Хождение в Москву - Лев Колодный

Показался второй ярус, второй звон. Тут все повторяется, но только в другом масштабе. И здесь восемь проемов. В них висят семь колоколов. Они средних размеров и все разные: у каждого свой голос в хоре. А еще два самых маленьких колокола-подголоска зависают в проходе внутри стакана башни. Значит, всего девять.

Один из колоколов называют Немчин, делал его иноземный мастер. Остальные колокола имеют такие названия: Новый или Успенский, два Безымянных, Даниловские - большой и малый, отливались для Даниловского монастыря переяславль-залесским мастером. Глухой, два Корсунских и Марьинский... На одном из Безымянных надпись на голландском языке и год отливки - 1550-й.

Чем выше, тем тоньше ствол. Теперь идем в круглой кирпичной трубе, растущей от второго звона. Винтовая лестница вскоре приводит на третий ярус, на самый высокий и самый малый звон. В его проемах осталось всего три колокола. Один отливался для села Новогородни в начале XVII века. А два других - Корсунские. Называют их "зазвонные", излучают они чистейший певучий звук. Отличаются беловатым цветом, который, очевидно, придает им серебро. Всего на Иване Великом покоится 18 колоколов, от семитонных до стокилограммовых.

Последний отрезок пути - по лесам, вверх вдоль ствола, который надстроили во времена Бориса Годунова. Он тонкий, всего в три кирпича. Из стены торчит железная трубка. Ее вогнали в тело башни реставраторы. По трубке под большим давлением в каменную твердь загоняют жидкий цемент, чтобы укрепить кладку. Проверяется каждый кирпич. Некоторые стали "прелыми", выветрились. Их заменяют.

Ветер напоминает о себе разбойничьим свистом, он с яростью набрасывается на леса. День выдался ненастный, продувает насквозь. Но стоит обойти по лесам столп и стать с другой стороны, как ветер не ощущается. Останавливаюсь, вслушиваюсь и всматриваюсь: не колеблется ли под ураганным ветром эта вершина?..

Так, рассматривая колокола, кладку, лестницы, поднялись мы до купола. Показалась обвивающая ствол витиеватая надпись, о которой современник Бориса Годунова сказал, что она как "чудо на подставке". Буквы большие, метровые, и можно только удивляться расчету, с которым художник разместил их по кругу. Надпись гласит: "Изволением Святые Троицы повелением Великого господаря царя и великого князя Бориса Федоровича всея Руси самодержца и сына его благоверного Великого господаря царевича князя Федора Борисовича всея Руси сей храм совершен и позлащен во второе лето господарства их". То есть в 7108 году по тогдашнему летосчислению, или в 1600 году.

За надписью зависает над головой шатер верхолазов. Через люк втискиваюсь в него и вижу, что золотого купола пока нет. Он стал оранжевым, покрашенный суриком. На куполе уместилась бригада из двадцати двух человек! Чистота тут идеальная. Под ногами струганые доски, чтобы не падал сор на краску. Каждый понимает, что работает на века.

Знакомлюсь с главным позолотчиком. Гусаров Николай Павлович, опытный пожилой мастер. Позолотил в Москве и России около шестисот куполов. Начинал в Кремле, с Благовещенского собора: его костер куполов горит у подножия Ивана Великого. Не всем мастерам удается, что золото так блестит... Гусаров этот секрет хорошо знает. Нашел он на самом верху Ивана Великого записку, оставленную предшественником в начале нашего века. Некто Моисеичев сообщил, что побывал тут последним. Надпись свою сделал на шлифовальной шкурке, которой зачищают металл, она наполовину сохранилась. Сделал Гусаров открытие, что каркас креста не деревянный, как считалось, а металлический. Обшит рубашкой из красной меди. А дуб только внутри каркаса. Высота креста 7 метров, весит полтонны.

Поднявшись по лесам еще выше, вижу медный шар, а над ним крестовину, тоже одетую в леса. Еще одно знакомство. Бригадир тут Гусарова Вера Григорьевна, как легко догадаться, жена мастера. Делом этим занимается четверть века. На работе и познакомились. Бригадир рассказала, что суриком покрывают купол три раза. Шпаклюют. Потом красят два раза. Затем дважды лакируют. Потом кроют лаком "Мардан", эта операция называется "марданить". Зачищают купол, каждый сантиметр, шкуркой. И только после всего этого наклеивают полоски сусального золота. Поэтому, когда Гусарова говорит: "Все московские купола "мне родные", - ясно: у нее есть право так сказать, сроднила с ними работа, да еще вот такая нелегкая.

