Невыдуманные рассказы - Евгений Ройзман

Прадед Валентина умер в сто двенадцать лет, а деда пять раз раскулачивали. Там всех раскулачивали, а потом много не вернулось с войны. А потом многие начали пить. Видимо, была пройдена какая-то точка невозврата, и теперь деревня умирает.

Еще посмотрели много разной самодельной утвари — все сделано так же, как делали в XVIII веке (возможно, и раньше так делали, просто я более ранних не встречал). И, когда уже выходили со двора, увидели у забора большую клетку. В клетке сидел орел.

Валентин шел по Печоре на моторке где-то в районе Нонбурга. Рыбаки оставили сети. В них попала большая щука и билась у поверхности. И вдруг на нее спикировал огромный орел. Закогтил и взмыл вверх… Но, захватив вместе со щукой сеть, сумел вытянуть ее из воды на три метра (!) и упал в воду, окончательно запутался и стал тонуть. Валентин подплыл, втащил его в лодку, накинул мешок, привез домой и посадил в клетку.

Когда мы приехали к Валентину, орел просидел в клетке без движения уже два месяца. Это был могучий орлан-белохвост. Он сидел, печально нахохлившись, и клетка была тесна ему в плечах. Дикое зрелище. Могучий свободный орел сидит в клетке, как попугай.

— Вот, — говорит Валентин, — натуралистам обещал в район отдать!

— Зачем он им? — спрашиваем.

— Не знаю, — говорит, — в живой уголок просили. Тут жулики приезжали, просили продать на чучело, но я не отдал.

Мы ему говорим:

— Давай отпустим!

А он отвечает:

— А что я пионерам скажу? Я им обещал.

— Скажешь, что улетел.

— Нет, — говорит, — так не пойдет, я врать не умею.

— Давай, — говорю, — мы его у тебя выкупим и отпустим.

— Мне не нужны деньги, на хлеб у меня есть, на похороны отложено. Просто я им обещал.

Потом он ушел от темы. Пригласил нас в дом. Дал молока и свежего хлеба. Мы посидели, поговорили обо всем, поблагодарили и собрались уезжать. Вышли на улицу. Стоим, прощаемся. А уезжать нельзя, потому что надо выпустить орла прямо сейчас. Орел не должен сидеть в клетке. Я отвел Валентина в сторону и говорю уже серьезно:

— Давай выпустим. У тебя же тоже душа не на месте, что он в клетке сидит. Позвони им и скажи, что ты его отпустил. И это будет честно. Это надо сделать.

И он вдруг говорит:

— Сейчас я попробую позвоню им, скажу.

И вернулся в дом. Мы ждем. И тревожно на душе.

Вышел Валентин через десять минут. Бросил на ходу:

— Сейчас. Подождите.

Взял две пары рукавиц-верхонок и досочку. Мы подсунули досочку под клетку, взяли с Юрой вдвоем впереди, а он взял клетку сзади и понесли ее к берегу Печоры. Орел встревожился и стал клекотать и очень сильно биться. Он цеплял плечами за решетку и обдирал крылья в кровь. И я боялся, что он не сможет лететь. Мы поставили клетку и открыли дверцу. Он продолжал биться и не мог ее найти. Потом вдруг спокойно вышел, остановился и замер. Свобода обрушилась и оглушила. И я испугался, что он не взлетит. Мы молчали. Было очень тихо. И вдруг орел взмахнул крыльями. И еще. И не мог подняться. Он сделал еще несколько резких сильных движений, и вдруг я понял, что он уже летит! Только летел он над самой травой и не мог набрать высоту. Но он летел! И я отошел в сторону и отвернулся, чтобы никто не видел…

Он сел метрах в двухстах, в кустарнике возле леса. И с деревьев поднялись встревоженные вороны и начали кружиться над тем местом, где он сел. И я испугался, что они на него нападут. И сказал об этом Валентину. Тот усмехнулся и говорит: «Не бойся, если он на них посмотрит — они сразу на землю упадут».

Мы попрощались с Валентином и поехали в Усть-Цильму. Нам всем было очень приятно и радостно на душе. И было ясно, что нам удалось сделать хорошее и важное дело.

Рано утром я приехал к Валентину. И он рассказал мне, что через несколько часов орел взлетел на вершину сухой ели. Вороны затихли. Орел сидел там до вечера, а потом взмахнул крыльями и улетел. И я совсем успокоился.

Мне досталось большое орлиное перо, которое я нашел на полу клетки. Я подарил его маленькой дочке. А сам думаю, вдруг оно волшебное. Когда время придет или беда случится — потрогаешь перо и орел прилетит.

