Адвокат дьявола - Моррис Уэст

Мейер схватил ее за плечи, грубо потряс:

– Я должен увидеть эти бумаги, Нина. Должен. Ты не представляешь, как они важны.

– Важны шестеро детей, – ответила Нина. – И женщина, чей муж больше не может работать.

– Если я помогу им, ты отдашь мне бумаги?

Она покачала головой:

– Джакомо говорил и другое: «Нельзя заключать сделку на человеческие тела». Если ты хочешь им помочь, сделай это не требуя платы за свои труды. А потом мы поговорим о бумагах.

Мейер понял, что проиграл. Эта женщина обладала железной волей и мудростью, тягаться с которой он не смел. Его это удивляло, поскольку Нина не могла почерпнуть свой опыт из крестьянского прошлого, а доктор не желал признавать, что его источником был Джакомо Нероне. Однако она, как и Нероне, держала ключ от загадки, мучавшей Альдо Мейера двадцать лет: почему некоторые люди, талантливые, с открытым сердцем, способные к состраданию, не в силах добиться полного взаимопонимания и лишь сеют раздоры и становятся посмешищем среди тех, кому они пытаются помочь, в то время как другие, без видимых усилий, доходят до сердца, а после смерти их вспоминают только с любовью.

В бумагах Нероне он мог бы прочесть ответ на этот вопрос, который не решался задать Нине Сандуцци. Но без ее согласия доктору осталось лишь пожать плечами, признавая свое поражение.

– Сегодня я обедаю с графиней и обязательно расскажу ей о том, что случилось с Мартино. Попробуем ему помочь.

Улыбка осветила спокойное, доброжелательное лицо Нины. Импульсивно она поймала руку Мейера и поцеловала ее.

– Ты – добрый человек, доктор. Я скажу жене Мартино, Пусть страх покинет ее.

– Ты можешь сказать кое-что и мне, Нина.

– Что, доктор?

– Что ты ответишь, если я попрошу тебя стать моей женой?

В ее черных глазах не отразилось ни удивления, ни радости:

– Я отвечу так же, как и в первый раз, доктор. Будет лучше, если я не услышу от тебя этой просьбы.

Паоло Сандуцци стоял у кромки речушки, бросал в воду камешки и смотрел, как они прыгают по сверкающей поверхности. Речушка имела одно название и два лица. Называлась она Протока фавнов, потому что давным-давно, задолго до того, как святой Петр принес в Рим имя Христа, фавны любили резвиться на ее берегах, гоняясь за друидами. Когда построили церковь, они, естественно, ушли, а без них в долине поселилась скука. Но название осталось, а иногда юноши и девушки тайком собирались на берегу, оживляя древние языческие игры.

Ближе к осени Протока фавнов полностью пересыхала. Сейчас она спокойно текла меж каменистых берегов, и Паоло Сандуцци радовался, что убежал сюда от жуткого сухого дерева и англичанина с его дьявольским смехом.

Никогда в жизни он так не пугался, страх все еще не отпускал его. Художник словно держал ключ от жизни юноши. От прошлого, которого он стыдился, и будущего, в котором ему смутно виделся Рим, с соборами и дворцами, мостовыми, забитыми сверкающими автомобилями, и тротуарами, где толпились девушки, одетые, как принцессы.

Видение Рима оказывало на него магическое действие. Так привораживает талисман, и Паоло чувствовал, что рано или поздно ему придется вернуться к англичанину, от насмешливой улыбки которого ему иногда становилось не по себе, но бывало, что она будила в нем странную, тревожную страсть, будила сама, без слова или прикосновения.

Паоло бросил в воду последний камешек, сунул руки в карманы и зашагал вдоль берега. Пару минут спустя его остановил возглас:

– Эй, Паолуччио!

Он поднял голову и увидел Розетту, дочь Мартино – кузнеца. Она сидела на валуне, худенькая, миниатюрная, на год моложе его, с прямыми волосами и веселым личиком. Выцветшее ситцевое платье, ее единственное, обтягивало еще неразвившуюся грудь. В деревне он не замечал Розетту, но сейчас обрадовался встрече. И помахал ей рукой:

– Привет, Розетта.

Затем подошел и сел рядом.

– Мой отец заболел. С ним случился удар, и он упал на горн. Сейчас он в доме доктора.

– Он умирает?

– Нет. Доктор говорит, что будет жить. Мама плачет. Она дала нам хлеб и сыр и отправила гулять. Хочешь поесть?

Она показала краюху хлеба и кусок сыра.

– Я голоден, – признался Паоло.

Розетта разделила хлеб и сыр на равные части, протянула Паоло его долю. Какое-то время они молча ели, греясь на солнце, болтая ногами в воде.

– Где ты был, Паолуччио?

– С англичанином.

– Что делал?

Паоло пожал плечами, словно отмахиваясь от назойливых вопросов:

– Работал.

– А чем ты ему помогаешь?

– Ношу его вещи. Когда он рисует, я смотрю. Иногда он просил меня позировать.

– Что это такое?

– Я просто стою, а он меня рисует.

– Терезина говорит, что в Неаполе есть девушки, которые раздеваются, чтобы мужчины рисовали их голыми.

– Я знаю, – кивнул Паоло.

– Ты тоже раздевался?

Вопрос застал его врасплох.

– Это мое дело, – грубо ответил он.

– Но ты раздевался, не так ли? Те, кто позирует, должны раздеваться.

– Это секрет, Розетта, – сурово ответил он. – Никому не говори, они не поймут.

– Я не скажу. Обещаю. – Она обняла тоненькой ручкой шею Паоло и положила головку на его голое плечо. Такая доверчивость пришлась ему по душе:

– Англичанин говорит, что я прекрасен, как статуя, высеченная Мнкеланджело из мрамора.

– Это глупо. Прекрасными могут быть только женщины. Парни – симпатичные или противные. Но только не прекрасные.

– А вот он так сказал, – стоял на своем Паоло. – Сказал, что я прекрасен, а он обожает красоту и ему нравится смотреть на меня!

Розетта разозлилась, убрала руку, отпрянула от Паоло:

– Я люблю тебя, Паолуччио. Люблю по-настоящему. Не как статую.

– Я тоже люблю тебя, Розетта!

– Я рада. – Она вскочила, протянула ему руку. – А теперь пригласи меня на прогулку!

– Это еще зачем?

– Глупый, мы же любим друг друга, а влюбленные всегда гуляют по берегу. Кроме того, у меня есть секрет.

– Какой секрет?

– Пригласи меня погулять, и я тебе все покажу.

С неохотой Паоло взял ее за руку. Она потянула его на себя, Паоло встал и они двинулись вдоль кромки воды, под зелеными деревьями, чтобы поделиться друг с другом древними секретами, которые еще двиады шептали на ушко танцующим фавнам.

Сидя на маленькой площадке у засохшей оливы, Николас Блэк думал о своем прошлом, из которого вырастало неизбежное будущее.

С самого начала он был обманут, с того самого момента, когда неведомая сила решила, что результатом слепого совокупления мужа и жены станет пародия мужчины.

Он родился на свет с братом-близнецом, неотличимым от него, но опередившим его на час, в католической семье, свято хранившей веру. Его крестили и благословили одновременно с братом в маленькой часовне посреди зеленых лугов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});