Маша, прости - Алена Артамонова

– Надеюсь, что вы как всегда окажитесь правы.

– Вы ушли от вопроса, так какие же новости сообщает вам герцог?

– Как всегда в своей саркастической манере он пишет, что Версаль превратился в такое скучное место, что даже монахини завыли бы от тоски.

– Да, маркиза де Ментенон – женщина умная и властолюбивая, – согласилась Женевьева, которая не хуже мужа разбиралась в дворцовых интригах. – Чтобы удержать власть над королем, она пойдет на любые ухищрения. Даже я еще помню, как мадам, поджав губы, начала борьбу за «очищение нравов». Видимо, ей это удалось.

– Склонен с вами согласиться. Герцог пишет, что при дворе запрещены все «игривые» выражения. Теперь все свои томления дамы и кавалеры вынуждены прятать под маской благочестия. Но особенно он сокрушается о том, что отныне декольте изгнано с позором, и уже нечем радовать взгляд, – улыбнулся маркиз. – Так что удручающая скука поразила Версаль, и ныне его называют «царством святош».

– Теперь я понимаю, почему Луи так близко сошелся с герцогом Шартским. Он ведь так молод!

Филиппу исполнилось уже четырнадцать лет, и он превратился в долговязого нескладного подростка с импульсивным, но серьезным характером. Он вообще был сложен из одних противоречий, но близкие люди относили это на счет взросления и становления новой личности. Благодаря мадам он получал хорошее домашнее воспитание и классическое образование наравне с Полем. Их обучали всему, что необходимо дворянину, – геральдике, фехтованию, танцам, музыке, придворному этикету. Несмотря на то, что его окружили заботой и вниманием, Филипп, уже разучившийся доверять, твердо знал, что может рассчитывать только сам на себя. Он с упорством, достойным всяческого уважения, тянулся к науке, постигал языки, юриспруденцию, историю, философию, математику. К тому же, в отличие от Поля, он еще прекрасно скакал на лошади.

Но были и другие «науки», о которых и не подозревала мадам де Обинье. Здесь его учителем был Джо, которого мадам, естественно, никуда не отпустила. Он жил в доме, в меру сил помогая садовнику и с превеликим удовольствием повару. Филипп и Джо забирались в дальний угол парка, надежно скрытый от посторонних глаз, где Джо учил его некоторым премудростям игры в карты и кости, приемам уличных «неблагородных» драк, метанию ножа. И это тоже Филипп постигал с великим усердием.

Вот и сегодня он вместе с Джо отправился в свой тайный уголок. Поль как всегда составил им компанию. Филипп, сам того не желая, довольно быстро привязался к искалеченному ребенку. А Поль сразу же и безоговорочно принял Филиппа в свое сердце, раз и навсегда признав его и главенствующую роль, что не могло не льстить Филиппу. Сам Поль был низкорослым, тщедушным подростком, младше Филиппа на один год. Травма, полученная им в детстве, навсегда приковала его к креслу и очень сильно повлияла на характер. Застенчивый от природы, Поль стыдился своего физического недостатка, любил уединение, был молчалив и старался держаться незаметно. Именно эти качества и привлекли Филиппа. В самом начале он думал, что это просто капризный, избалованный малыш. Но, присмотревшись внимательнее, он понял, насколько одинок и беспомощен Поль в своей боли. «Мы так похожи, нас обоих незаслуженно наказала судьба. И нет никакой разницы, что он богат, а я беден, мы оба одинаково несчастны с рваной раной в душе». Они подружились, поверяя друг другу мечты и детские тайны.

Однажды Поль попросился взять его с собой, узнав, что Филипп и Джо собираются куда-то уходить.

– Только держи язык за зубами.

– Я могила, ты же знаешь, – его глаза не просто просили, они умоляли.

– Хорошо, – согласился Филипп и обратился к Джо: – Он идет с нами.

Джо засопел, но все же послушно взвалил Поля на плечи и направился в глубь парка. Миновав оранжерею и ровные, посыпанные гравием дорожки, они все дальше и дальше удалялись от замка в сторону старых развалин.

Усадив Поля на зеленую травку, Джо широко расставил ноги, наклонил вперед туловище и стал похож на идущего в бой медведя.

– Ну, давай. Не забыл еще? – обратился он к Филиппу.

– Нет! – мальчик с разбегу бросился на Джо и в ту же секунду оказался на земле.

– Не так, сколько раз тебе показывать, – мягко журил его Джо. – Видишь, берешь руку, – и он стал медленно показывать прием.

Филиппу никак не удавалось справиться со старым пиратом, и, упав в очередной раз, он, задыхаясь, попросил:

– Дай отдохнуть.