ОТ ЧЕТЫРЕХ ДО ВОСЬМИ

* * *

Прилетел на один день. Учил с дочкой стихи. Первый выучили:

Под зеленой елкойЖили злые волкиСо своими деткамиПрятались под ветками

Потом:

Шел по улице зверекДелал лапкой поперек

Потом еще кучу всяких детских стихов, типа Олега Григорьева. А потом рассказал стихотворение, которое встречал только на картинке у Б. У. Кашкина:

Есть у птичек коготкиУ девчонок ноготкиМаша кушала печеньеОткусила полруки

Выучили. Вечером, перед сном, зачем-то обгрызла все ногти на ногах. Мне попало.

* * *

Везу дочку в садик. Она болтается на сиденье за моей спиной.

— Папа, давай летать!

— Давай, а как?

— А мы крылья привяжем к рукам и будем сильно-сильно махать — и полетим! Только нам надо еще клювики сделать.

— Зачем? — спрашиваю.

— Как зачем? Червячков клевать!

* * *

Дочка захворала. Все детки в садике, а она, грустная, сидит дома. Залезла на стол, печально тычет пальчиком в калькулятор.

— Что это? — интересуюсь я.

— Компьютер это у меня, не видишь, что ли?

Ушла в угол. Села рисовать. Изрисовала весь лист разноцветными карандашами.

— Что нарисовала?

— Ты не догадался? Это же салат.

Налил теплого молока. Сидит, мордочку в кружку засунула, пыхтит.

— Что делаешь?

— Как что? Молочко ласкаю. Котятки же не пьют молочко, они его ласкают.

— Так ты котенок?

— Конечно. У меня же кофточка полосатая…

На день рождения моего папы дочка нарисовала подарочек. Картинку. Разноцветными карандашами. И опять весь лист изрисован. Я уже со знанием дела спрашиваю:

— Это салат?

Посмотрела исподлобья.

— Нет, салют.

Похоже, мог бы и сам догадаться.

* * *

Пришел домой уставший. Встречает дочка с мячиком. И я давай уныло с ней мячик кидать. А она говорит:

— Надоело мне мячик кидать. Я его буду пинать.

— Почему?

— Да потому что я — футбольница.

* * *

Дочка смотрит по телевизору фильм про волшебников. Вдруг прячется за мою спину.

— Что с тобой?

— Испугалась. Там злые гроблины!

* * *

Дочка в саду помогала по хозяйству: копала, поливала, подстригала. Радостно сообщает:

— Я в лес ходила!

— Что делала?

— Грибы смалята искала!

Поехали мы с ней домой через лес. Началась гроза. И уже всерьез через какую-то непролазную чащу пробирались. Выехали. Вылезла из машины. Ростом чуть выше колеса.

— Как здорово! Ты мне тоже джип купи! Только не такой, как у тебя — большой и грязный, а маленький, розовый — девочный.

* * *

Дочка приготовила мне подарочки на 23 февраля. Нарисовала открытку — много разноцветных кружочков. Я сразу догадался, что салют. Слепила самолетик. Самолетик получился красивый, но она решила его улучшить — обломила крылья. Горько плачет, мочит водой, пытается приклеить. Не получается. Крылья приклеили лаком для ногтей.

Я тоже хотел ей что-нибудь подарить и ни с того ни с сего купил две яркие, красивые коробочки. На одной — мишки в лесу, на другой — Конек-Горбунок. Дочка обрадовалась. В коробочку побольше мы засунули самолетик. Все счастливы. Праздник удался.

* * *

— Папа, когда я вырасту, ты станешь на мне жениться?

Сразу не понял.

— Да…

Сжала кулачок.

— Класс!!!

Дочка придумала игру: она воспитательница, а я маленький мальчик. Она меня укладывает на подушку, накрывает одеялом и строгим взрослым голосом говорит: «Сейчас же засыпай! Я приду через пять минут, чтобы ты уже спал!»

Приходит через пять минут и радостно удивляется, что я уже действительно сплю.

В эту игру у меня получается играть лучше всего.

* * *

Пошли с дочкой за реку. Мы с ней на крутом склоне, смотрим разные ягоды: на небольшом пятачке черника, клубника, земляника, костяника, малина и брусника. Я дочке показываю, рассказываю, угощаю.

Она неожиданно сделала шаг вниз и понеслась с воплем:

— Ой! Ой-ой-ой!

Я бросился за ней, поймал за шиворот, а остановиться уже не мог и бежал до самой реки. Отдышался:

— Ты куда это помчалась от меня?

— Ой, папулечка, это не я бежала! Это меня горка несла.

* * *

Дочке исполнилось пять лет.

— Евгеньица, это когда мне три года было. А теперь мне — пять. Зови меня Пятерочка!

* * *

Укладываю дочку спать. Рассказываю ей сказку. Закручиваю сюжет на ходу, и уже самому становится все интереснее. Последняя мысль мелькнула: главное — не заснуть, а то так и не узнаю, чем закончилось…