Душа тьмы - Дин Кунц

— Ты любишь ее?

Я лишь кивнул, не в силах это выговорить. Не знаю, были ли виной тому остатки моих божественных иллюзий. Или я просто боялся, что ее чувства ко мне не так сильны, как мои, и она забыла меня за этот месяц.

— Тогда поторопись, — сказал Харри. — У тебя не так много времени.

Я вышел из дома в стиле “тюдор”, прятавшегося среди заснеженных деревьев, взял один из двух принадлежащих Харри ховеркаров и поехал домой. Я вдавливал педаль акселератора в пол. Машину швыряло от одного края дороги к другому, она вздымала облака снега, но я никого не сшиб.

Возможно, единственной причиной ареста Мелинды были ее собственные действия? Но я прогнал эту мысль. Отличный же они выбрали крючок, чтобы меня зацепить, если когда-нибудь вернусь из несуществующего царства Ребенка. Должно быть, сочли Мелинду надежной страховкой от моей горячности и глупости.

Я припарковал ховеркар в моем внутреннем дворике и вошел в дом через двойные стеклянные двери, быстро собрал два чемодана, выгреб кучу наличности из сейфа в библиотеке и распихал пять пачек по пяти разным карманам. Все это были кредиты Западного Альянса, так что падения и возвышения правительств мало сказывались на их покупательной способности. Прихватил два пистолета из моей охотничьей коллекции внизу, по коробке патронов к ним, и все это отнес в машину.

Когда я покинул двор и по дороге огибал утес, с которого открывался великолепный вид на мою часть Атлантического океана, явилась полиция. В восьмистах футах внизу, у самого начала подъема, тащился “ревунок” во всей своей бронированной красе.

Глава 4

Я остановил ховеркар и смотрел на приближающиеся машины; всего их было три — тот “ревунок”, который я увидел первым, передвижная лаборатория, напичканная приборами (что они хотели здесь найти, я не представлял себе), и обычная патрульная машина с парой полицейских. Они послали против одного человека тяжелую артиллерию, причем не тратя времени зря. Я критически оглядел склон, поросший лесом. Ховеркар его не одолеет: для транспорта на воздушной подушке нужны ровные дороги; в гористой же местности четыре его тяжелые лопасти вонзятся в первую мало-мальскую возвышенность, погнутся, проткнут дно кабины, — ничего хорошо это мне не сулит. Мягко говоря. А если вернуться, то найти убежище я смогу только в доме, а дом стоит на самой вершине утеса, и другой дороги из него нет. Я дорого заплатил за свое уединение, и теперь именно это уединение обернулось против меня.

Завыла сирена. Можно подумать, без этого я не увидел бы проклятую машину и не понял бы, чего им всем тут нужно. Передовая машина была уже в трехстах футах, ее огромные лопасти создавали воздушный поток, от которого мой ховеркар закачался, словно на волнах.

Морсфаген не собирался рисковать. Посаженный под домашний арест, запертый в ИС, я, несомненно, буду работать на них и уж точно не стану совать палки в осиное гнездо из-за Мелинды Таусер. Возможно, генерал собственной персоной ехал в последней машине, чтобы улыбнуться своей знаменитой улыбкой, когда меня запихают в “ревунок” и втихую увезут.

Однако я вовсе не собирался настолько упрощать их задачу.

Зовите меня героем. Зовите меня отважным. Зовите меня авантюристом. Я обзывал себя дураком, полным идиотом и сумасшедшим. Однако истина, как всегда, где-то посередине.

Развернув ховеркар боком к “ревунку”, я проскочил по узкой полоске вдоль самого края дороги, нацелившись в сторону обрыва. На миг я утратил самообладание, но затем мое безумие (или героический порыв — как вам будет угодно) взяло верх, и я до отказа вдавил педаль акселератора.

Машина жалобно взвыла и задрожала, бешено взревели вращающиеся лопасти. Ховеркар на мгновение замер, словно бы в нерешительности, потом стремительно рванулся вперед, сорвался с края обрыва и завис на высоте трехсот футов над морем, словно пушинка одуванчика, — и тут же камнем полетел вниз — вниз...

Я держал акселератор на пределе, создавая мощную воздушную подушку под брюхом маленькой машины, однако горизонтальное управление заблокировал, чтобы машина не расходовала ни капли энергии на движение вперед или назад, — только вниз. Ховеркар раскачивался, и я изо всех сил жал на педаль коррекции, чтобы погасить колебания.

Казалось, белый песок взметнулся вверх, а я вишу на одном месте. Если бы я сделал то же самое футов на сто ближе к дому, внизу был бы не пляж, а камни и скалы. И моя история окончилась бы совершенно иначе.

На последних тридцати футах воздушная колонна, возникшая под брюхом машины, замедлила ее падение. Я приготовился к толчку и перегрузкам, надеясь, что лопасти окажутся не слишком повреждены. Наконец ховеркар коснулся брюхом песка, взвыли винты, вздымая песчаную бурю и вгрызаясь в землю, вокруг меня взметнулась белая завеса. Потом машину подбросило вверх, и она зависла в десяти футах над пляжем, сотрясаясь от движения лопастей, вращавшихся на бешеной скорости. Под днищем раздались какие-то скрежещущие звуки, однако ничего серьезного, должно быть, не произошло, если ховеркар все еще держался в воздухе, а я оставался жив. Я отпустил педаль акселератора и завис над песчаным пляжем на высоте двух футов.

Подведя ховеркар к самому краю прибоя, туда, где волны лениво лизали заснеженный берег, я взглянул наверх и увидел, как “ревунок” яростно рванулся вслед за мной с края обрыва.

Представьте себе, что такое “ревунок”: пятитонная громадина, способная при необходимости таранить стены, винты которой вращаются в четыре раза быстрее, чем у маленькой машины на максимальной скорости; с воздушными суперкомпрессорами для усиления тяги на случай крайней необходимости — вот как сейчас например... “Ревунок” может перепрыгивать десяти футовые ограждения, преследуя пешехода или мотоциклиста. Но это не то же самое, что прыжок с высоты в триста футов. Если моя машина падала как камень, огромный “ревунок” рухнул вниз как гора.

При падении он набрал такую скорость, что какая угодно воздушная подушка ему бы не помогла. Водители, как я понял, пришли к тому же выводу. За пуленепробиваемым винтовым стеклом можно было разглядеть их искаженные ужасом лица.

Казалось, их падение длится целую вечность, хотя на самом деле заняло от силы несколько секунд. От грохота лопастей зазвенели стекла моего ховеркара; гул разнесся над морем, подобно звуку пушечного выстрела. Сжатый воздух вырвался с чудовищной силой, — я подумал даже, как бы в моей машине не вылетели стекла. Я не хотел видеть то, что неизбежно должно было произойти, но, как ни старался, не мог отвести глаз, словно завороженный зрелищем этого падения...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});