Снегурочка лёгкого поведения (СИ) - Маар Чарли

— Нет. Собой. У меня от твоего запаха крышу сносит, — рычит, не переставая двигаться. — С первого дня, Снеж. Просто мозг нахрен в щепки разлетается.

Скользит руками по моему телу. Проходится пальцами по рёбрам, сжимает их на груди. Наклоняется и прикусывает в начале одну, а потом другу. А потом снова возвращается к губам.

— С ума по тебе схожу, Снежинка, — хрипит мне в губы, не переставая целовать. — Никогда таких как ты не встречал.

Его слова бьют куда-то глубоко под рёбра. Сворачиваются там в тёплый комок, который растёт с каждым новым Лёшиным движением.

Растекается по телу и концентрируется под пупком, становясь горячим и тягучим. Пока в какой-то момент меня не разрывает от остроты ощущений.

Вместе с вырывающимся из горла стоном, я устало откидываю голову на ковёр, ощущая, как по телу стелется мучительное освобождение.

Сердце отчаянно лупит по рёбрам, а грудь гудит от частого дыхания.

Я закрываю глаза. Чувствую, как Лёша гладит меня по животу и бёдрам. Как его губы осторожно касаются моих. И тону. Тону в той волне чувств, которая меня переполняет.

Борцов прав. Я проиграла окончательно и бесповоротно. И это чертовски плохо. Потому что я неосмотрительно поставила на кон слишком большую ставку.

26 глава

Снежинка

За окном темно и холодно. Я иду по мрачному коридору, вздрагивая от того, как под моими ногами скрипят старые половицы.

Я видела этот сон тысячи раз и точно знаю, чем он закончится. Но всё равно не могу не переживать.

Впереди меня дверь. Одинокая и обшарпанная. Из слегка приоткрытой створки льётся маленькая полоска света. Моё сердце ускоряется по мере того, как я приближаюсь к этой проклятой двери. Всё моё сознание сопротивляется этому. Я не хочу её открывать. Но знаю, что не проснусь раньше, чем это произойдёт. Никогда не получалось. Я должна войти в комнату и встретиться лицом к лицу с тем, что меня там ждёт…

— Снежана, — резко распахиваю глаза, и упираюсь взглядом в нависающего надо мной Лёшу.

В комнате темно. Мы лежим в постели, и его руки сжимают мои плечи. Меня всё ещё колотит после того кошмара. Маленькие дорожки слёз, стекают по вискам и растворяются у меня в волосах.

Мне требуется несколько секунд для того, чтобы осознать, где я нахожусь. Что сейчас глубокая ночь, мы с Борцовым лежим в постели и впервые за столько лет, мне не пришлось досматривать этот ужас до конца. Потому что в этот раз рядом со мной был Лёша.

— Ты кричала, и я тебя разбудил, — подтверждает мои догадки. — Тебе кошмар приснился? Подожди, я принесу воды.

Мужчина встаёт с постели, и выходит из комнаты. А мне в тот же момент становится так неожиданно страшно. Просто потому, что он вышел. Я знаю, что он не ушёл далеко, но моё сердце в ту же секунду дёргается следом. Словно пока его нет, я не в безопасности.

Наверно, это просто отголоски кошмара туманят мой рассудок.

— Держи, — вернувшись, Лёша протягивает мне стакан с водой, который я осушаю залпом.

— Спасибо, — отставляю пустую чашку на тумбочку и вытираю губы тыльной стороной ладони.

Меня всё ещё потряхивает, а сердце отчаянно трепыхается. Это нормально. Так всегда происходит, когда мне снится этот сон.

Я привыкла справляться с этим одна. Поэтому удивлённо вскидываю голову, когда чувствую Лёшины руки, сжимающиеся на моей талии.

— Всё хорошо, иди сюда, — говорит спокойно, подтягивая меня ближе.

Ложится на спину и тянет меня вслед за собой, укладывая головой на свою грудь, и я слушаюсь. Обхватываю его горячее тело своими холодными руками. Моя щека покоится на его сердце, и я медленно успокаиваюсь, слушая его размеренные удары, в какой-то момент начиная стучать с ним в унисон.

Чувствую его руку, которая ложится мне на голову и медленно поглаживает, пропуская пальцы через волосы.

— Мой папа умер, — говорю тихо, упираясь взглядом в выключенный телевизор. — Когда мне было тринадцать лет. Иногда я вижу сон. Ту ночь, когда его не стало.

