Чайник Рассела и бритва Оккама - Максим Карлович Кантор

символично, согласен. Сэра Уильяма прихлопнуло обычное старое кресло. Вот Том Трумп его обломки в руках держит.

Честный Том Трумп опустил глаза на обломки елизаветинского кресла, которое держал в руках.

— Где эта рухлядь стояла до того, как попала в комнату Холмса? Не помнишь, Том? А, то-то и оно… Стояла эта мебель в кабинете сэра Уильяма Рассела. Утром старый дурак, — Лестрейд запнулся, бранное слово вырвалось невольно; инспектор поправился, — итак, утром пожилой джентльмен решил побриться и выпить чаю. Чайники в каждой комнате имеются, это правило в Британии. Вот старик чайник вскипятил, сел в кресло с чайником в руке, собираясь налить себе чашку. В другой руке держал открытую бритву. Что же еще делать с утра — бреешься и прихлебываешь чай. Разумно. Я и сам так делаю. Только вот кресло провалилось. Схлопнулось кресло. И старичка прихлопнуло. Кипяток он выплеснул себе в физиономию, а бритвой располосовал горло. Ну, сердце, естественно, тут же и разорвалось.

Когда вечером старика хватились, пришли поглядеть, что с ним. Кто пришел, да вот он и пришел, наш честный Том. А тут такое дело. Лежит старичок кипятком обваренный, горло перерезано, вся кровь давно вытекла. И кресло разломанное. Том сразу все понял — и решил, что обвинят его. А как же он еще мог подумать? Потащил покойника к камину, куда еще тело спрятать? Не в окно же его кидать.

— Сперва хотел в окно… — промямлил Том. — Так ведь внизу клумба. Гладиолусы. За цветы вообще засудят…

— С перепугу чего не сделаешь? Стал он труп совать в каминную трубу. Но старичок упитанный. На ваших обедах жирок нагулял. Не лезет в трубу. Застрял горемыка, ноги свисают. Наш Том пошел сдаваться — а что ж ему было делать? Страшно было, Том?

— Страшно, — глухо сказал Том.

— Еще бы не страшно. Хотя его вины тут, если разобраться, никакой и нет. Клея на ремонт мебели Тому отродясь не давали. И денег на покупку клея тоже не давали. Бюджет у нас везде ограничен, — сказал Лейстрейд с непередаваемой скорбью в голосе. — Не то что на клей для чужого кресла, на сухие ботинки не наскребешь… Нет денег! Все расписано, кому что полагается получить. А на клей не осталось. Так значит, явился наш Том к даме Камилле. Мол, вяжите меня — я профессора погубил.

Инспектор вдруг засмеялся. Странный это был смех, глухой, безрадостный, отчаянный.

— Потеха, верно? Приходит работяга, говорит: я убил профессора. И рассказывает работяга, как дело было. Дескать, кресло — чпок, а профессор преставился. Весь колледж всполошился. Только не потому колледж всполошился, что старика жалко. Да кому же его жалко, старого… — инспектор вовремя нашелся, — старого джентльмена. Никому и не жалко. А потому все разволновались, что следствие непременно станет допрашивать Тома и узнает про кресло и про клей. И про дефицит бюджета узнает. Про то, что в течение десяти лет бюджет так верстают, что на ремонт кресла денег нет. И если бы только на ремонт кресла! — крикнул Лестрейд яростно. — Если бы только на кресло! Стал душ принимать, повернул кран, а кран у меня в руке остался. Окно не открывается, рама сгнила! Чашку для чая в комнату поставили, а чашка без ручки… Так вот у нас с бюджетом дела обстоят. И если бы стали следователи выяснять, отчего же это у негодяя Тома Трумпа такая проблема с клеем, они бы черт знает до чего доискались… И, знаете, у меня есть подозрение, что они бы могли найти, на что колледж тратит деньги… Э, не надо большие глаза делать, — это было сказано по адресу дамы Камиллы и майора Кингстона, — не надо так переживать. Я же доискиваться не стану. Кто же я такой. Мелкая сошка. Да и на пенсию мне пора. Куда там колледж вкладывает деньги, не моего ума дело. Может, недвижимость покупает, может, оружием приторговывает. Или еще чем… Говорю же, не моего ума дело. Только вам всем было выгоднее изобразить дело так, что сэра Рассела убили.

Артистизма в инспекторе не было ни на грош, но он похлопал в ладоши — так выразил восхищение фантазией колледжа.

— И тут у вас фантазия разыгралась. Ведь старичок — он и с горлом перерезанным, он и в кипятке обваренный, и в саже перемазанный, да еще и инфаркт у покойника — диагноз и без того запутанный, так решили все еще больше запутать. Уж не знаю, кто из вас додумался сочинить про германского шпиона, про любовниц, про польских диверсантов и про агентов Муссолини. Но люди вы с воображением, а, главное, цель была понятна — все запутать так, чтобы никому и в голову не пришло, что старичка креслом зашибло. Тут всего мало: давай еще подробностей, давай еще деталей. Чтобы не три подозреваемых, а шесть! Чтобы не только германский шпион, а еще и британский фашист…

Раз германский шпион, давайте для пущего безумия вольем старику в рот цианид. И пару капель брызнули. Эх, леди и джентльмены… Я-то сразу понял, что и цианидом его никто не травил, и никакому союзу фашистов этот старый… гм… пожилой джентльмен был не нужен. И германского шпиона никакого сроду не было… Был бы здесь шпион, вы бы все от страха померли: вдруг шпион до бухгалтерских книг докопается. Нет шпиона в природе. И сотрудников военной разведки нет. Вы, майор, были завскладом в стройбате. А вы, дама Камилла, про МИ6 только в газетах читали. Эх, господа профессора… Но вам очень хотелось меня дурить. Уже остановиться не могли. И я даже понял, почему так… Кое-чему я все же здесь научился…

— Расскажите нам, Лестрейд, что вы поняли, — сказал Холмс. — В конце концов, пришла пора и мне чему-то у вас поучиться.

— Да, расскажите, — сказал Мегре.

— Так вы, Холмс, тоже тут полазали по библиотекам, повышали образование. И вы, Мегре, к знаниям потянулись. А я, признаюсь, терпеть все это занудство не могу; жизнь и без того не сахар. Но наблюдать — наблюдаю. И вот я заметил, как они все науку изучают. Сначала читают какую-то книжку. Потом комментарии к этой книжке. Потом пояснения к комментариям. Потом комментарии к пояснениям. Потом сноски. Потом новый ученый приходит и пишет диссертацию про сноски к комментариям к пояснениям. И все обсуждают этого парня. А вот про то, о чем написана первая книжка, уже никто не помнит. А она, может быть, была написана про то, что читать вредно. Вот как все устроено…

Лестрейд махнул рукой.

— Да ладно. Что это