признал вас хозяином. Незаменимая была вещь в сельском быте: всей деревней там деньги от стражников прятали! А теперь разве утаишь?!

— Так возьмите обратно, — удивленно воскликнул Денхольм, — я и без него проживу!

— Сам он к вам пошел, господин! — замахал на него руками ведун. — Вам, видать, нужнее!

Скрипнула дверь, и в избу вошла еще не старая женщина, бережно придерживая миску с вычищенной рыбой. Мельком глянула на руки Денхольма, вздохнула облегченно:

— Отдал все-таки, пень старый! Не плачь, к добру отдал. Вещь на простор рвется, вещь дорогу любит, а ты ее — за печку!

Ведун злобно глянул на нее и нахохлился:

— Цыц, баба неразумная! Стряпай у печи да помалкивай!

— Вот оно что! Шаг сделал — и остановился. Не стой, не жадничай! Не оскудеет рука дающего — добро назад рекой вернется! Передай им, что обещал, не таи обиды, не жалей чужого!

— Ой, баба глупая, болтливая! — запричитал ведун. — Слова с языка, что паутину с потолка стряхивает! О чем болтаешь, с кем болтаешь — ведаешь ли?!

Женщина схватилась вдруг за сердце, захрипела, торопясь вытолкнуть отравленные, отнимающие жизнь слова предсказания:

— Торопится Вешшу, коня подгоняет, по душу, невинную душу! Сто ног у нее, сто рук у нее — все чужие! Сто рук поднимают сотню мечей, горят их клинки мертвым пламенем, рвут душу на сотню сгоревших свечей, кидают в Подол неприкаянный! Отдай, не жалей, поздно будет — себя проклянешь, в Подол попадешь!

Замолчала, задыхаясь и кашляя, а ведун сразу сник и откуда-то из-за пазухи достал невзрачную на вид булавку из позеленевшей от времени меди.

— Давно это было, господин. Проходил по берегу человек. Странный, страшный на вид, но душа его пела подобно лютне. Больше я таких не встречал: шел по морю людскому и брал горе человеческое, где украдкой, где силой, где лаской. А взамен отдавал теплоту своего сердца, щедро одаривал, будто горел в нем огонь негасимый. Серой была его душа, и собственной боли в ней с лихвой хватило бы на восьмерых, но чужую боль не отталкивал, собирал, как монетки складывал. Я его приютил, разговорить пробовал. Только он одно сказал.

«Горя, — говорит, — ведун, много идет. Венда в Элрону пробивается. Скоро Вешшу придет, ты жди. Как услышишь ее — беги! В сторону города Стольного, что хочешь делай, что придумаешь — говори, но отдай королю булавку Эксара, пусть не снимая носит! Сам нес, да не донесу, нельзя в город, не пускают!»

Взял я булавку, спрятал в Кошеле своем заветном. Времени тратить не стал, в столицу пошел, Короля спасать. Только во дворец меня не пустили, били, обзывали, Башней грозили. За ворота выставили — я обиду вырастил, чужое стал своим считать, раз от него хозяин отказался. Может, баба права, и через вас, господин, она в хозяйские руки попадет?!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});