Разворошенный муравейник - Ричард Пратер

Я остановил взгляд на ее длинном, до щиколоток, платье.

— Боюсь, что я не одет для официального ужина, — заметил я.

— Это не имеет значения, Шелл, — заявила Сара. — Я хочу сказать, для того места, куда мы пойдем, если ты позволишь мне его выбрать. Можно, Шелл?

Она продолжала держать дверь открытой.

— Конечно. Назовите то, что вам хочется, и вы это получите.

Я вошел и сел на позолоченный стул слева от двери.

На блестящем черном столе, на серебряном подносе с гравированным рисунком, стояли два сосуда со спиртным. Зеленоватая жидкость светилась в хрустальных бокалах на тонких ножках.

Сара взяла поднос и предложила мне бокал.

— Хорошо, что ты пришел вовремя. Я уже приготовила нам выпить, — проговорила девушка. — Она взяла другой бокал и повернулась ко мне, подняв его высоко над головой. — Я надела это платье только потому, что, мне кажется, оно мне идет. Верно?

— Вы хорошо смотритесь, Сара. Выглядите просто опасной!

Мое высказывание ей явно понравилось. Улыбка раздвинула ее губы, показав белые зубки, а зеленые глаза таинственно сверкнули из-под густых ресниц. Сара все время позировала и выглядела как фантастический персонаж Эдгара По или сирена из поэтических грез Бодлера.

Должен признаться, что, с одной стороны, она меня отталкивала, но одновременно как бы гипнотизировала, зачаровывала.

— Попробуй мой напиток, — проворковала девушка. Я сделал маленький глоток Странная жидкость, напоминавшая лакрицу и амброзию, пролилась в мое горло. Было приятно.

— Где вы это взяли, Сара?

— Это не анисовая, а настоящая водка, — пояснила она.

— Интересно. Я никогда такого не пил. В ней явно присутствуют наркотические вещества, а это ведь запрещено законом, — добавил я. — Насколько я понимаю, это возбуждающий напиток.

— Но он ведь нравится тебе, правда? Мой приятель контрабандой привез эту бутылку из Испании. Для меня. Она хранилась у меня почти два года, — продолжила свои объяснения сестра Дракона.

Я удивленно поднял брови, а она ласково подчеркнула:

— Я угощаю ею только избранных и в особых случаях, Шелл.

Я ничего не ответил, но все же был польщен. Я внимательно оглядел комнату. В первый раз — внимательно.

— Мне нравится ваша комната, Сара. Она необычная, но мне она нравится.

— Я надеялась, что тебе понравится. Впрочем, нравится она кому-то или нет, она — моя. Я обставила ее не по каталогу.

Пожалуй, лучше всего комнату Сары можно описать так: она не была в полном смысле слова современной и, безусловно, не была провинциальной. Это не был стиль Людовика XV или что-то в этом роде. Я думаю, это был в основном стиль самой Сары.

Я сидел в глубоком золоченом кресле слева от двери. С этого места мне было хорошо видно. Я обратил внимание на оригинальную форму стола в виде параллелограмма, придвинутого к стене. Острый угол стола смотрел в комнату. На полу лежал толстый, с длинным ворсом, черный, как волосы Сары, ковер. Кроме этого в комнате был еще один предмет мебели. Да, только один. Огромный угловой, причудливой формы диван. Таких мне до сих пор не приходилось видеть. Занимая почти все пространство от стены до стены, он стоял спинкой к двери. Большие треугольные валики по обе стороны дивана напоминали черные острые крылья. Диван тоже был черным, под цвет ковра под ним. Только две подушки, небрежно брошенные посреди дивана, оживляли картину — они были кремовые. Да еще лежавшая перед диваном белая медвежья шкура, вонзившая длинные блестящие когти в черный ворс ковра. Все это, вместе взятое, производило потрясающее впечатление. Помещение мягко освещалось флюоресцентными светильниками, спрятанными где-то в стене и на потолке.

Комната была обставлена странными, причудливой формы предметами, которые подводили вас к самому странному и поразительному. Они направляли ваш взгляд на картину.

Она висела на стене прямо напротив дивана и была огромной — занимала место от потолка до самого пола. Выполненная маслом толстыми, тяжелыми цветными пятнами и мазками, это была даже не картина, а фрагмент, вырванный из какого-то кошмара. Вопль, схваченный красками. Она доминировала надо всем, заполняя комнату и оттесняя все остальное, делая его незначительным.

