Удушье - Чак Паланик

Представьте, как дым уходит. Позвольте ему рассеяться. Смотрите, как он исчезает. Пропадает. Растворяется".

В регистрационной книге напротив имени у неё было обозначено — «Мэрилин Монро», как и у большинства парней, пришедших сюда в первый раз. Она могла жить за счёт одной только Мэрилин. Она могла жить за счёт одной только принцессы Дианы.

Она говорила мистеру Джонсу — "Представьте, что вы смотрите в голубое небо, и вообразите самолётик, который рисует букву Z. Теперь позвольте ветру стереть эту букву. Теперь вообразите самолётик, который рисует букву Y. Позвольте ветру стереть её. Потом букву X. Сотрите её. Теперь букву W.

Позвольте ветру стереть её".

На самом деле она только строила декорации. Просто представляла мужчин их идеалу. Она подстраивала для них свидание с их собственным подсознанием, — ведь ничто не окажется настолько хорошим, настолько ты можешь его представить. Никто не прекрасен настолько, насколько оказывается таким у тебя в голове. Ничто так не возбуждает, как собственная фантазия.

Здесь ты получаешь секс, о котором мог только мечтать. Она оформляла декорации и проводила все вступления. Всё оставшееся время сеанса — смотрела на часы, иногда читала книгу или разгадывала кроссворд.

Здесь ты никогда не разочаруешься.

Глубоко погружённый в собственный транс, парень лежал на своём месте, дёргался и выгибался, как собака, которая во сне гоняет кроликов. Среди всякой порции парней ей попадался любитель покричать, постонать или поохать. Трудно сказать, что приходило в голову людям по соседству. Ребята в приёмной слышали шорох, и это обычно сводило их с ума.

После сеанса парень вымокал от пота, его рубашка была мокрой и липла к нему, штаны были в пятнах. Некоторым приходилось выливать пот из ботинок. Вытряхивать его из волос. Кушетка в её кабинете была с покрытием «Скотчгард», но на самом деле, ей никогда не давали просохнуть. Сейчас она запечатана в прозрачный пластиковый чехол: скорее для того, чтобы удержать внутри годы этой дряни, чем для защиты от внешнего мира.

Поэтому каждый парень должен был принести с собой полотенце: в портфеле, в бумажном пакете, в спортивной сумке с чистой сменой белья. В промежутках между клиентами она разбрызгивала повсюду освежители воздуха. Открывала окна.

Она говорила мистеру Джонсу — "Пускай всё напряжение в вашем теле скапливается в пальцах ног, потом стекает прочь. Всё напряжение. Представьте, что всё ваше тело гладкое. Расслабленное. Рассеянное. Расслабленное. Тяжёлое. Расслабленное. Пустое. Расслабленное.

Дышите животом вместо груди. Вдох — потом выдох.

Вдох — потом выдох.

Делайте вдох.

Потом выдох. Гладко и ровно.

Ваши ноги наливаются усталостью и тяжестью. Ваши руки наливаются усталостью и тяжестью".

Первым делом, как помнилось глупому маленькому мальчику, мамуля занималась очищением домов — не пылесосила или вытирала пыль, а очищала духовно, проводила экзорцизмы. Самое трудное было заставить людей из рекламного справочника пускать её объявление под заглавием «Экзорцист». Идёшь и жжёшь шалфей. Читаешь «Отче наш» и ходишь туда-сюда. Можно ещё побить в глиняный барабан. Объявляешь дом очищенным. Клиенты заплатят и за такое.

Насчёт холодных пятен, дурных запахов, зловещих предчувствий — в основном людям и не нужен экзорцист. Им нужен новый камин, сантехник или декоратор интерьера. Речь о том, что не важно — кому что придёт в голову. Важно то, что они уверены — у них проблема. Большая часть таких подработок достаётся от агентов по недвижимости. В нашем городе существует закон об оглашении данных по недвижимости, и люди готовы объявить о тупейших недостатках: не только про асбест и захоронения топливных цистерн, но и насчёт призраков и полтергейста. Покупатели на грани сделки, им нужно немного перепроверить дом. Звонит агент, и ты проводишь небольшое представление: жжёшь чуток шалфея — и все в выигрыше.

Они получают что хотят, плюс хорошую историю для пересказа. Жизненный опыт.

Потом появился Фэнг Шу, как помнил малыш, и клиенты уже желали экзорцизм и хотели, чтобы она им сообщила, куда поставить диван. Клиенты спрашивали, где расположить кровать, чтобы не вышло, что она стоит на пути комода, углом перекрывающего ци. Где им развесить зеркала, чтобы те отражали поток ци назад вверх по лестнице, или прочь от раскрытых дверей. Именно такими делами всё обернулось. Вот чем занимаются люди с высшим англоязычным образованием.

Её резюме само по себе было доказательством существования реинкарнации.

С мистером Джонсом она прогоняла алфавит в обратном порядке. Говорила ему — "вы стоите на лугу, поросшем травой, но вот находят облака, спускаясь ниже и ниже, покрывая вас, и окутывают вас густым туманом. Густым, светлым туманом.

