Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Завтра я еду до Манчжурии в командировку; по возвращении оттуда сейчас же поеду опять до Байкала. Вероятно это будет моя последняя командировка, так как слухи о снятии нашего полка с охраны и отправлении его на Дальний Восток получают новые подкрепления. Вчера Наказной Атаман сообщил командиру нашего полка, что снова вошел с ходатайством об отправлении нас на Восток. Чего доброго наконец и мы этого действительно дождемся. Вот почему я до сих пор не поднимал свое ходатайство о переводе меня куда-нибудь дальше. Здесь, в Борзе, ничего нового нет; живем, как раньше, без развлечений и удовольствий. Теперь даже верхом стал ездить не каждый день.
Послал тебе, дорогая, случайный снимок, на котором волею судеб очутился и я. 14-го Авг. я отправлял в Читу больного брюшным тифом из нашего полкового лазарета и потому сидел на вокзале. Тут же были два наших офицера — Дронов (один из самых симпатичных офицеров полка), отправлявшийся на охоту, и Рейнвальд, занимавшийся истреблением водки на вокзале. В это время из России пришел поезд, военно-санитарный имени Импер. Мар. Федоровны. Сестра Альбрехта делала снимки и предложила снять и нас, что и было исполнено. Сегодня вместе с твоим письмом я получил эти снимки и посылаю свою карточку тебе. Особенно интересного ничего этот снимок не представляет, но может б. тебе до некоторой степени будет интересно получить эту карточку вместе с моим сердечным приветом и горячим поцелуем!
Сегодня получил письмо от Греты из Малаховки и от товарища по семинарии — Голубева. Думаю написать ответ и им.
Дня три тому назад получил я письмо от врача Акишина — товарища по Фатежскому уезду. Он тоже призван на военную службу, и теперь приходится очень опасаться за судьбу земской медицины в Фатежском уезде. Он сообщает очень неутешительные известия. Посылаю тебе его письмо — прочти сама. Акишин был самым деятельным врачом у нас в уезде, и с его уходом дело будет плохо. Состав Управы в Фатеже новый. Прежний председатель на избрании не попал даже в гласные. Все это хорошего не предвещает.
Александра Михайловна меня не забывает и пописывает, за что я ей очень благодарен. Пишет она и о земских новостях и неурядицах. Что-то будет в Ольховатке?
Я здоров и благополучен вполне. От души желаю тебе, милая, дорогая Кароля, здоровья и всего наилучшего! Крепко целую тебя и жму твою руку! Скоро напишу еще. А пока до свидания!
Весь твой Н. Кураев.
Кланяйся Ивановцам, благодари их за поклоны. Поповым я все не собрался написать — лень тому причиной.
Земское движение, органическое для деда, необходимое и естественное для необозримого с трона и из столиц многочисленного и многообразного населения России, вызывает в самодержце отвращение, оно противно «единственно пригодной» для России форме правления, Самодержавию.
Честный преемник убитого на своем посту министра внутренних дел Плеве князь Петр Дмитриевич Святополк-Мирский и понимал и за полтора месяца до революции говорил царю: «Если не сделать либеральные реформы и не удовлетворить естественные желания всех, то перемены будут уже в виде революции».
Нет, министры внутренних дел и командиры корпуса жандармов, проповедующие либеральные реформы, не нужны, и после январских событий 1905 года государь прогонит прочь либерального жандарма, давно уже просившегося в отставку. Был у государя такой излюбленный прием в работе с кадрами: сам просится — не отпускать, а подождать и выгнать. Огорчала царя и приметливость министра внутренних дел, явно не в ту сторону направленная. Заметил например Святополк-Мирский отвращение верховных российских правителей к законности, заметил и сказал царю: «Разве у нас теперь законность существует? Что-нибудь не нравится министру — он бежит к Вам и выхватывает Высочайшее повеление, не заботясь, хорошо ли это или дурно, а просто потому, что ему так нравится. А Москва теперь вне закона, для Москвы теперь исключительные законы пишутся…» С одной стороны удивляет дальновидность и смелость князя, а с другой близорукость, как же он, столь приближенный к самому верху власти в России, не понял, что живет она, или всегда стремится жить, по заветам, лучше всех высказанным Иваном Четвертым (Грозным): «Горе царству, коим владеют многие». Так оно и идет, и для Москвы отдельные законы пишутся, и министры Высочайшие повеления выхватывают, и в «животах холопей своих» верховные владыки как ни перед кем отчета не держали, так и не держат.
«Приватизированная власть», обращенная в частную собственность, имеет глубокие корни, уходящие в исторические дали.
Государев «Дневник», где в семи строках как бы уравнены в значимости государственные, исторические, частные, личные дела и метеорологические сведения, свидетельствует о совершенно особенном самоощущении российского властителя.
Дневник императора.
25-го августа. Среда.
