Власть без славы - Иван Лаптев

Но все это мы поймем позже. Поймем, что наша борьба против несправедливости, допущенной по отношению к каждому отдельному человеку, обернулась для него новыми потерями. Что в обстановке, когда расцветают все цветы, первыми прорастают и распускаются сорняки. Что сами по себе гласность и свобода слова могут стать для народного голоса абсолютным молчанием и столь же абсолютной глухотой, и мы будем писать, вещать, показывать для самих себя, что снова возникает глубокая пропасть между новой властью и… старым народом, выбравшим эту власть.

Поймем. Но — позже.

Глава 4. Даешь демократию!

Истина, выраженная кинорежиссером С. С. Говорухиным, «так жить нельзя», была, в общем-то, ясна многим и давно. Но наши мозги, заправленные охранительной идеологией, интерпретировали ее по-своему: так жить нельзя, но… надо.

Что бы ни говорилиь о Горбачеве, именно он принес в коридоры власти понимание: нет, не надо. Никому не надо. И хотя вряд ли он сам и близкие к нему люди могли ответить на следующий вопрос: а как можно, как следует жить, как громадной, неповоротливой стране добраться до другой жизни, — они без колебаний сделали вывод о том, что одно лишь утверждение в народном сознании этого «так жить нельзя» само по себе может принести и ответ, «как можно». Из этого вывода родилась политика гласности, к сожалению, очень быстро изрядно пожелтевшая, — скоростная расчистка утвердившихся за три четверти века исторических и нравственных стереотипов вызвала к жизни немало грубых, спекулятивных приемов и вылилась в привычно бескомпромиссное утверждение новых стереотипов, часто столь же ложных, как и прежние.

Впрочем, первоначально появление М. С. Горбачева на политическом горизонте было вполне заурядным. Более полусотни объемистых блокнотов, которые я исписал только на заседаниях Секретариата ЦК КПСС, убеждают меня сегодня, что начинал Михаил Сергеевич по отработанному шаблону. Немощного, еле живого К. У. Черненко свозили на завод «Серп и молот», под руки провели по какому-то цеху — и секретариат обсуждает вопрос о том, какие же выводы для конкретной деятельности КПСС и Советского государства следуют из, конечно же, программной речи Константина Устиновича. Горбачев ведет это заседание, «углубляет» выводы, мы подробно записываем его рассуждения о том, как много нового содержится в этой речи, как важно использовать «все ценное», что сказал генсек. Сколько жизни утекло, сколько утекло самой страны через эти пустопорожние ценные указания!

Надо учесть, что Секретариат ЦК КПСС в те годы был очень серьезным органом. Пахать и сеять, доить коров и косить сено, начинать битву за хлеб, снимать и назначать (формально: «рекомендовать утвердить», но это было уже делом решенным) министров СССР, первых секретарей ЦК компартий союзных республик, крайкомов и обкомов, а в Москве — и райкомов, присуждать Ленинские и Государственные премии, награждать орденами, оценивать научные исследования, выступления средств массовой информации, распределять деньги на те или иные программы — секретариат выхватывал из реки жизни тысячи и основных и порой второстепенных вопросов. Такой подход был основой убежденности большинства населения в том, что Центр все видит, все знает, владеет обстановкой во всей стране. Часть вопросов передавалась — «выносилась» — на Политбюро, часть рассматривалась в «закрытом порядке». Если это касалось номенклатурных перемещений, то закрытый порядок рано или поздно приоткрывался. Но только в последнее время, после того как помещения бывшего ЦК КПСС распахнули двери для совсем других хозяев, нежели молчаливые партийные чиновники, все мы, даже те, кто был «вхож» почти всюду в зданиях на Старой площади и в Кремле, и, уверен, даже некоторые бывшие секретари ЦК, с изумлением обнаружили, что там текли параллельные жизни, делались параллельные политики, и только бог знает, что еще нам предстоит узнать, если президент Путин не захлопнет эту шкатулку Пандоры. Во всяком случае, фальшивые документы, театральный реквизит, тайные денежные операции, какое-то откровенно примитивное жульничество, например, для меня прозвучали громом среди ясного неба.[9] Безусловно, я знал, что партия не очень-то считается с тем, из какого кармана — партийного или государственного распределяет и расходует деньги, но я знал и то, что собственные доходы КПСС громадны.[10] Их должно было хватить не только на возведение дворцов — зданий крайкомов и обкомов по всем городам и весям, но и на многое другое. Очевидно, эти доходы имели совершенно неизвестные нам адреса.

КПСС, ее руководство оберегали отчеты о состоянии партийной кассы как самую страшную тайну. Никогда и никто не брал на себя опасный труд узнать, что же в эту кассу втекало, что и куда вытекало. Да, конечно, была ревизионная комиссия КПСС, которая делала доклады на каждом партийном съезде. Но большего, чем сообщения о том, что партийные деньги расходуются «правильно», в этих докладах никогда не содержалось. Абсолютная закрытость партийных доходов и расходов строжайшим образом контролировалась на всех уровнях комитетов КПСС.

К чести Горбачева, уже ставшего Генеральным секретарем ЦК КПСС и начавшего совершать пока еще маленькие «прорывы», он впервые довел эту проблему до зала заседаний Секретариата ЦК КПСС в 1986 году. Причем до заседаний не в закрытом, а открытом порядке (правда, тоже достаточно секретном). Тогда заканчивалось строительство мраморного здания ЦК Компартии Киргизии; рядом был построен тоже мраморный музей Ленина. Вдобавок к этому руководство ЦК Киргизской компартии, в котором только что пришел к «штурвалу» Абсамат Масалиев, решило отделать мрамором стены всех зданий, выходящих на центральную площадь нынешнего Бишкека, а тогда города Фрунзе. Площадь, как центральные площади практически всех городов Советского Союза, носила, конечно же, имя Ленина.

Из доклада Управляющего делами ЦК КПСС Н. Е. Кручины собравшиеся на заседание узнали, что на постройку здания ЦК компартии Киргизии было выделено 10 миллионов рублей — деньги по тем временам немалые. Но строительные планы киргизских товарищей в эту сумму не умещались. Тогда они недрогнувшей рукой добавили «сколько надо» из республиканского бюджета.

Я был в Киргизии примерно через год после рассмотрения вопроса на секретариате — здания на площади Ленина действительно уникальны и служат сейчас резиденцией президента Кыргызстана А. А. Акаева. Но очередь на жилье во Фрунзе в те годы измерялась 20 годами! В других городах республики — и того больше. А уж когда мы посмотрели на житье-бытье чабанов — роман Ч. Айтматова «Прощай, Гюльсары» показался просто грубой лакировкой действительности.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});