Представьте, что стоите в светлом прохладном тумане. Будущее от вас по правую руку. Прошлое — по левую. Туман оседает сырой прохладой на вашем лице.

Поверните налево и начните идти".

«Представьте», — рассказывала она мистеру Джонсу, — "Тень в тумане прямо впереди вас. Продолжайте идти. Почувствуйте, как завеса тумана начинает подниматься. Почувствуйте на ваших плечах яркий и тёплый свет солнца.

Тень становится ближе. С каждым шагом тень проявляется всё больше и больше".

Здесь, внутри своего разума, вы в полном уединении. Здесь нет разницы между тем, что есть и что может произойти. Вам не подхватить никакую болезнь. Или мандавошек. Не нарушить никакой закон. И не заниматься ничем меньшим из того лучшего среди всего, что вы можете себе представить.

Можно делать всё, что можете вообразить.

Она командовала каждому из клиентов — «Вдох. Теперь выдох».

Можно обладать кем угодно. И где угодно.

«Вдох. Теперь выдох».

С Фэнг Шу она перешла на канализирование. Древние боги, просветлённые воины, умершие домашние любимцы — она их всех подделывала. Канализирование вело к гипнозу и регрессиям в прошлую жизнь. Регрессии людей привели её сюда, к девяти ежедневным клиентам по двести баксов с каждого. К ребятам, торчащим целыми днями в приёмной. К жёнам, которые звонили и орали на маленького мальчика:

— Я знаю, что он здесь. Что бы он там не утверждал — он женат.

К жёнам, которые торчали снаружи по машинам, звонили по автомобильным телефонам и сообщали:

— Не думайте, что я не в курсе, что у вас там происходит. Я следила за ним.

Речь не о том, что мамуля начинала с идеи вызывать мощнейших женщин в истории, чтобы те работали руками, делали минеты, «пятьдесят-на-пятьдесят» и «вокруг света».

Всё накопилось снежным комом. Первый из парней проболтался. Позвонил его друг. Позвонил друг второго парня. Поначалу они просили вылечить что-нибудь приемлемое. Привычку курить или жевать табак. Плеваться на людях. Воровать по магазинам. А потом все хотели только секс. Хотели Клару Боу, Бэтси Росс, Элизабет Тудор и Королеву Шебы.

И каждый день она бегала в библиотеку, чтобы изучить женщин на следующий день: Элеонор Рузвельт, Амелию Ирхарт, Гэрриэт Бичер Стоув.

«Вдох, потом выдох».

Ребята звонили, изъявляя желание отодрать Элен Хэйес, Маргарет Сэнджер и Эйми Сэмпль Мак-Ферсон. Они хотели пялить Эдит Пиаф, Сужурнер Тру и Императрицу Теодору. А маму поначалу очень утомлял тот факт, что всех таких ребят занимали только мёртвые женщины. И то, что они никогда не просили одну и ту же женщину дважды. И то, что сколько подробностей она не вкладывала в сеанс — им хотелось только драть и пялить, пихать и дрючить, долбить, вставлять, трахать, шлёпать, тарить, засаживать, пороть и скакать.

Бывало, иногда даже не хватало эвфемизмов.

Бывает, эвфемизм ближе к истине, чем то, что он скрывает за собой.

И на самом деле всё было вовсе не ради секса.

Эти ребята все как один подразумевали именно то, о чём просили.

Им не нужны были беседы, костюмы или историческая точность. Они хотели Эмили Дикинсон, которая стоит голой на высоких каблуках, — одна нога у неё на полу, а другая закинута на стол, — согнувшись и проводя перьевой ручкой по щели своей задницы.

Они готовы были заплатить двести баксов за то, чтобы попасть в транс и повстречать Мэри Кэссетт в подбитом лифчике.

Не каждый мужчина мог оплатить её сеансы, поэтому ей снова и снова подворачивалась всё та же разновидность. Они парковали свои минифургоны за шесть кварталов и торопились к дому, прикрываясь в тени зданий — за каждым парнем тащилась его тень. Они вваливались в чёрных очках, потом ждали, отгородившись газетами и журналами, пока их не звали по имени. Или по прозвищу. Если мамуле с глупым маленьким мальчиком доводилось как-нибудь встретить их на публике, эти мужчины прикидывались, что с ней незнакомы. На публике у них были жёны. В супермаркете — у них были дети. В парке — собаки. У них были настоящие имена.

Они расплачивались с ней отсыревшими двадцатками и полтинниками из влажных промокших бумажников, набитых запотевшими фотографиями, библиотечными пропусками, кредитными карточками, членскими билетами клубов, правами, мелочью. Обязательствами. Ответственностью. Действительностью. «Представьте», — говорила она каждому клиенту. — "Свет солнца на вашей коже. Представьте как солнце теплеет и теплеет с каждым вашим выдохом. Солнце тепло и ярко светит на ваше лицо, на вашу грудь, на ваши плечи.