Крылатый лев и лилия (СИ) - "May Catelyn"

С этими словами дипломат достал из складок своего бархатного плаща небольшой сверток и протянул Марко.

Внутри оказался конверт с пожелтевшим от времени листком бумаги, которая все еще хранила едва уловимый аромат знакомых духов.

— Вот и оно. Можете прочесть.

Марко осторожно прикоснулся к листку, узнавая ее изящный почерк. Глаза бежали по ровным строкам, которые были адресованы другому мужчине. Но сейчас Веньер с удивлением отметил, что это обстоятельство больше не будило в его душе ни ревности, ни гнева:

Бери, святой король, лишённый всех пороков, Рукой покорною протянутый моей Лик, тонкой кистью на эмали крутобокой, Так верно писанный, что нет его точней. И если сей портрет, нелепый и убогий, Своим не удостоишь взглядом — пожалей! В подарке оцени старанья, не итоги: Намерений благих нет ничего ценней. От доблести твоей, бессмертной и небесной, И в брани, и в миру доказанной не раз, Горит моя душа, а в сердце стало тесно. И алчу я теперь, пока пыл не угас, Тебя ввысь вознести, чтоб стало повсеместно Известно всем: гостил ты среди нас.[15]

Перечтя стихотворение еще раз, сенатор уставился на Шико непонимающим взглядом.

— Что же, слог великолепен, как и в остальных ее творениях. Но здесь нет никаких ответов на мой вопрос. Никаких подтверждений.

— Этот стишок не так прост, как вам кажется сеньор Веньер. Мой бедный друг Генрих тоже не умел читать между строк. Но я то сразу приметил, что мадам Франко не зря упомянула свой ПОРТРЕТ. А буквы в этом слове… Только взгляните на них, вот здесь. Они выведены с большим нажимом, чем остальные. Я сразу же испросил августейшего соизволения исследовать присланную миниатюру. Конечно, мне пришлось повозиться с рамкой. Но труды мои были вознаграждены, и под эмалевым диском обнаружился весьма милый тайничок, в котором содержалась записка.

— Что же в ней говорилось?

— Всего лишь несколько слов о том, что та памятная ночь в Венеции принесла свои плоды.

— Где же записка?

— Ее у меня нет, как и портрета. Видите ли, король был обрадован таким неожиданным известием. Ведь это давало ему надежду на то, что он в недалеком будущем способен произвести на свет законного наследника. Его воодушевление не укрылось от глаз «заботливой матушки», которая тут же выпытала у любимого дитяти его секрет.

— Екатерина Медичи! Эта тайна попала в ее руки?!

— К сожалению, это так…Но она хранила ее вплоть до своей смерти, так же как портрет с запиской куртизанки.

— Где же они теперь?

— Вам уже известно, кто стал их обладателем. Но клянусь, я никогда не желал такого исхода. Я советовал Генриху уничтожить свидетельства его неожиданного отцовства, ради безопасности своей власти, спокойствия страны, защиты будущего бастарда и его матери… Рождение дочери у куртизанки не стало тайной для присланных агентов короля. Если бы родился мальчик, его тотчас бы похитили и привезли во Францию, а дочь… Генрих распорядился отдать ее на воспитание чужим людям, и мать не смогла противостоять его воле. Угрозами или подкупом, кто теперь узнает? Все последующие годы, до того рокового удара кинжала, Генрих не оставлял надежды произвести на свет законного наследника, но наша несчастная королева Луиза[16] так не смогла родить ему дитя. Она искренне оплакивала своего мужа и свою несчастливую звезду. Между тем судьба незаконнорожденной девочки сложилась иначе, чем можно было себе представить. Почему после смерти сына королева-мать не воспользовалась этой картой в борьбе с Беарнцем? Не смогла или не захотела, кто теперь знает? А может быть опрометчиво доверилась кому-то из своих сторонников…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Тишина в комнате стала практически гнетущей. Присутствие в комнате Чёрного призрака королевы-отравительницы на какое то мгновение ощутили оба мужчины.

— Воспользуйтесь моими советами, сенатор, и как можно скорее. Иначе Вам не спасти несчастную девушку. От руки ли наемных убийц короля или от похищения верными сторонниками Валуа.

— Вы ведь помогаете мне не только потому, что помните о своем «долге»?

— Как видите… Пусть это будет моей последней услугой нашему покойному королю и моему другу. Я буду знать, что его кровь все еще течет в чьих то жилах. Это утешит меня на склоне лет, когда придется составлять список грехов и добрых дел, чтобы представать перед Всевышним.