Не знаю, зачем говорю ему об этом. Я даже не уверена, что Лёше действительно интересна моя жизнь. Но мне почему-то становится легче, когда я произношу это вслух. Возможно, потому что никому другому я подобного не рассказывала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— А мама? — спрашивает, не переставая гладить мои волосы.

— Её не было. Только папа. Мама ушла от нас, когда я была маленькой. Ты наверно это уже и сам понял. Когда не увидел в общежитии её фотографий.

— Понял.

Горло немного сводит в спазме, и я натужно сглатываю, борясь с подступающими слезами. Я давно прожила эту ситуацию. Но, проблема в том, что такие раны никогда до конца не затягиваются. Их можно только заклеить пластырем. Но заговорить о подобном вслух — это всё равно, что вскрыть нарыв — боль тут же возвращается.

— Снежинка, которую ты мне подарил, — шепчу, рефлекторно касаясь пальцами кулона на своей шее. — Точно такую же мне когда-то дарил папа. Тоже на новый год. А я её потеряла. Понимаешь? Это был самый ценный подарок, и я не смогла его сохранить. Он тоже называл меня Снежинкой, кстати. Никто после него так ко мне не обращался. Только ты.

Закрываю глаза и утыкаюсь лицом в его грудь, всё ещё продолжая немного дрожать после ночного кошмара.

— Всё хорошо, Снежинка, — чувствую, как у меня за спиной сжимаются его руки и горячие губы касаются виска. — Я рядом, тебе нечего больше бояться.

Лёша прав. Сейчас мне действительно не страшно. Он одним только своим присутствием, и исходящим от него волнами спокойствием, меня утешает. Только сказке моей осталось длиться совсем недолго. Потому что новогодние каникулы подходят к концу. Борцов уедет. И волшебство этого нового года рассеется, словно его и не было вовсе.

27 глава

Снежана

Я влюбилась.

Или влюбляюсь.

Проклятье! Я совсем запуталась! Но однозначно могу сказать, что мои чувства к Лёше вышли за пределы обыкновенной химии и стали оформляться в нечто более серьёзное. Мягкое, пушистое как снег.

Этого я и боялась — привязанности. Но, как говорится, чего сильнее всего боишься, то и случается. Меня эта народная мудрость стороной не обошла, и теперь я в полном раздрае, потому что завтра Лёша уезжает, а я не хочу его отпускать, но ведь придётся…

Чёрт, зачем я вообще позволила этому произойти?! Зачем поцеловала его? Зачем спала с ним?!

Я же не собиралась, а сама…

Всё должно было быть по-другому. Просто работа, просто он оплатит мой долг, просто я получу рекомендации. А вышло совсем не так. И мне с этим мириться.

Самое паршивое, что Борцов свой скорый отъезд никак не комментирует. Лёша просто молчит.

Мы просыпаемся в объятиях друг друга, завтракаем, смеёмся, обнимаемся и целуемся, и больше ничего. Внутри всё переворачивается от мысли, что для Лёши происходящее между нами не настолько серьёзно, как для меня. Хотя, в принципе, почему это должно что-то для него значить? Он мне ничего не обещал и сразу обозначил временные границы общения.

Это я позволила себе влюбиться.

Борцов хоть и флиртовал, но на поцелуях и сексе не настаивал, не требовал. Я сама захотела.

Ну и что я теперь от него жду? Любви до гроба?

Я, как никто другой, знаю, что иногда любовь действительно людей до гроба доводит… Как моего папу… Наверное поэтому я никогда не хотела сильно любить. Во всяком случае, я сначала хотела убедиться в том, что меня любят. Страдать я точно не собираюсь.

И вот сейчас в моей душе зародилось что-то очень сильное к мужчине, который, очевидно, того же самого ко мне и близко не чувствует. Нет, ему хорошо со мной, он хочет меня, но ведь этого недостаточно. И никогда не будет достаточно.

Завтра мы с Лёшей навсегда попрощаемся. Он уедет в свою шумную, многоликую Москву, а я останусь здесь. Приедет ли он сюда когда-нибудь ещё? Вряд ли. Да и если приедет, вспомнит ли меня?

Точно знаю только то, что найти кого-то, хотя бы отдалённо похожего на Борцова, мне будет очень сложно. От осознания этого печаль в груди становится ещё тяжелее.