– Отдыхай, – не стал настаивать Джо. – А ты что не весел? – он перевел взгляд на Поля. Мальчик еле сдерживал слезы.

– Все! Больше не пойдешь с нами, – Филипп поднялся и обнял Поля. – Нечего тебе на это смотреть.

Мальчик отвернулся, и плечи его нервно вздрогнули. Это случалось всякий раз, когда Филипп занимался танцами, фехтованием или скакал на лошади. Именно в такие моменты искалеченный ребенок особенно остро ощущал свою ущербность.

– А знаешь, – Джо задумчиво посмотрел на Поля, – я ведь могу научить тебя метать нож. Хочешь?

Мальчик растерянно пожал плечами.

– Ты не должен так болезненно реагировать на то, что тебе не под силу какие-то дела. Ведь и здоровые люди не всегда и не все могут. Один хорошо бегает, другой сочиняет стишки, третий еще что-то. Я вот, например, не умею ни читать, ни писать – и ничего, не умер.

Мальчишки рассмеялись.

– Смех – это хорошо, мужчина всегда и везде должен иметь твердость духа и улыбаться, даже если идешь на эшафот, – он потрепал Поля по волосам. – А теперь смотри, я научу тебя обращаться с ножом. Даже не имея ног, ты сможешь всегда защитить себя. – Он достал из голенища нож, с которым никогда не расставался. – Видишь во-он тот дуб?

– И ты попадешь?

– Смотри. – Он прицельно бросил нож, и тот со свистом пролетел прямо в цель.

– Здорово, – захлебываясь от восторга, кричали наперебой мальчишки.

– Я первый!

– Нет, я!

Так у них появилась еще одна тайна.

1984 г. СССР. Москва

Маша проснулась счастливая, от того, что есть Федор, и она дышит с ним одним воздухом. Девушка быстренько соскочила с кровати и побежала в душ. Глянув на себя в зеркало, Маша обомлела – она не увидела своего отражения, на нее, улыбаясь, смотрел Федор. Потрясенная, она отскочила, зажмурила глаза и, отдышавшись, опять подошла к зеркалу, но он не исчез, мягко улыбаясь, будто маня… Удивленная, она стала разглядывать каждую черточку и вдруг поняла, что его душа живет в ней, сплетясь воедино и образуя новый контур человека в человеке, словно он был там всегда. Уже без страха она улыбнулась своему мужскому отражению в женском начале.

Смех, шутки и веселье. Первое апреля. Весь день ребята прикалывали друг друга, не обойдя своим вниманием и учителей. Молодому физику подпилили ножки у стула. Поднявшись с пола и потирая ушибленные места, он долго выяснял, кто виноват, но досталось, как всегда, Петрову. «Балалайке» под стол поставили таз с горячей водой, она тоже «пошутила» в ответ, ровным рядом по вертикали поставила всему классу двойки.

После школы у Маши был свободный день, и они отправились к Федору домой.

Сначала он как радушный хозяин привел гостью на кухню. Достав из холодильника мамины котлеты и блинчики с мясом, он стал кормить ее с рук. Маша смешно морщила носик, но когда ее губы нежно касались его пальцев, испытывал ни с чем не сравнимое блаженство.

– Вкусно! А кто это приготовил?

– Кто, кто? – ему не хотелось отвлекаться. – Дед Пихто.

– Как?! – Маша широко раскрыла глаза. – Ты же мне сказал, что твой дедушка умер?!!

– Маш? – Федор посмотрел ей в глаза и замялся.

Они сидели в его комнате, на улицу давно спустились сумерки, но им было очень хорошо и уютно в темноте.

– Да, – она улыбнулась и прижалась к нему.

– Что мы будем делать, когда закончим школу? – этот вопрос давно мучил его, и он боялся ответа. Но терпеть он уже больше не мог, да и со школой предстояло проститься через два месяца.

– Поедем в Америку, – она чуть-чуть отстранилась и перешла на шепот, никогда и не с кем, даже с ним она не обсуждала свою страну. – Здесь невозможно жить, хотя ты сам это скоро поймешь. – Она помолчала и добавила: – Тебе там точно понравится.

– А если меня не выпустят? – он не думал о матери, о сестре и уж, конечно, о гражданском долге.

– Тогда я останусь здесь! – она тоже, впервые в жизни, не задумывалась о своих близких.

– Я тебя люблю, – сомнения растаяли, и сердечко радостно запело. Он притянул ее к себе.

– Ой! Что это вы тут делаете? – в комнату вошла Светка.

– Стучаться надо! – от неожиданности Федор довольно грубо отчитал сестру.

– Извини, пришла, кругом темнота, а тут разговоры, – она немного растерялась. – А вы чего так сидите?

– Уроки делаем.