Остров Буян: Пушкин и география - Лев Трубе

За свои антикрепостнические высказывания, за утверждения, что «крепостность земледельцев есть великая преграда для улучшения состояния земледелия», что «крестьяне, занятые господскими работами, не имеют времени исправлять своих собственных надобностей по хозяйству», и другие подобные этим К. И. Арсеньев в 1821 году был отстранен от преподавания в Петербургском университете и над ним и еще тремя профессорами, тоже отстраненными от преподавания по обвинению в атеизме, был устроен суд, правда, окончившийся безрезультатно (дело было прекращено).

В числе этих профессоров был и один из любимых учителей А. С. Пушкина в лицее А. И. Галич. О нем впоследствии поэт записал в своем «Дневнике»: он «одобрял меня на поприще, мною избранном. Он заставил меня написать для экзамена 1814 года „Воспоминания в Царском Селе“».

Удаленный из университета, К. И. Арсеньев сохранил преподавание в инженерном училище, по которому его знал как прекрасного знатока своего дела Николай I. До назначения преподавателем к наследнику он работал также в других военных учебных заведениях.

Как отмечает Н. П. Никитин, «Ученики Арсеньева в разных учебных заведениях из общения с ним не только черпали знания по географии, статистике, но воспринимали также его прогрессивные идеи»11.

Научно-общественная деятельность К. И. Арсеньева еще в прошлом веке получила положительную оценку. В отмеченной выше книге о Петербургском университете В. В. Григорьев писал: «Но за К. И. Арсеньевым, кроме трудов по всеобщей истории и отечественной статистике, есть заслуга перед Россиею и человечеством, какая редко может выпасть на долю смертного: разумеем то влияние на дело упразднения крепостного права, которое имел он через учеников своих, взращая в душе их мысль о его осуществлении»12.

Свободолюбивые идеи ученого были близки А. С. Пушкину и его друзьям — ученикам К. И. Арсеньева, так тепло о нем отзывавшимся. Он работал в университете рядом с другим любимым учителем поэта А. П. Куницыным, тоже отстраненным от преподавания (за «вредную» книгу «Естественное право»), но впоследствии, в 1838 году, избранным почетным членом университета. О нем поэт сказал так:

Куницыну дань сердца и вина!Он создал нас, он воспитал наш пламень,Поставлен им краеугольный камень,Им чистая лампада возжена…

«19 октября» (1825)

Подобные слова он мог сказать и об Арсеньеве.

В заключение хочется сделать вероятное предположение: если бы А. С. Пушкин не погиб, то, очевидно, он вместе с К. И. Арсеньевым был бы в числе первых действительных членов Русского Географического общества (как стали ими писатели В. И. Даль, Н. И. Надеждин), а может быть, как и К. И. Арсеньев, был бы в числе инициаторов создания одного из старейших географических обществ мира (основано в 1845 г.).

«О волн и бурь любимое дитя!»

Эти слова обращены к одному из лицейских друзей поэта, Ф. Ф. Матюшкину, известному мореплавателю и полярному исследователю. Это ему посвящены задушевные строки «19 октября» (1825 г.):

Сидишь ли ты в кругу своих друзей,Чужих небес любовник беспокойный?Иль снова ты проходишь тропик знойныйИ вечный лед полунощных морей?Счастливый путь!.. С лицейского порогаТы на корабль перешагнул шутя,И с той поры в морях твоя дорога,О волн и бурь любимое дитя!

Ты сохранил в блуждающей судьбеПрекрасных лет первоначальны нравы:Лицейский шум, лицейские забавыСредь бурных волн мечталися тебе;Ты простирал из-за моря нам руку,Ты нас одних в младой душе носилИ повторял: «На долгую разлукуНас тайный рок, быть может, осудил!»

Из этих строк видно, за что Пушкин питал к Матюшкину симпатию, чувство товарищества, любил его. В письме к брату Льву (20—23 декабря 1824 г.) он наказывал в преддверии нового года: «Кланяйся господину Жуковскому. Заезжай к Пущину и Малиновскому. Поцелуй Матюшкина, люби и почитай Александра Пушкина».

Ф. Ф. Матюшкина отличали непосредственность и прямодушие. Хотя «в Матюшкине не было ничего блестящего: он был скромен, даже застенчив и обыкновенно молчалив, но при ближайшем с ним знакомстве нельзя было не оценить этой чистой, правдивой и теплой души», — писал о нем выпускник лицея 1831 года известный ученый-языковед Я. К. Грот1, которому Ф. Ф. Матюшкин незадолго до кончины передал на хранение архив лицеистов первого выпуска, находившийся у М. Л. Яковлева до его смерти.

А вот отзыв одного из наставников лицеиста Матюшкина гувернера Пилецкого: «С хорошими дарованиями: пылкого понятия, живого воображения, любит учение, порядок и опрятность; имеет особенную склонность к морской службе; весьма добронравен при всей нежности, мил, искренен, чистосердечен, вежлив, чувствителен, иногда вспыльчив и гневен, но без грубости, и только на минуту, стараясь истреблять в себе и сей недостаток»2.