— У Вас большое сердце месье Д’Англере. Благодарю за помощь. Никто не сделал бы большего для меня и Виттории.

Мужчины поднялись из-стола одновременно и крепко пожали друг другу руки.

Вновь надевая свою темную маску, Шико бросил прощальный взгляд на венецианца:

— Ее судьба в Ваших руках, — проговорил он с уже знакомым прищуром, в котором Марко больше не видел никакого лукавства, — Пусть французская лилия найдет спасение в тени крылатого льва.

Выбор

Марко задумчиво вглядывался в воды Лагуны, что простиралась перед его взором, как гигантское полотно, вышитое узорчатым переплетением изысканных палаццо, мостов и лазурью морской воды. Он все еще видел лицо хитроумного Шико, его проницательные лисьи глаза, слышал его слова: "Ее судьба в Ваших руках…Женитесь на ней…Вы будете самым надежным покровителем из всех возможных…".

Сенатор глубоко вздохнул: "Если бы все было так просто, как в Вашей светлой голове господин д Англере..".

После прибытия в Светлейшую прошло уже больше двух недель, а Марко провел дома не больше времени, чем когда тот был совершенно пуст. Беатрис почти смирилась с долгим и частым отсутствием брата, которое он списывал на важные дела при дворе дожа. Если бы только она знала, в каком адском горне пылает разум и сердце сенатора Веньера! Ни вино, ни пылкие и умелые объятья куртизанок не могли заставить его выбросить из головы последние слова Паскуале Чиконья: «Венеция никогда не станет нянькой для бастарда Валуа!». Видит Бог, Марко пытался убедить дожа официально принять Витторию при своем дворе. Но нынешний правитель Венеции слишком осторожен и мнителен, чтобы открыто бросить вызов Генриху Наваррскому. Даже если этот шаг сможет впоследствии обернуться козырем в политической игре с французской стороной.

Марко старался не видеть девушку, что жила под его крышей уже много дней. Он позаботился о тщательной охране дома, и Виттория стала в нем почти что затворницей. Никто не должен был знать, что помимо Беатрис в палаццо Веньеров есть еще одна гостья. Французы наверняка прислали в республику новых брави, но пока затаились, не решаясь открытым нападением нанести решающий удар. Угроза ощущалась сенатором практически физически, время шло, и решение следовало принять как можно скорее.

Он уже не мог слышать ноты укора в словах Беатрис об ухудшении настроения ее подопечной. Такой юной и любознательной девушке было невыносимо сидеть в четырех стенах. Наверняка это казалось ей несправедливым наказанием после привольной жизни на Иллирийском побережье. Возможно, не раз она проклинала тот день, когда Веньер появился в ее жизни.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

У него не было права так поступать с Витторией, держать в неведении ее и Беатрис, малодушно избегая встреч и прямых разговоров. Возвращаясь домой за полночь, он иногда видел ее хрупкий силуэт в окне, но старался подавить в душе щемящую жалость и чувство вины. Одного взгляда ее прекрасных глаз хватило бы, чтобы он начал себя ненавидеть.

До последнего решающего разговора с дожем, Марко тешил себя надеждой, что сможет избежать самого неловкого исхода. Несмотря на недавний совет Шико, он не хотел навязывать Виттории брак, хотя знал — это верный способ спасти ее от смертельных интриг французского двора. Что же, теперь придется наступить на горло своим принципам, отбросить прежние планы и подготовиться к непростому разговору с будущей невестой…В конце концов, она не первая девушка, которая выйдет замуж без любви, за человека намного старше себя и…Здесь голос рассудка захлебывался в горечи, тотчас наполнявшей его сердце. Та просьба Вероники, ее последняя воля: «Пусть у нее будет выбор, которого не было у нас, Марко…» Похоже, ему не удастся подарить этой девушке ту свободу, о которой мечтала ее мать. Но пока он жив, он сделает все, чтобы окружить ее заботой и вниманием, обеспечить ее будущее. Он дал себе обещание, что никогда не заявит на нее свои права, и не сделает ее затворницей, проводящей унылые дни за шитьем и Священным писанием в обществе несчастных венецианских жен. Она будет счастлива под его опекой, а если встретит честного юношу, которому захочет подарить свою любовь, он не станет препятствовать, как бы сильно не страдали его собственные чувства. Уверив себя в этом, сенатор Веньер отправил своего пажа за Беатрис.