Еще несколько усилий, и лестница приводит, наконец, на самую верхушку, рукой касаюсь острия креста. На нем повисли три маляра. Красят медь суриком. Крест чуть покачивается, но не из-за ветра. Под тяжестью людей. Цепи-растяжки с него пока сняты. И здесь, на самом верху, встречаю Гусарова. Только молодого, сына. Вообще-то он учится в техникуме, пришел поработать с родителями на каникулах, но не исключено, что станет, как мать и отец, обновлять купола. Мастерство перейдет к нему по наследству.

Они стоят рядом, прижавшись друг к другу, как три богатыря, выстроившись по росту: выше всех Иван Великий, самый стройный и знаменитый. Рядом с ним, пониже и пошире в плечах, под точно таким же золотым шлемом звонница, а третья - еще ниже, под золотой островерхой шапкой без креста Филаретова пристройка.

Вырастали они над Соборной площадью в разное время. Спустя четверть века после Ивана Великого архитектор Петрок Малый соорудил массивную четырехъярусную звонницу для более могучих колоколов. Звонница получила название Успенской.

Спустя сто лет, при патриархе Филарете, отце Михаила Романова, выросла третья колокольная пристройка, получившая его имя. Делал ее известный мастер Бажен Огурцов вместе с неведомым "немчином", иноземным зодчим, как считают некоторые, англичанином Христофором Галовеем. С ним, как известно, Огурцов надстраивал Спасскую башню.

Роднит эту троицу то, что в первую очередь служила она для колокольного звона, хотя выполняла и другие задачи: дозорных вышек, хранилищ, храмов... Дело в том, что на Соборной площади много церквей, а колоколен у них нет. Их всех обслуживал Иван Великий и его звонницы.

На Успенскую звонницу поднимаюсь по широкой и высокой лестнице. Петрок Малый сооружал ее для тысячепудового колокола, называвшегося Благовестник. Висел он в центре звонницы, в самом большом арочном проеме.

А теперь висит громадный колокол, появившийся на свет сравнительно недавно, в XIX веке, после изгнания Наполеона. Вся история этого памятника великой победы отлита в бронзе строк. Чтобы их прочитать, надо не торопясь ходить вокруг краев колокола и разбирать буквы. Кроме них, видишь перед собой скульптурную галерею, состоящую из шести больших портретов Александра I и других исторических и мифических лиц, а также много знаков государственной власти - герба России, герба Москвы, знамен, труб, орлов...

Обходя колокол, читаю: "Лит сей колокол на заводе московской 2-й гильдии купца Михаила Гаврилова Богданова Яковом Завьяловым и при С.-Петербургского арсенала пушечным мастером 14-го класса Русиновым под распоряжением преосвященного архиепископа Августина".

Главному исполнителю - литейщику Якову Завьялову - было в ту пору девяносто лет, но, как видно, это не имело для работы особого значения. Имя его вошло навечно в летопись Кремля.

В торжественном стиле рассказывается: "По счастливом и достославном окончании ужасных и кровопролитных браней и по утверждении прочного мира по всей Европе перелит сей колокол из старого..." Сообщается о взрыве и падении прежнего колокола, о бегстве из Москвы "неистового галла, вторгшимся в Россию с двунадесятью языками".

У колокола-гиганта несколько имен - звали его Успенским, Воскресенским, Праздничным и даже Царь-колоколом...

Из всех висящих колоколов он самый большой. Весит 65 тонн 320 килограммов. Держится на толстых металлических стержнях, намертво вживленных в массивные металлические балки, покоящиеся на каменных плечах звонницы.

Кажется, так было всегда. А ведь в 1812 году Успенская звонница, как и Филаретова пристройка, лежала в руинах. Практически обе звонницы перестали существовать, вызывая всеобщую печаль в сердцах русских. Поэтому после освобождения Москвы в числе первоочередных задач требовалось - восстановить звонницы как знак возрождения Кремля и Москвы.

Старались восстановить все, как было в старину, причем в кратчайшие сроки. Сохранилось донесение Августина, чье имя мы видели на колоколе, датированное 9 сентября 1815 года: "Новое здание на месте разрушенного при Иване Великом... каменным строением кончено 7-го числа сего сентября. И так свершилось оно в год и два месяца. Все силы употребляю, чтобы нынешнею осенью сделать главы, поставить кресты и покрыть все".

Легко представить, в каком темпе и масштабе шла стройка столь громадного строения. А ведь требовалось на площадке также разобрать тысячи тонн битого кирпича...

Восстановить звонницу - только полдела. Нужен был колокол, причем самый большой. На его отливку пошел не только старый, упавший и разбившийся при взрыве. К его металлу добавили бронзу трофейных пушек, имевшихся в большом числе после бегства Наполеона. Пушечный гром "переплавился" в колокольный звон.