Вначале мне показалось, что полотно сплошь красное. Зияющие бронзовые мазки и красные полосы смотрелись на картине словно кровавые раны. Однако там присутствовали также мазки ярко-зеленого и мрачные пятна черного цветов. Например, в верхней части картины расползалось большое черное пятно. Вся вещь производила сумасшедшее впечатление. В ней не было никакого смысла, но все же присутствовал какой-то ритм, какое-то мистическое движение.

Такой была эта комната. Я не мог бы в ней жить, но она каким-то образом притягивала. Это действительно была комната Сары.

— Обратите частичку своего внимания и на меня, — сказала наконец хозяйка.

— Я любуюсь вашей комнатой, — улыбнулся я. — Она странная. Я никогда не видел ничего подобного.

— А что вы скажете о картине? Нравится?

— Не знаю. Откуда она взялась?

— Не взялась. Это моя картина. Я ее нарисовала.

— Я не знал, что вы рисуете! — Я посмотрел на девушку с любопытством.

— Вообще-то я не рисую. Но ее я нарисовала. Мне просто захотелось. Это, конечно, не настоящая живопись. И не модернизм. Вообще не знаю. — Она приблизилась ко мне и взяла мою руку. — Иди сюда, возьми этот возбуждающий напиток!

Она подвела меня к огромному дивану и заставила сесть. Диван был поразительно удобным. Я заметил, что задняя лапа медвежьей шкуры прижата диваном, будто медведь попал в капкан.

Сара подошла к картине и потянула за тонкий шнурок, свисавший сбоку. В небольшом хромированном светильнике зажегся свет. Она вернулась и села рядом со мной.

Мы сидели рядом. Меня охватили странные жутковатые ощущения. Я сделал глоток из своего бокала, вдохнул аромат напитка и уставился на матовую мешанину цветов на картине.

— Ты представляешь себе, как я назвала ее? — услышал я голос Сары.

Я покачал головой, не отрывая глаз от спутанных красок.

— Ну, по-настоящему у нее нет названия. Но я называю ее «Автопортрет».

— Почему? — удивился я.

— Потому что мне кажется, что с тех пор, как я начала ее писать, она живет, растет и развивается вместе со мной. Я ее все время продолжаю. Когда со мной что-то случается или когда у меня просто возникает желание, я дополняю ее. Она еще не закончена и никогда не будет закончена. — Девушка посмотрела на меня, немного отодвинувшись и прищурив свои зеленые глаза. — Понимаешь, я начала ее, когда мне было восемнадцать. И вожусь с ней уже пять лет. В общем, картина, конечно, ужасная. Такое произведение не должно иметь названия. — Глаза ее загорелись. — А что мы так серьезно себя ведем? Пожалуй, я нарисую еще что-нибудь, когда ты привезешь меня сегодня вечером домой. Добавлю что-нибудь символическое.

— Что именно? — полюбопытствовал я.

— Откуда я знаю? — Она улыбнулась и искоса взглянула на меня. — Ты ведь еще не проводил меня домой. И никогда не проводишь, если мы не сдвинемся с места.

Я почти допил свой бокал, так что, проглотив последние капли, вернул ей его. Напиток приятно разлился теплом в моем желудке.

* * *

Место, которое она выбрала, находилось на Ла-Бриа, и, когда я припарковал свой «кадиллак», было уже почти восемь тридцать.

Это небольшое здание находилось близко от шоссе, возле Бангор-стрит. Сверкающая неоновая вывеска гласила: «Местечко». Сара взяла меня под руку, и мы вошли.

Заведение представляло собой маленький интимный ресторанчик, и я не увидел ни одной знакомой души. Все здесь выглядело как место сборищ алкоголиков, нимфоманок и маньяков.

Сара, казалось, знала абсолютно всех. Парни в джинсах и спортивных рубашках, девушки в вечерних платьях, куколки в коротеньких носочках — все здоровались с ней. И она называла большинство из них кличками.

Оркестрик из пяти инструментов исполнял нежную музыку.

Мы выбрали свободный столик в одном из самых укромных уголков.

— Похоже, тебе здесь все знакомо, — констатировал я.

— Да, это мое любимое местечко. — Девушка улыбнулась. — Здесь можно встретить таких интересных людей!

Я огляделся:

— Да, верю.

За соседним столиком сидели, тесно прижавшись друг к другу, высокий блондин с остроконечной бородкой и черноволосый мужчина пониже. Низенький накрыл руку соседа своей рукой, нежно поглаживал ее и говорил что-то серьезное на ухо блондину. Казалось, блондин скучает. Коротышка наклонился и нежно поцеловал блондина в щеку.

Я повернулся к Саре. Она все это видела и наблюдала за мной со странной улыбкой на губах. Но на лбу у нее залегла морщинка.

— Везет же некоторым парням, — спокойно сказал я. Она откинула голову и громко засмеялась.