Забытые грехи юности - Марина Серова

описать? — спросила я.

— Попробую. Значит, так, роста он был невысокого, телосложение не отличалось атлетичностью. Ну нельзя было сказать, что молодой человек посещает спортзал и качается, как это сейчас принято у молодежи. Но… понимаете, парень был довольно крепкий на вид, не хлюпик.

— А лицо? Какие-нибудь приметы были? — спросила я.

— Вы имеете в виду шрамы, родинки, пирсинги? — уточнил мужчина.

Я кивнула.

— Да пожалуй, нет, ничего такого не было, — сказал Мельтешевский.

— Значит, Смолянинникова не делала попыток сблизиться с лже-Александром? — Я продолжила задавать вопросы.

— Видите ли, в офисе Рената Кирилловна никак не обнаруживала свои… скажем так, матримониальные интересы. Ни в отношении наших клиентов, ни сотрудников. В принципе, и сотрудников-мужчин у нас не так уж и много. Вот Константин Александрович, я, еще два молодых человека, внештатные сотрудники, которых мы взяли на неполный рабочий день, на подработку то есть, и все. Но был один случай. Тогда мы отмечали в ресторане юбилей нашего бухгалтера, Зинаиды Васильевны. Банкет, так сказать, полностью оплатила Зинаида Васильевна, ну а мы, сотрудники, собрали энную сумму ей на памятный подарок. Между нами говоря, — Мельтешевский понизил голос, хотя мы в приемной с ним были одни, — наша бухгалтер — женщина довольно стервозная. И будь моя воля, я бы не только не пошел бы на ее юбилей, но и вообще держался бы от нее подальше. Но ничего не поделаешь, жить в социуме и быть свободным от него никак не получится. К тому же Константин Александрович все время пытался сплачивать наш небольшой в общем-то коллектив и пару раз устраивал небольшие вечеринки, кажется, на Новый год и Восьмое марта. А я, Татьяна Александровна, человек совершенно не компанейский, мне все эти сабантуйчики не по душе. Но делать нечего, я решил, что от меня не убудет, если я некоторое время посижу в ресторане, зато не будет разговоров о том, что я игнорирую коллектив. Ну так вот, я к чему все вам так пространно рассказываю-то…

— Я так предполагаю, что на юбилее Зинаиды Васильевны произошел какой-то случай? — заметила я.

— Вот именно! — воскликнул Мельтешевский. — Ну сначала, как и водится, были пространные поздравления, потом началась выпивка. Постепенно все расслабились, смеялись, шутили, громко разговаривали. Кто-то включил ритмичную музыку, кто-то вышел на середину зала и начал танцевать. А вот Александр вел себя иначе.

— Он что же, не выпивал и не танцевал? — спросила я.

— Нет, он пил вино, но очень умеренно. Кажется, за весь вечер он выпил всего один фужер, просто отпивал понемногу, как будто бы смаковал. Но на самом деле вино было так себе. Не самого высокого качества. И да, он не танцевал, хотя Светлана, кажется, пару раз подходила к нему, как мне показалось, с целью пригласить на танец. У меня сложилось такое впечатление, что этот Александр о чем-то размышляет, во всяком случае, мысли его были явно не о происходящем банкете. Я ведь, Татьяна Александровна, кроме минеральной воды, в тот вечер вообще ничего не пил: как назло, прихватила язва. Так что взгляд у меня был, что называется, незамутненный, да и голова не была отягощена винными парами. Так вот, примерно в середине вечера я заметил, что Александр вынул из кармана куртки сигареты и вышел из банкетного зала. А еще через несколько минут из зала вышла и Рената.

— Ну вышли они покурить, что же тут такого? — заметила я. — Смолянинникова ведь курит?

— Курит, курит, да не в этом дело.

— А в чем же? — спросила я.

— Мне пришлось тоже выйти из зала, — проговорил Мельтешевский с некоторым смущением, — понимаете, необходимо было посетить туалет, уж слишком много выпил минералки. Я проходил мимо курительной комнаты и услышал голос Смолянинниковой. Я сначала даже ушам своим не поверил: он был какой-то вкрадчивый, приглушенный, я бы даже сказал, интимный. Но главное был даже не голос, а ее жест. Дверь курилки была приоткрыта, и я увидел, что Рената одну руку положила на плечо Александра, а другой начала поглаживать бедро парня.

— Ну возможно, она перебрала вина, дамочки в таком состоянии нередко тянутся к любви и нежности, — заметила я, — так что ничего удивительного здесь нет. А как реагировал Александр?

— Я не заметил, потому что не стал задерживаться, а быстро прошел в туалет, он был рядом. Кроме того, мне была крайне неприятна вся эта ситуация, свидетелем которой мне поневоле пришлось стать. Не поймите меня неправильно, Татьяна Александровна, я нормальный мужчина, понимаю, что в современном обществе женщина может первой сделать шаг к сближению. Но чужие нежности меня как-то не привлекают. Потому я поспешил по своей надобности. В конце концов, я не собирался за ними подглядывать.

— Так, а что было потом? — спросила я.

— Когда я вышел из туалетной кабинки и собирался возвратиться в ресторан, то услышал, как Александр с раздражением бросил Смолянинниковой: «Ничего не выйдет».

— Что было дальше? — продолжала допытываться я, предполагая, что Мельтешевский хоть на несколько секунд да задержался возле курительной комнаты.

В самом деле, человеческое любопытство вряд ли позволило просто так взять и уйти: ведь ситуация и впрямь складывалась весьма пикантная.

— Да, я, каюсь, замедлил шаг, — смущенно признался Мельтешевский, — и услышал негромкий смех Смолянинниковой. Кажется, она что-то еще говорила Александру, ну типа: «Брось, чего ты ломаешься. Я же не замуж тебя зову».

— Александр ей что-то ответил? — спросила я.

— Этого я уже не слышал, — со вздохом ответил Мельтешевский, — ну уже просто неприлично было и дальше стоять возле них. К тому же, повторюсь, мне была крайне неприятна вся эта сцена. Тем более что я никогда раньше не видел, чтобы Рената так открыто домогалась мужчины. В офисе, во всяком случае, она вела себя прилично. И по отношению к нашим клиентам, и к нашим сотрудникам-мужчинам.

— Но они все-таки позже вернулись в ресторан? Смолянинникова и Александр? — спросила я.

Мельтешевский кивнул:

— Да, вернулись. И очень быстро, буквально через несколько минут после того, как я вошел в зал.

— Они вместе вошли в зал или по отдельности? — решила уточнить я.

— По отдельности. Сначала вошел Александр. Он не скрывал своего раздражения. И даже, я бы сказал, он был чем-то удручен. Как будто бы то, что произошло, мало того, что не вписывалось его планы, а даже в чем-то мешало им. А потом появилась Смолянинникова.

— Она тоже казалась разозленной? — спросила я.

— Да нет, злости у Ренаты не было, — сказал Мельтешевский.

— Но как же? — с удивлением спросила я. — Ее же только что бортанули, судя по вашему рассказу.

— Да, меня это тоже поразило.