Чудесный тихий день. Утром был довольно большой прием. Виделся с Мирским, предложил ему мин-во внутренних дел. Завтракал с детьми. В 2 часа на Ферме состоялось совещание по вопросу о предстоящем плавании эскадры Рожественского. Встали в 4 часа. Аликс приняла его и показала ему маленького Алексея. После этого в первый /раз/ Аликс спустилась и мы вдвоем отправились кататься. Обедал в спальне. Простились с Христофором, который уезжает в Грецию.
На следующий день после совещания на Ферме государь осмотрит готовый к походу флот, выстроенный на Кронштадтском рейде перед выходом в плавание на Дальний Восток. С утра до вечера осматривал военный вождь ударную силу флота, посетив шесть броненосцев, два новейших крейсера и даже транспорт «Камчатка», оборудованный мастерскими для нужд эскадры в дальнем походе. В «Дневнике» значится: «Вернулся в Петергоф в 5 1/2 весьма довольный проведенным днем и чудесной погодой». Царь Берендей в пьесе А. Островского «Снегурочка» говорил своему премьер-министру Бермяте: «Поверхностность — порок в почетных лицах, поставленных высоко над народом». Похоже, что осмотр изготовленного к бою и походу флота был все-таки поверхностным. Из четырех «достраивающихся громадин», предъявленных государю 16-го июня, на рейде оказалось только три — «Князь Суворов», «Император Александр III» и «Бородино», однотипный с «Александром III» броненосец «Орел», порвав швартовые канаты, которыми он крепился к достроечной стенке, накренился и утонул. Не перевернулся вверх килем только потому, что девятиметровой глубины для такого маневра было недостаточно.
Броненосец быстро поднимут, подправят и пошлют в Цусиму, где он, получив в первый день побоища пять двенадцатидюймовых, два десятидюймовых, девять восьмидюймовых, тридцать шесть шестидюймовых и два десятка более мелких снарядов, на второй день безнадежно проигранного сражения сдастся в плен. И слава богу, спасено семьсот девяносто душ! Японцы броненосец починят и введут в состав своего флота, так же как эскадренный броненосец «Император Николай I», который будет плавать под именем почти «Ники» — «Ики», и броненосцы береговой обороны «Синявин» и «Апраксин», переименованные японцами соответственно в «Мисима» и «Окиносима». «Орлу» дадут имя «Ивами». А эскадренный миноносец «Бедовый», на котором приплывет в плен сам инициатор и предводитель похода адмирал Рожественский, будет до 1913 года плавать под именем «Сацуки».
Дневник императора.
29-го августа. Воскресенье.
Поехали к обедне с детьми в 9 3/4, т. к. после нее отправился с Мама и Мишей на «Царевну». Сейчас же снялись и пошли к Кронштадту. Завтракали на пути. Пройдя входные бочки, увидели 2-ю эскадру Тихого океана под флагом Рожественского, уходящую в Ревель. Нагнали ее, пройдя серединою обеих колонн. Поравнявшись с головными судами, подняли штандарт Мама и вся эскадра произвела салют. Очень торжественная и красивая картина. Прибавив ходу, вышли из строя эскадры и повернули назад. Это было на высоте Красной Горки. Приближаясь к Кронштадту встретили эскадру под флагом Бирилева, составленную из судов учебных отрядов, и тоже выходившую в море. Пришли на Петергофский рейд в 3 1/2 и пили чай на «Царевне». Переждали ливень, после кот. прояснило и мы съехали на берег чрезвычайно довольные удавшеюся экспедицией.
Читал много. Вечер провели как всегда.
Что ж, если бы целью экспедиции Рожественского была задача произвести впечатление на собственного царя, моряков можно было бы поздравить с успехом.
Корабль не иголка, в карман не спрячешь, а перед войной, да особенно во время войны, противники друг за другом следят самым пристальным образом, так неужели никто не сказал царю, что при относительном равенстве русского флота с японским по броненосцам, японцы втрое превосходят наш флот в крейсерах, а против девяти русских эсминцев выставят шестьдесят семь своих…
- Жребий No 241 - Михаил Кураев - Русская классическая проза
- Взрослые люди - Марие Ауберт - Русская классическая проза
- О пребывании Пушкина на Кавказе в 1829 году - Евгений Вейденбаум - Русская классическая проза
- О наказаниях - Александр Бестужев - Русская классическая проза
- Все против всех. Россия периода упадка - Зинаида Николаевна Гиппиус - Критика / Публицистика / Русская классическая проза
- Хорошие родители - Максим Разбойников - Русская классическая проза
- Свои люди - Илья Георгиевич Митрофанов - Русская классическая проза
- На войне. В плену (сборник) - Александр Успенский - Русская классическая проза
- Черная немочь - Михаил Погодин - Русская классическая проза
- Вершина - Матвей Алексеевич Воробьёв - Русская классическая проза