Сравним этот и вышеприведенный отзыв с некоторыми чертами А. С. Пушкина в отзыве на него, данном лицейскими наставниками: «Самолюбие вместе с честолюбием, делающее его иногда застенчивым, чувствительность с сердцем, жаркие порывы вспыльчивости, легкомысленность и особенная словоохотливость с остроумием ему свойственны. Между тем приметно в нем и добродушие, познавая свои слабости, он охотно принимает советы с некоторым успехом»3.

Как видно, многие черты их характеров, за исключением словоохотливости одного и молчаливости другого, у них сходились, а в чем они расходились, тем дополняли друг друга. Общими у них оказались и «блуждающие судьбы».

Ф. Ф. Матюшкин был не из тех друзей великого человека, которые видны только в его свете, а из тех, которые и сами излучают свет, сыграв свою значительную роль в жизни, в истории.

Федор Федорович Матюшкин особенно сблизился с А. С. Пушкиным в последние годы пребывания в лицее и пронес глубокую любовь к поэту через всю жизнь. Это ему принадлежит короткая записка, отправленная из Севастополя М. Л. Яковлеву и вобравшая в себя всю невыразимую боль от того, что не смогли уберечь гордость России: «Пушкин убит! Яковлев, как ты это допустил! У какого подлеца поднялась на него рука! Яковлев, Яковлев, как ты мог это допустить? Наш круг редеет, пора и нам убираться»4.

Сколько горечи в этих строках!..

Но судьба отпустила ему, несмотря на все тяготы флотской жизни, еще 35 лет.

«Есть предположение, — писал Н. Гастфрейнд, — что Матюшкин восторженностью, которою он отличался в юности, любовью к природе, ее красотам, стремлением к морским путешествиям обязан А. С. Пушкину»5 (ведь и сам поэт мечтал о них).

Он начал путь моряка по окончании лицея с кругосветного путешествия, о котором мечтал еще в детстве (недаром в лицее носил прозвище «Плавать хочется»), на шлюпе «Камчатка» под командованием знаменитого мореплавателя В. М. Головнина. Затем вместе с Ф. П. Врангелем отправился в четырехлетнюю (1820—1824 гг.) экспедицию к северо-восточным берегам Азии для выяснения их очертаний и поиска земли к северу от них (Колымская экспедиция). Будучи формально помощником Ф. П. Врангеля, он фактически всю свою работу, по значимости не уступающую тому, что было сделано руководителем, провел самостоятельно. Более того, главная заслуга в успехе этой экспедиции принадлежит Ф. Ф. Матюшкину. Однако надо сказать, что его роль в этом исследовании северо-восточной окраины нашей страны, приниженная современниками, до настоящего времени еще недостаточно оценена.

«И с той поры в морях твоя дорога»

В связи с этим примечательно письмо директора Царскосельского лицея Е. А. Энгельгардта, посланное В. Д. Вольховскому, лицейскому товарищу Ф. Ф. Матюшкина и А. С. Пушкина. В этом письме, в ноябре 1821 года, он писал: «От Матюшкина я имею не письмо, а известие через М. М. Сперанского (генерал-губернатора Восточной Сибири. — Л. Т.), которому барон Врангель доносит, что они благополучно достигли главной своей цели, они решили большую нерешенную еще русскими географическую задачу: северо-восточный конец Сибири — Чукотский, или Шалаунский нос (ныне мыс Дежнева. — Л. Т.) — астрономически означен — между Азией и Америкой нет связи, и Берингов пролив есть действительный пролив. Ай да Матюшкин! Врангель несколько раз в донесении своем принимается расхваливать его и говорить, что успех в трудном сем предприятии большею частию приписать должно бывшему воспитаннику Лицея Матюшкину. Ай да Лицей!»6.

Считается, что существование острова в Северном Ледовитом океане к северу от Чукотки обосновал Ф. П. Врангель, в честь которого он позднее и был назван (это утверждение вошло в последнее издание Большой Советской Энциклопедии: Ф. П. Врангель «по опросным данным определил положение острова в Северном Ледовитом океане»). Но вот что он сам в книге «Путешествие по северным берегам Сибири и Ледовитому морю»[62] по этому поводу писал: «Хотя не имеем мы права ни опровергать ее существование, ни подтверждать его, но наши неоднократно и в разных направлениях предпринятые поездки на север по льду, кажется, достаточно доказывают, что в удободостигаемом от азиатского берега расстоянии нет на Ледовитом море никакой земли. Если, несмотря на наши усилия, оставленные только непреодолимыми естественными преградами, на севере действительно существует земля, то открытие ее зависит единственно от случая и благоприятного расположения обстоятельств»7.